Тем временем Кремль свою программу действий осуществлял гораздо более энергично. Уже в начале июня министр обороны Сергеев объявил о радикальной реструктуризации и сокращении вооруженных сил. Стало известно о трениях между министерством и генштабом, и в сентябре на место Сергеева был назначен Сергей Иванов, первый гражданский человек на посту министра обороны в истории страны [237] .

Путин обнародовал план, призванный обеспечить справедливое применение законов по всей стране (от регионов требовалось привести свое законодательство в соответствие с федеральным), и предложил обширную реформу верхней палаты Федерального собрания. В мае он назначил своих полномочных представителей и разместил их в семи вновь созданных административных округах, соответствующих уже существовавшим военным округам, на которые поделена вся страна. Задача представителей президента заключалась в том, чтобы обеспечивать соответствие местных законов федеральному законодательству и рассматривать жалобы на действия представителей правительства и госучреждений на вверенной им территории. Наконец, в начале сентября он удалил губернаторов из Совета Федерации, создав для них новый орган – Государственный совет.

Получил Путин и первое напоминание о том, насколько трудно, даже при наличии политической воли, добиться практического осуществления своей политики. Яркий пример, имевший место в начале его первого срока, проиллюстрировал одну из главных мыслей данной книги – о том, что власть в государстве была недееспособна и федеральный центр часто не мог осуществлять контроль даже за теми процессами, которые считал приоритетными.

После победы на выборах Путину необходимо было решительно продемонстрировать стране свои намерения, дать определенные политические сигналы. Было ясно, что в остававшееся до начала летних каникул время провести через Думу совершенно новые законопроекты нереально. Поэтому Путин выбрал уже находившееся на рассмотрении земельное законодательство. В Думе работали над несколькими вариантами Земельного кодекса, лишь один из которых являлся либеральным, и президент дал правительству поручение в приоритетном порядке заняться принятием именно этого документа. Но за его указанием так ничего и не последовало. А выбранный им закон был в конце концов принят Думой только год спустя, да и то после его личного вмешательства. Процесс дачи указаний, идущих вразрез с интересами влиятельных группировок, да к тому же адресованных некомпетентным бюрократам, Путин сравнил с литьем воды на песок.

Другим, уже более тревожным примером слабости государства стал арест предпринимателя Владимира Гусинского. 13 июня 2000 года его пригласили для дачи показаний в Генеральную прокуратуру и задержали. Некоторые детали ареста Гусинского до сих пор остаются не до конца ясными, но по-прежнему считается, что Путина и, по крайней мере, часть высшего руководства страны этот арест застал врасплох. Вопрос о нем Путин услышал от иностранного журналиста во время посещения музея Прадо в Мадриде. В ответ он попытался отшутиться и сказал, что тот, кто отдал этот приказ, оказал ему плохую услугу; сегодня ясно, что он тогда очень, очень мягко выразился. Естественно, и в России, и, особенно, за рубежом за Путиным еще больше укрепился образ циничного и авторитарного правителя. Причем разговоры об удушении свободной прессы, спровоцированные судебным преследованием телекомпаний НТВ и ТВ6, были еще впереди.

Через три дня после задержания Гусинского выпустили, и вскоре после этого он покинул страну. Рассказ о судьбе Гусинского (и остальных олигархов) не входит в задачи данной книги, и этот эпизод я привел лишь с целью проиллюстрировать проблему, с которой Кремль сталкивался при исполнении его указаний подчиненными всех уровней.

Но не все новости были такими плохими. Кудрин и Минфин занимались проектом Налогового кодекса, и Дума уже рассмотрела большую часть текстов. Оставалось разобраться с многочисленными поправками, и до завершения продленной весенней сессии в результате авральной работы удалось провести текст Части II, которая определяет структуру налогов и их ставки. Успеть было важно для того, чтобы привести проект бюджета на следующий год в соответствие с новым законодательством. Если бы закон не был принят вовремя, то еще один год был бы упущен.

