Думал за это время: 1) к Повести Фридрихса. Перед самоубийством — раздвоение: хочу я или не хочу? Не хочу, вижу весь ужас, и вдруг она в красной паневе, и всё забыто. Кто хочет, кто не хочет? Где я? Страда[ние] в раздвоении, и от этого отчаяние и самоубийство.

2) Определение любви, стремление к любви — нельзя выражать тем, чтобы любить самому — этого нельзя себя заставить делать, а в том, чтобы устанавливать любовь, согласие между людьми; так что своя любовь, согласие само собой подразумевается — включено в это.

54 К послесл[овию]. Если же пал или пала, то знать, что искупления этого греха нет иного, как 1) освободить[ся] вместе от соблазна похоти и 2) воспитать детей слуг Богу. —

55 3) Тщеславие есть первое, самое грубое орудие совершенствования — орудие против животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства. И это трудно. — Боголюбие больше не знаю.

56 Теперь 9 часов, иду наверх. Золот[арев] спит.

1 Мая. Если буду жив.

[5 мая. Пирогово.] Писал письма, сеял и пахал. 2-го. Писал статью о пьянстве и кончил. Очень устал, вечером пахал, очень устал, лихорадочное состояние. 3-го поправил статью и поехал с Машей в Пирогово. Поздно приехали. Опять лихорадка. 4-го. Дурно спал и ничего не делал. Вечером ходил до Ржавы и назад. Очень нездоровится.

57 Сегодня 5 мая. Пирогово. 90. Встал рано, слаб. Немного яснее в голове. Сережа не пьет и не курит два месяца. И замечательная ясность головы. Вчера думал к статье о пьянстве. 1) Человеку нужно разрешить нечто трудное, чтобы идти вперед, надо осветить, и вот он затемняет наркот[иками]. 2) Человек упирается в то же затруднение и не разрешает. Для движения вперед нужна ясность, ее-т? затемняют. 3) Нужно самое острое, его-то сшибают. —

Единственн[ое], во что можно верить, это то, что добро — добро, что его можно и должно делать без награды.

Обращение к Б[огу] как к личности нужно, когда сам себя чувствуешь слабым — личностью; когда силен — не чувствуешь себя личностью и живешь, когда слаб — только просишь. Лицо — прости, помоги мне, лицу.

9-го Мая 1890 г. Пирогово.58 Всё болен. Идет не лучше. Нынче думал:

1) Многие из тех мыслей, которые я высказывал последнее время, принадлежат не мне, а людям, чувствующим родство со мною и обращающимся ко мне с своими вопросами, недоумениями, мыслями, планами. Так основная мысль, скорее сказать, чувство, Крейцеровой Сонаты принадлежит одной женщине, славянке, писавшей мне комическое по языку письмо, но замечательное по содержанию об угнетении женщин половыми требованиями. Потом она была у меня и оставила сильное впечатление. Мысль о том, что стих Матфея: если взглянешь на женщину с вожделением и т. д. относится не только к чужим женам, но и к своей, передана мне англичанином, писавшим это. И так много других.

2) Поразительная противуположность между отношением людей к двум отделам знания: тем, что называется нравственным учением, религией даже, и тем, что любят называть наукой. Люди, далеко ушедшие в первом разряде знаний — нравственном учении, большей частью образцами своими ставят предшествующих учителей: Менций — Конфуция, Платон — Сократа, Будда — Браминов, Христос — Исаия. Учители эти всегда считают себя ничего не знающими (Сократ прямо говорит это). Мудрость свою считают перешедшей к ним от предков; свою же ничтожною. Совершенно противоположно смотрят люди так называемой науки: им всегда кажется, что до них никто ничего не знал. Что только теперь наука находится в обладании, если не всей, то такой доли истины, о которой не смели мечтать предшествующие. Если человек науки вспомнит о том, как смотрели предшествующие люди науки же на мироздание, на устройство человеческого тела, на происхождение мира и того, что его наполняет, и проч[ее], то он так уверен что ошибались все предшествующие, но не он, что не может не презирать всей научной деятельности, кроме своей, своего времени.

Совершенно обратное в области нравственных учений: христианин, буддист, конфуцианец не может не презирать себя и учения своего времени.

И в самом деле: в научных знаниях могут быть такие перевороты, как признание элементов и теории химии, земля центр мироздания и земля же крошечный спутник одного из бесчисленных солнц; — до мелочей: спасительность кровопускания и губительность его.

В области же нравственных учений этого нет, не было и не может быть: Будда, Христос (были ли они в действительности или не были, это всё равно) остаются для нас теми же идеальными совершенствами, выше которых мы ничего не можем себе представить. Я не говорю, разумеется, о тех диких людях не понимающих нравственного величия Христа59 и считающих себя учеными, которые воображают себе, что если бы Христос был революционером, и вероятно Будда тем, чем хотели, чтобы он был, то было бы гораздо лучше.

10 Мая. Вчера стало лучше. Привезли доктора Рудн[ева]. Он верно определил болезнь — воспаление 12-п[ерстной] кишки, а не желтуха от заткнутия протока. Лучше ничего не знать, чем знать неточно, как я. — Провел весь день хорошо, читая: Гигиену Нимара и об еврействе. Какое отвратительное дело имярек-филъство. Я сочувствовал евреям, прочтя это — стали противны. Прелестно и нужно для статьи о пьянстве слова Лесинга: «Многие люди перестают думать тогда, когда думанье начинает быть трудным». Я прибавил бы — и плодотворным. — Нехорош я — мало любви.

11 Мая. Пирогово. 90. Если буду жив. Было время, что я начал думать: не умираю ли? и никакого страха, слава Б[огу]. Только страх: как бы не умереть дурно. — Диета строгая нужна всем. Об еде — книга нужна.

[18 мая. Я. П.] 11. Тоже жив, в Пирогове. Было лучше. 12-го, помнится, поехали. Накануне приехал милый Хилков и с нами поехал в Ясную. Я его полюбил еще больше. Я и говорю ему: ему предстоит теперь превозмочь славу людскую. Ему есть чем превозмочь. 13-го. Приехали Кузминские и уехал Хилков. 14-го стало опять худо. Целый день и ночь очень болело, и не спал. Был доктор. 15-го, 16, 17, лучше. Ничего не ем, только жидкое. Духом бодр и добр.