– О-о-о-ф-ф! – воскликнул он. – Если бы нам пришлось слышать такое очень часто, то мы сошли бы с ума! Это мучительно!

– Возможно, – проворчал Хул Джок. – Но я уже сошел с ума – сошёл с ума от любопытства! Пойдёмте.

Он был командиром. Мы пошли, предоставив нашему Эфир-Торпу возможность самому позаботиться о себе. Никогда больше мы не вели себя так глупо.

Мы продвигались осторожно, вытянувшись в линию, чтобы один держался в пределах видимости второго. Шум доносился с северной стороны равнины, и мы направились туда. Хорошо, что нас скрывали деревья и кусты!

Все как один, мы внезапно остановились, сбились в кучку и уставились вперёд с изумлением, недоверием и ужасом.

Мы вышли из зарослей высокого кустарника, перед нами лежало открытое пространство, простиравшееся до подножия высоких скал, отвесно поднимавшихся примерно на высоту десятикратного роста высокого мужчины.

На полпути к вершине располагался широкий каменный выступ, тянувшийся по всей поверхности утеса от западного конца до восточного, и через равные промежутки там виднелись большие прямоугольные проемы, запечатанные или прикрытые дверями из какого-то тускло поблескивающего металла свинцового оттенка.

А все пространство между краем зарослей кустарника и подножием скалы было занято теми же самыми отвратительными чудовищами, с которыми мы сталкивались ранее! Они лежали, по-видимому, в ожидании, поскольку все их внимание было сосредоточено на выступе скалы, возвышавшемся высоко над ними.

Дверь на западном конце выступа открылась, и оттуда появилась процессия. Наконец мы нашли …

– Великая Сила Жизни! – выдавил из себя Мор Аг. – Эти существа – не езмляне!

И он был прав. Езмля никогда не создавала таких существ, как те, что мы увидели в тот момент!

У них были лица, и у них не было лиц! У них была форма, и они были бесформенны! Как я могу описать то, что не поддается описанию? Мы привыкли к конкретным, целостным, постоянным типам форм и лиц, а эти были в некоем зачаточном состоянии! Их облик ни на минуту не сохранял постоянства. Они удлинялись, сжимались и распухали. В какой-то момент нижняя часть одного из этих существ, по-видимому, исчезла, в то время как верхняя оставалась видимой, а потом ситуация изменилась на противоположную. Или передняя часть мгновенно исчезала, оставляя видимой только заднюю часть, чтобы тут же повторить всё в обратном порядке. Или левая сторона исчезала, оставляя видимой правую сторону; в общем, представляйте дальше сами! Я рассказал достаточно!

У меня закружилась голова; Мор Ага они раздражали, потому что он не мог придумать названия для подобного; они привели Хула Джока в ярость, он горел желанием наброситься на всю эту толпу и разорвать её в клочья– он не мог бы сказать почему, но их вид вызывал у него именно такие чувства.

Рон Ти испытывал легкое любопытство; Вир Дакс сгорал от желания изучить подобных существ. Владычица Блаженства, избавь меня от любопытства таких, как Вир Дакс, и его методов изучения!

Только Тодж Кул и Лан Апо остались невозмутимыми; Тодж Кул, потому что был дипломатом, а значит, ни в коем случае не мог быть ничем поражен или удивлён. А Лан Апо был полон презрения; ибо, глядя на них, он понимал, что любая раса, столь изменчивая в телесном отношении, неизбежно должна быть изменчива и в умственном, а он не испытывал ничего кроме презрения к лжецам любого рода. Странный аргумент, странный стимул для храбрости, но, возможно, не хуже любого другого!

У этих существ было только одно постоянное свойство – и даже оно изменялось. Они были серебристого цвета, и они были черными, того типа черноты, которая чернее черного. Позже мы узнали, что это были за существа и откуда они пришли, чтобы досаждать Езмле своим присутствием.

Они выстроились в ряд на приличном расстоянии от края выступа, а затем из той же двери, из которой вышли они, появилась другая процессия, или, скорее, беспорядочная толпа. Это были, как сразу же заявил Мор Аг, несомненные езмляне. Но как же низко пала эта некогда мудрая и могущественная раса! Ибо эти люди были немногим лучше скотов. Обнаженные, с сгорбленными спинами, склоненными головами, съежившиеся, с неуклюжей походкой, со спутанными волосами и бородами – по крайней мере, у мужчин – и совершенно раздавленные, сломленные, опустошенные!

На всех обитаемых планетах давно ходила поговорка: «Прекрасны, как женщины Езмли»; но женщины, увиденные нами тогда, были, пожалуй, даже более жалкими, более деградировавшими, чем мужчины.

Нам, смотревшим на этих несчастных, многое стало ясно. Какие-то существа, пришедшие откуда-то, поработили некогда могущественную расу, не имевшую равных во всей Вселенной – и вот, вот во что они превратились в итоге.

Хул Джок переступил с ноги на ногу и беспокойно зашевелился, издавая гортанное злобное рычание. Несмотря на свирепый вид нашего великана, сердце у него было как у маленького ребенка или у милой девчушки, нежное, ласковое и сопереживающее там, где несправедливость или притеснение осмеливались поднять свои уродливые головы. А здесь, как было совершенно очевидно, оба этих демона, рожденных в преисподней, усердно потрудились.

Толпа езмлян остановилась на самом краю выступа, сгруппировавшись, примерно в центре длинной шеренги тех, названия которым мы не могли подобрать. И пока езмляне, воплощения отвращения, стояли там, находящиеся на земле твари устремили свои злобные взоры на несчастных созданий, их треугольные рты широко раскрылись, и порождённый всем этим множеством отвратительных сгустков, в наши скорчившиеся, дрожащие, измученные барабанные перепонки ударил тот самый сводящий с ума диссонирующий звук, слышанный нами ранее, еще до того, как мы покинули Эфир-Торп.