А так в результате введения с 1 января 2001 года единой ставки подоходного налога на уровне 13% Россия превратилась в некотором роде в налоговый рай [238] . Правда, сохранялись высокие налоги на фонд оплаты труда, на прибыль и на добавленную стоимость, а также высокие акцизы и некоторые другие налоги.

Правительство, повторюсь, очень долго раскачивалось, и это было неожиданно. Ведь Путин еще прошлым летом был премьер-министром, а с января и вовсе стал исполняющим обязанности президента. К тому же, его победа на предстоявших выборах ни у кого не вызывала сомнений. Касьянов получил назначение на должность исполняющего обязанности председателя правительства в январе, и можно было предположить, что оставшееся до выборов время и он, и Путин потратят в первую очередь на выработку стратегии и подбор кадров, чтобы сразу после выборов быстро расставить людей по местам и без лишних проволочек приняться за решение первоочередных задач. Но на деле вплоть до конца августа Белый дом лишь «пробил» через парламент Налоговый кодекс, и только ближе к сентябрю новое правительство обозначилось наконец в своем окончательном виде.

Было очевидно, что, в отличие от предыдущих правительств, Минфин в разработке экономической политики ведущую роль больше не играл. Ему по-прежнему отводилась главная контрольная функция, а в подготовке и исполнении бюджета его роль даже возросла (особенно в связи с тем, что Казначейство под руководством грозной Татьяны Нестеренко начало работать в полную силу), но в решении стратегических вопросов влияние министерства явно уменьшилось. Отчасти это отражало опыт работы с финансами самого Касьянова и работников его секретариата. Отчасти это произошло потому, что из Минфина ушли некоторые ведущие сотрудники: Любовь Куделина получила назначение в Министерство обороны, Аркадий Дворкович перешел в Министерство экономического развития, Вьюгин и вовсе к тому времени уволился. К тому же, Сергей Игнатьев и некоторые другие высокопоставленные руководители предпочитали работать с техническими вопросами, а политических старались избегать. Наконец, Кудрин, руководитель знающий и добросовестный, занимался в первую очередь бюджетом, а в более общих делах финансовой политики чувствовал себя не совсем уютно. Правда, он, как и Касьянов и многие другие, со временем, по мере накопления опыта, овладел и этим искусством.

Вот лишь одна иллюстрация. Во время одной из наших с ним бесед в июле 2000 года обсуждался вопрос о создании агентства по управлению госдолгом и возможные кандидаты на должность его начальника, а также более широкие вопросы, касавшиеся разблокирования счетов типа «С» в Центральном банке, отмены обязательной продажи валютной выручки и некоторых других устаревших нормативных требований. Кудрин тогда согласился, что все эти меры в административном плане несложные, логичные и своевременные. Но в то же время он считал долговое агентство чисто касьяновским проектом и не относил его к числу своих приоритетов, и полагал, что к остальным вопросам надо было подходить очень осторожно, особенно в связи с тем, что Дума пыталась тогда ограничить независимость ЦБ.

Центр стратегической мысли со всей очевидностью переместился в Министерство экономического развития, где под руководством Грефа его заместители Набиуллина и Дворкович приступили к практическому осуществлению и дальнейшему развитию рекомендаций, ранее выработанных в ЦСР. В оперативном плане министерство особо важной роли не играло, но в выработке экономической политики оно заняло ведущую позицию.

Когда в конце июля новое правительство начало постепенно функционировать, МВФ приступил к обсуждению с ним программы, которую фонд мог бы поддержать. Возродить уже согласованный ранее пакет было очень трудно, поскольку оставалось много нерешенных спорных вопросов, в первую очередь добавленные «Большой семеркой» к программе 1999 года условия усиления прозрачности (во многом это касалось работы Центрального банка). И в любом случае обсуждения в основном велись вокруг того, что делать с грядущим из-за столь сильного платежного баланса макроэкономическим дисбалансом. Цены на нефть продолжали расти, хотя импорт по-прежнему не рос. О состоянии платежного баланса велась долгая дискуссия с Игнатьевым, который старательно отстаивал ту точку зрения, что долго нынешнее состояние баланса сохраняться не может [239] .