Они вскоре удалились, по счастью, не успев надоесть. Пользуясь отсутствием шефа, половина конторы рассосалась по своим делам. Кто-то обсуждал последние новости, кто-то рассказывал приснившийся сон о смерче в нашем офисе. Вейсман выглядел почему-то так, словно не спал три дня. Никто не работал, только зам. шефа Лидия Трифонова безуспешно напоминала всем, что время рабочее, и день завтра газетный. Я знал это, но не отреагировал.

Лень в нашей конторе — не грех, а совершенно необходимое метафизическое средство нейтрализации кипучей энергии руководящих дураков.

13 марта. 8.30.

Я раскрыл глаза и увидел, что утренний свет уже пробрался в щели оконной портьеры и лежал на подушке. Этой ночью мне снова приснился Сон. Я называю его именно так, с прописной, не потому что в нём есть что-то удивительное, просто он постоянно повторяется. Я видел его не менее десяти раз.

Мне снится улица в незнакомом городе. Я подхожу к дому, помпезному, старой постройки, давно уже нуждающемуся в ремонте. Захожу в подъезд, уверенно позвякивая ключами, поднимаюсь, кажется, на четвёртый этаж. Открываю дверь с хозяйской небрежностью. У квартиры, с высокими потолками и лепниной, с анфиладой огромных комнат, набитых тяжёлой старинной мебелью, нежилой вид, точно я не был здесь многие годы. Тем не менее, я уверен, что это моя квартира, и я когда-нибудь вселюсь в неё. Во сне я обязательно прохожу по всем комнатам и планирую, какую мебель вынесу отсюда, и как расставлю оставшуюся. Квартира всегда кажется мне желанной, но слишком большой. Потом я просыпаюсь.

Так было и на сей раз. Я снова миновал прихожую, по которой впору было ездить на велосипеде, прошёл по анфиладе залов, заглянул в две ванные. Квартира требовала ремонта. Обои в комнатах местами выгорели, казались блеклыми, а в ванной проржавели трубы. Я непременно наведу здесь порядок, подумал я и проснулся.

Я не мастер разгадывать сны, да и не до снов мне, признаться. В конторе у нас настоящий сумбур. Дело в том, что мой дорогой шеф, пока была надежда на его выздоровление, упорно твердил следователям, что не знает, кто мог напасть на него, что он абсолютно никого не видел у подъезда и просто ощутил удар по затылку, а после ничего не помнил.

Как я теперь понимаю, он полагал, что, поправившись, сможет сам разобраться с нападавшим. Однако после ампутации обеих ступней и нескольких операций на глазах, что-то случилось с его памятью, и он неожиданно припомнил, что напавший на него мерзавец, хоть и подскочил сзади и в темноте, тем не менее, кое-что проронил. Просто из-за обморока Викентий это на некоторое время забыл, а потом вспомнил, что покушавшийся обозвал его нецензурно и припомнил именно Риту. Впрочем, не буду хулить больного. Может, и вправду вспомнил?

Таким образом, подозрения локализовались на нашей конторе. Латынина не имела братьев, и попытаться отмстить за неё мог только тот, кто знал ситуацию. Следовательно, это был мой сослуживец.

Собственно, меня это не коснулось: Габрилович твёрдо сказал, что слышал не мой голос, к тому же показал, что незадолго до нападения был у меня. Машины во дворе моего дома не было, значит, она была в гараже, он же сразу после разговора со мной по пустой трассе поехал к себе, и как раз у подъезда его поджидали. Я не мог опередить его.

Я чуть не прослезился. Подобное заявление было удивительной любезностью со стороны шефа. Разборки и выяснения, где я был и что делал вечером в понедельник, отняли бы у меня много времени. Но остальные? Подозревать двух наших пенсионеров — верстальщика Романа Витензона или водителя шефа Мишу Докучаева? Смешно. Но тогда оставались Шурик Фирсов, который был на форуме в Ставрополе, и Борис Кардаилов, обременённый тремя детьми, профсоюзный бог, массовик-затейник, не дурак выпить и закусить, к тому же — постоянный прилипала шефа. Зачем ему калечить Габриловича? И наконец, Борис Вейсман. Ему-то что за дело до Риты, чтобы мстить за неё?

14.00

Наконец-то. Господи, наконец-то! Ты сжалился надо мной, несчастным, наполнив меня Своим одухотворяющим дыханием! Теперь в зеркале я не похож на манекен: мечтательно улыбаюсь и обретаю дивное благодушие. Я позабыл сказать — я вообще-то писатель, в некотором роде Мастер без Маргариты, которую мне вполне заменяет Гай Фелицианус.

Сегодня меня наконец озарило. Месяц кошмара без писанины, хандра и сплин, — теперь вспоминаются смутно, отодвигаясь по шкале времени в туманные дали. Дух отрицания на службе галлюцинаций, беспочвенные тревоги, сумеречные гримасы, неврозы, путаные цепочки рассуждений, по которым пропускают затравленную логику, злые суждения и мизантропия, мрак, жуть и заупокойные молитвы, — всё это кончается как по волшебству.

Теперь мне подлинно жаль бедняжку Маргариту, мой босс кажется законченной свиньёй, а я сам себе — бесчувственной скотиной. А это значит, что я снова различаю добро и зло, я снова оживаю.

Вообще, идея нового романа приходит неожиданно, сваливаясь на голову как внезапный ливень, и она, как не парадоксально, снова выталкивает меня из мира людей, но погружает не в пустоту, а в дивный мир иллюзий. Погружение тоже, в общем-то, иллюзорное, но я откровенно счастлив.

Я открываю чистый лист на мониторе. Наконец-то. Как я обожаю его, блаженное томление духа, знакомый трепет в пальцах, ощущение полёта и силы... Die selige Sehensucht, святое вдохновение! Я снова обуян Божественным Духом, его дыхание струится через меня и одухотворяет! Гай Фелицианус смотрит на меня загадочными золотисто-зелёными глазами и умиротворённо мурлычет, помахивая в разные стороны кончиком чёрного хвоста.