Дальнейшее реформирование российской экономики требовало энергии и политической воли, и у новой правительственной команды они были. Тогда в Гонконге, на встрече в Центре конвенций с директором-распорядителем МВФ Мишелем Камдессю Чубайс даже предсказал, что через полтора года, по истечении действия имевшихся договоренностей, Россию и МВФ ожидает «полюбовный развод».

Делая этот смелый прогноз, Чубайс рассчитывал на успех еще не состоявшихся реформ и приватизации бывшей советской экономической махины. А ведь для реальной либерализации экономики его правительству предстояло ликвидировать газовую, электроэнергетическую и железнодорожную монополии, реформировать налоговую систему, установить контроль за исполнением бюджета министерством финансов (которое тогда напоминало настоящий «черный ящик») и выстроить надзор за банковским сектором. Но Чубайс считал, что общество в целом реформы поддержит, а в результате экономика станет более открытой и прозрачной, преступность резко снизится, суды обретут, как и в других странах, независимость и Россия станет наконец правовым государством, которое ставит права и интересы своих граждан превыше всего. Вряд ли он или кто-нибудь другой мог тогда представить, как мало на самом деле ему отведено времени и что свои реформы он только-только успеет начать, а пожинать их плоды ему будет не суждено вовсе…

О «разводе» Чубайс, конечно, обмолвился походя, но Камдессю его замечание все равно не понравилось, и даже присутствовавшие на встрече это заметили. Причем Камдессю насторожился вовсе не потому, что хотел видеть Россию вечным заемщиком МВФ (к тому же, совсем незадолго до этого, когда российская экономика еще дышала на ладан, фонд и его директор-распорядитель все-таки помогали ее спасать, а не сажать страну в долговую яму) [17] . Камдессю беспокоило другое. Он уже десять лет был директором-распорядителем МВФ, а до того руководил французским центральным банком и казначейством, и благодаря такому богатому опыту выработал какое-то «шестое чувство», особое чутье на ситуации, в которых страны, испытывая судьбу, рискуют зайти слишком далеко. Так что он, скорее, почувствовал, что в России на возможности рынка стали полагаться излишне смело и что представления самих россиян грешат чрезмерным оптимизмом. А Камдессю по опыту знал, что бывает, когда казавшаяся нерушимой экономика рушится под неожиданными ударами кризиса. События начала 1995 года в Мексике были еще свежи у него в памяти.

То гонконгское совещание МВФ проходило в самом центре Восточной и Юго-Восточной Азии – региона, в котором, казалось, искусство делать страны богатыми довели до совершенства. И даже еще в сентябре того рокового года среди участников преобладали беспечные настроения и некоторое самодовольство. А ведь вся система капиталистического обогащения должна была вот-вот обрушиться прямо у них под ногами. Уже два месяца прошло, как Таиланд был вынужден провести девальвацию. Уже обозначились серьезные трудности в Корее. Но многие по-прежнему воспринимали все это как проблемы местного характера. Камдессю же инстинкт подсказывал, что подобная беспечность опасна, и точно так же он реагировал и на Чубайса, который вдруг утратил осторожность, поддался общей эйфории и даже потом повторил свою мысль в публичном выступлении.

Меньше чем через год кризис из Азии перекинулся на Россию, цены на энергоносители рухнули, а следом и надежды Чубайса, и сам Чубайс, и рубль, и уже заодно с ними престиж МВФ. Соратник и первый заместитель Камдессю, блестящий Стэнли Фишер признавал, что этот провал российской экономической программы стал событием просто поразительным. Под неожиданными ударами извне обнажилась глубокая уязвимость страны, лишенной дееспособной политической структуры и жесткой налоговой системы, и к тому же обремененной долгами, значительную часть которых держали нерезиденты. Но даже и в этих условиях кризиса можно было избежать. Однако всякий раз, когда России предоставлялась возможность отступить на шаг от края пропасти и сделать выбор в правильном направлении, внутренние политические распри снова и снова путали все карты.

Что же все-таки привело Россию к кризису? Может ли такое повториться опять? Какую роль сыграли МВФ и стоявшие за ним западные правительства? На ком, в конечном итоге, вина за случившееся?

Чем больше пытаешься найти ответы на эти вопросы, тем больше возникает новых. Почему, например, Россия так и не провалилась в пресловутую «черную дыру»? Столько стран в аналогичной ситуации падали в пропасть, а Россия каким-то непонятным образом сумела отойти от края – как это объяснить? И почему практически все, в том числе большинство западных экспертов и сам МВФ, в корне неверно предсказали, что будет с Россией после кризиса?

В первую очередь все тогда ожидали краха валюты и развала национальной экономики, гиперинфляции и глубокой депрессии, вслед за которыми вполне могло лопнуть и знаменитое долготерпение российского народа. И это в стране с уязвленной национальной гордостью, нарушенными цепочками управления и ядерными арсеналами. Хуже сценарий вряд ли придумаешь.

Тревогу начали бить и в России, и за ее пределами. А катастрофы – так и не случилось. Несмотря на то, что никаких экстренных займов стране не предоставили, а иностранные инвесторы вообще дружно отвернулись от России, словно она в одночасье стала парией. И внутри страны, и за рубежом критики дружно набросились на правительство Ельцина и на Чубайса, обвинив их в том, что они – то ли невольно, то ли вполне сознательно – втянули всех в финансовую яму и нарушили все свои обещания относительно экономических реформ. В правительстве царила полная неразбериха, Кремль в основном отмалчивался, банковская система (во всяком случае, то, что тогда ею считалось) развалилась, а налоговые поступления опустились ниже всех вообразимых пределов. Все ждали серьезных политических последствий. МВФ, казалось, бросил Россию на произвол судьбы.

А катастрофы – не случилось.

Но самое удивительное даже не это. Всего через несколько месяцев, вопреки всем мыслимым пророчествам, российская экономика вдруг снова пошла в рост. В 1999 году реальный ВВП вырос на 6,3%, в 2000 году и вовсе совершил рывок в 10%. В 2001 году, когда во всем мире началось замедление темпов роста, в России они составили 5,1%. А в 2002-м – 4,7%, и это был один из самых высоких показателей среди крупнейших экономик мира, лишь немногим хуже, чем тогдашний рост в Китае. Еще до того, как Владимир Путин стал сначала премьер-министром, а потом президентом, ситуация стала улучшаться, причем не только в Москве и других крупных городах, но и далеко за их пределами. А начиная с 2000 года реальный ВВП в среднем рос на 7% в год.

Запад, тем не менее, по-прежнему обращался с Россией снисходительно, а то и просто высокомерно, по любым поводам – будь то война в Чечне, или ограничения для СМИ, или непонятные мифы о российской мафии, или даже сама экономика. В 1999 году один за другим отгремели скандалы по поводу отношений между Россией и МВФ, что только усугубило напряженность и взаимную подозрительность в их отношениях.

К началу 2000 года, после вала критических выступлений в СМИ и постоянного политического давления со стороны правительств стран – членов МВФ, фонд и вовсе прекратил работу с Россией. Всемирный банк продолжал выказывать добрые намерения – его тогдашний президент Джеймс Вулфенсон совершал частые визиты в Москву – но никаких существенных последствий на рабочем уровне они не имели. Когда в начале 2001 года на пост президента в США вступил Джордж Буш, Россию все еще считали страной, которой можно пренебречь.