Стремительная «Ракета» замедлила бег, слегка задрожала, вздымая на изумрудно-прозрачной поверхности воды белую пузырчатую пену, и медленно, точно горделивый лебедь, поплыла навстречу причалу. Срезанные кораблем волны торопливо одна за одной побежали к берегу, жадно облизывали его шершавый гранит и обиженно отскакивали обратно, чтобы через минуту снова повторить свой лихой набег.
Откуда-то из морских глубин, как сказочная русалка, выкатился огненный шар восходящего солнца – выше, выше, пока не взобрался на деревья дальнего леса.
Стремительная «Ракета» замедлила бег, слегка задрожала, вздымая на изумрудно-прозрачной поверхности воды белую пузырчатую пену, и медленно, точно горделивый лебедь, поплыла навстречу причалу. Срезанные кораблем волны торопливо одна за одной побежали к берегу, жадно облизывали его шершавый гранит и обиженно отскакивали обратно, чтобы через минуту снова повторить свой лихой набег.
Откуда-то из морских глубин, как сказочная русалка, выкатился огненный шар восходящего солнца – выше, выше, пока не взобрался на деревья дальнего леса.
С левого борта приближался Таврическ. Весь из красного и силикатного кирпича с цветной керамической облицовкой, похожей на украинские вышитые рушники. Он приподнялся над густой зеленой завесой садов и парков и пристально вглядывался всеми своими окнами в безбрежную даль. Город как бы сбегал к воде, доверчиво подставляя морским ветрам свое лицо.
Картина была настолько великолепной, что, может быть, впервые в жизни я обиделся на природу, которая не наградила меня умением рисовать. Впрочем, времени на это все равно не оставалось: мы причалили, и мне пришлось поторопиться к сходням, где меня ожидал давний знакомый, архитектор Евгений Леонидович Иванов. Он вызвался сопровождать меня по городу, знакомому мне только по его собственным восторженным рассказам, и с ходу принялся исполнять свои добровольные обязанности гида.
…В гербы многих городов мира внесены изображения их основателей. В одних случаях это мифические боги и богини, в других – сказочные животные, в третьих – вполне реальные князья и цари. Что же касается Таврическа, то эмблемой для него, если когда-нибудь учредят герб, должен стать самолет. Потому что первыми заложили его… летчики. Пролетая над иссушенными таврическими степями, там, где весело плещется сейчас Каховское море, они заметили, что стрелки авиационных магнитных приборов здесь начинают «нервничать», лихорадочно метаться по шкале и терять свою обычную точность.
Пилоты подали сигнал геологам: а не копнуть ли здесь поглубже, не прощупать ли внимательнее пульс матушки земли?
Догадки подтвердились. Не зря капризничала самолетная аппаратура: она безошибочно навела исследователей на бесценные дары природы. Тут затаились в ожидании хозяина богатейшие залежи руды с 65-процентным содержанием железа. Ее можно без дополнительной обработки отправлять прямо в мартены.
Так на руде вырос Таврическ – город солнца, воздуха и зелени. Перед этим тройственным союзом, скрепленным волей и трудом человека, отступили даже властители степей – песчаные бури и северо-восточные ветры. Его построили так, что злые суховеи обтекают город, словно встречные вихри – стреловидные самолеты.
Таврическ стоит на высоком плато, напоминающем постамент, у подножия которого тихо плещутся волны. К ласковому голосу морского прибоя присоединяется воркующий шепот деревьев Приморского парка – любимого места отдыха местных жителей. В удобных креслах-качалках можно почитать, на открытой эстраде – посмотреть веселое представление, в плавательном бассейне – выкупаться в хвойной воде, в кафе – «заморить червячка».
С набережной в город ведет широкий бульвар, тоже окаймленный зеленью. Ничего, что до него высоковато: тому, кто не осилит сотни гранитных ступенек, поможет эскалатор.
Вот мы и добрались до центра. Тут расположились все основные городские сооружения: административные, культурные, торговые, бытовые. Несколько многоэтажных зданий башенного типа поражают удивительным сочетанием спокойной деловитости с праздничностью. Вместе с окружающими их четырех- и пятиэтажными домами они составляют звонкую и радостную архитектурную симфонию.
Все сконцентрировано в одном месте: если у тавричани-на есть какое-либо дело в нескольких организациях и учреждениях, ему незачем бегать по всему городу; если ему нужно сделать покупки, то он может, не выходя из Дома торговли, приобрести все: от костюма до домашней снеди; если его привлекла афиша фильма или спектакля, он найдет рядом кинозал или театр. Кстати, приблизительно так застроены и микрорайоны, где есть «свои» школы, больницы, ателье, дворцы культуры, стадионы, различные учреждения.
И вот что странно: бродим мы с Евгением Леонидовичем уже добрых пять часов, а я что-то не слышу извечного и даже привычного «шума городского». В чем дело?
– Очень просто, – объясняет мне архитектор, – все двигающееся, урчащее, громыхающее выдворено за черту города. Магистрали для машин, поездов, электричек, автобусов и троллейбусов только опоясывают его, держась, однако, на приличном и удобном для людей расстоянии. Ну и, кроме того, тут нет ни одного промышленного предприятия. Рудники, комбинаты шерстяных, шелковых и хлопчатобумажных тканей, рыбозавод, мясокомбинат и даже местная промышленность расположились за много километров отсюда. Монорельсовая дорога довозит туда за 15-20 минут.
Когда мы устали, Евгений Леонидович повел меня к себе в дом. Рядом стояли еще три здания, но несколько иного архитектурного плана. Двор в виде незамкнутого четырехугольника украшен небольшим сквером, тут же спортивные и детские сооружения
А вот и квартира. Стены покрыты моющимися обоями, каждая стена – разного цвета, но обязательно веселого, нежного, радующего глаз. Пол будто покрыт цветным пушистым ковром. Но нет, это специальный капрон, который тоже нетрудно помыть обыкновенной теплой водой. Комнаты, просторные и светлые, снабжены современной мебелью, встроенными шкафами и полками, легкими звуконепроницаемыми ширмами-перегородками. Благодаря им столовая в мгновение ока превращается в две небольшие комнатки – это на случай приезда гостей. Общая площадь вполне достаточна: на каждого жителя 15 квадратных метров