Так как он все равно раз в неделю ходил в кинематограф, то в субботу он взял ее с собой, надеясь, что этим отделается. Незаметно, на приличном расстоянии, оба в новых кепках и красных башмаках, братья потекли вслед,-- и на этих сомнительных улицах, в пыльных этих сумерках, были сотни людей как они, но только один Романтовский.

В продолговатом зальце уже мерцала ночь -- лунная ночь собственного производства,-- когда братья, таясь и сутулясь, сели в задний ряд. Где-то впереди чуялось томительно-сладостное присутствие Романтовского. Анне по дороге ничего не удалось выудить из неприятного спутника, да и не совсем понимала она, чего Густаву от него нужно. Пока они шли, ей хотелось зевать от одного вида его худобы и грусти. Но в кинематографе она о нем забыла, прижавшись к нему равнодушным плечом. Призраки переговаривались трубными голосами. Барон пригубил вино и осторожно поставил бокал -- со стуком оброненного ядра.

А потом барона ловили. Кто бы узнал в нем главного мошенника? За ним охотились страстно, исступленно. Со взрывчатым грохотом мчался автомобиль. В притоне дрались бутылками, стульями, столами. Мать укладывала спать упоительного ребенка.

Когда все кончилось, и Романтовский, споткнувшись, вышел в прохладу и мрак, Анна воскликнула: "Ах, это было чудно!.."

Он откашлялся и через минуту сказал: "Не будем преувеличивать. Все это на самом деле -- гораздо скучнее".

– - Сам ты скучный,-- возразила она хмуро, а потом тихо засмеялась, вспомнив миленькое дитя.

Сзади, все на том же расстоянии, текли за ними братья. Оба были мрачны. Оба накачивались мрачной энергией. Антон мрачно сказал:

– - Это все-таки не дело -- гулять с чужой невестой.
– Особенно в субботний вечер,-- сказал Густав. Пешеход, поровнявшись с ними, случайно взглянул на их лица и невольно пошел скорее.

Вдоль заборов ночной ветер гнал шуршащий мусор. Места пустынные и темные. Слева, над каналом, щурились кое-где огоньки. Справа наспех очерченные дома повернулись к пустырю черными спинами. Через некоторое время братья ускорили шаг.

– - Мать и сестра в деревне,-- говорила Анна тихо и довольно уютно среди мягкой ночи.-- Когда выйду замуж, может быть съездим туда к ним. Моя сестра прошлым летом... Романтовский вдруг обернулся.

– - Прошлым летом выиграла в лотерею,-- продолжала Анна, машинально оглянувшись тоже.

Густав звучно свистнул.-- Ах, да это они!
– - воскликнула Анна и радостно захохотала.-- Ах-ах, какие!..

– - Доброй ночи, доброй ночи,-- сказал Густав торопливым запыхавшимся голосом.-- Ты что тут, осел, делаешь с моей невестой?
– - Ничего не делаю, мы были...

– - Но-но,-- сказал Антон и с оттяжкой ударил его под ребра.

– - Пожалуйста, не деритесь. Вы отлично знаете...
– Оставьте его, ребята,-- сказала Анна со смешком.
– - Должны проучить,-- сказал Густав, разгораясь и с нестерпимым чувством предвкушая, как он тоже сейчас по примеру брата тронет эти хрящики, этот хрустящий хребет.

– - Между прочим, со мной однажды случилась смешная история,-- скороговоркой начал Романтовский, но тут Густав принялся в ребра ему ввинчивать, ввинчивать все пять горбов своего огромного кулака, и это было совершенно неописуемо больно. Отшатнувшись, Романтовский поскользнулся, чуть не упал, упасть значило бы тут же погибнуть.

– - Пускай убирается,-- сказала Анна. Он повернулся и, держась за бок, пошел вперед, вдоль темных, шуршащих заборов. Братья двинулись за ним, почти наступая ему на пятки. Густав, томясь, рычал, это рычание вот-вот могло превратиться в прыжок.

Далеко впереди сквозил спасительный свет -- там была освещенная улица,-- и хотя должно быть это горел всего один какой-нибудь фонарь, она казалась, эта пройма в ночи, изумительной иллюминацией, счастливой, лучезарной областью, полной спасенных людей. Он знал, что если пуститься бежать, то все будет кончено, ибо невозможно успеть добежать; надо спокойно и ровно идти, так может быть дойдешь, и молчать, и не прикладывать руки к горящему боку. Он шагал, по привычке взлетая, и казалось, он это делает нарочно, чтобы глумиться,-еще пожалуй улетит.

Голос Анны: -- Густав, отстань от него. Потом не удержишься, сам знаешь,-- вспомни, что раз было, когда ты с каменотесом...

– - Молчи, стерва, он знает, что нужно! (Это голос Антона).

Теперь до области света, где можно уже различить и листву каштана, и кажется тумбу, а там, слева, мост,-- до этого замершего, умоляющие света,-- теперь, теперь не так уж далеко... Но все-таки не следует бежать. И хотя он знал, что это оплошно, гибельно, он помимо воли, внезапно взлетев и всхлипнув, ринулся вперед.

Он бежал и будто хохотал на бегу. Густав его настиг в два прыжка. Оба упали, и среди яростного шороха и хруста был один особенный звук, скользкий, раз, и еще раз -- по рукоять,-- и тогда Анна мгновенно убежала в темноту, держа в руке свою шляпу.

Густав встал. Романтовский лежал на земле, кашлял и говорил по-польски. Все оборвалось.
– - А теперь айда,-- сказал Густав.-- Я его ляпнул.
– - Вынь,-- сказал Антон.-- Вынь из него.
– - Уже вынул,-- сказал Густав.-- Как я его ляпнул! Они бежали, но не к свету, а через темный пустырь, а когда, обогнув кладбище, вышли в переулок, то переглянулись и пошли обычным шагом.