– Как приказано было: в тайнике под теремами сидит.

Поднялся Иоанн. – Стеречь тебе ее денно и нощно. Известил нас Бомелий: великая в ней есть сила; мы ею лечиться будем. Чтоб рук на себя не наложила, гляди!

Сказал Шкурлатов: – Еще, государь, пришла Сенька Горюна вдовая жонка. Той Горюн для твоей государевой потехи медведя дражнил, и медведь его драл и ел. А ныне, как жонке его кормиться стало нечем, и она бьет челом: пожаловал бы ей што из твоей государевой казны.

Молвил Грозный: – Таково скажи Горюновой жонке. – Царь-де и сам, што Горюн: крымской медведь его драть хочет. А в казне-де царь-сирота не волен, – прибрали казну к рукам бояре. Пущай боярам и челом бьет!

Запахнул далматик, пошел с обоими на Красное крыльцо. Завидел его татарин – понял. Хлопнул ладонью по тубетею, языком защелкал, тонко закричал нехорошие дерзкие слова. Иоанн надул щеки, запыхтел на него и сказал: – Хочу великих и сильных в подчинении имети, а на хана твоего – нам плевать!

Подскочил татарин к крыльцу, – Шкурлатов его ногой пнул. Зашептал царь на ухо ближнему боярину, сказал гонцу: – Ответ будет!

Отвернулся тот, стал ждать.

Вынес боярин коробок с печатью, кинул татарину.

Пошел царь в опочивальню, и все – за ним…

Стали у Фроловских ворот стрельцы, – зелены кафтаны на горлах лисьих. Едет большого полку воевода; на седле – шкура медвежья, кнутом в барабан бьет.

Вышел с Годуновым и боярами царь, идут купцы ашхабадские. Теснота учинилась. Тут Михаиле Осетр, царский потешный, и немец Штаден, и Лоренцо, цырульник.

Бают песни, в гусли гудут скоморохи. Приказные дворовых людишек гонят. Дива ждет стар и млад.

Подарил шах Тахмасп слона царю-государю.

Заиграли в сопели и в бубны. Бьют из пищалей.

Идет слон: на груди – грамота печатная; клыки позолочены, ушища тафтою поволочены. Впереди – персы: два верхами, а два вниз головами; арап-бородач, трубач да толмач.

Затрубил трубач, считал арап грамоту, толмач затолмачил: – «Слон Тембо. Кожею бел. Умен и добр. А еще прозывается „Слугой справедливости“. Да притом зело толст, а весу в нем полтретьяста пудов с пудом. Обитает в жарких Азии и Африке, а живет двести лет и больше, как доведется. Мыть тамариндовой водою. Прислал дар царю Ивану шах Тахмасп».

Поднесли арапу вина в братинке карельчатой. Подскарбий ему торбу червонного золота отсыпал. Гул в народе пошел: – «Скуп-де царь, а знатно пожаловал!» – Всякому за охоту стало арапом быть.

Молвил Грозный: – За потеху и радость – шаху – поклон и наша верная дружба, а слону сей же день напятнать на пятенном дворе тавро!

– Тавро-абаса – в Персиде – краса! – сказал толмач и низко поклонился царскому месту.

Заиграли в сопели и в бубны. Захлопал ушищами зверь. Повели слона на Арбат… мира 7079.

Пошел арап с толмачом Москву глядеть.

Напятнали тавро ЗШД от сотворения Отвели вожаку в Кречетной слободе полаты.

Видят: цырульня; подписано на дверях: «Веницейский мастер Лоренцо. Тут стригут, чешут и кровь кидают, а ещо зубы рвут гораздо». Взошли по приступкам: есть нужда бороды подвить.

Сидят люди на лавке: рожи вощаные, глаза подбитые, шепчутся. На одном – кафтанишко зелен на зайцах; у другого – зубы подвязаны, однорядка – без рукава да рваной шлык.

Увидали чужих, – разом скочили и на уличку вышли.

Подбежал Лоренцо, мастер, к толмачу, заговорил: – Быть вам на Москве с великим береженьем. Живет у нас зернь костарня, – воровские игры в кости и в карты. Промышляют ими лихие шпыни, что по городу у людей шапки срывают, и те зерныцики и кабацкие питухи, проведав о вашем богатстве, удумали вас погубить!

Опечалились иноземцы. Неохота уж глядеть на московское житьишко. Знатно заплатили цырульнику и, бород не подвив – восвояси. Не ведают, с какой стороны беды ждать…

А наутро пришла беда. – Моровым поветрием стали мереть по слободам люди. Покрывали тело синие, железного цвету, пятна; невнятною становилась речь, а язык был как бы прикушен али приморожен, как у пьяного. И прошел из конца в конец слух: – «Черная смерть!» Сидел в приказе дьяк Таврило Щенок, вел счет на костках вишневых. Ввели двоих. На одном – кафтан зелен на зайцах, на другом – однорядка и шлык рваной; заговорили вперебой: Дознались мы, с чего мрут людишки. – Нанесли поветрие на Москву слон да арап!

Ударили тревогу. Зашумел народ, завыли по дворам бабы. А в полдень пришел к арапу со стрельцами детина в рваном шлыке и показал царской указ: – «Ехать вожаку со слоном в посад Городецкой, а буде и там начнут мереть люди – зверя убить, а клыки забрать в государеву казну».

Заплакал арап, таково жалко ему Тембу стало. Остались товарищи на Москве. Повели стрельцы слона с вожаком в Городецкой посад.

А уж там – мор. С полудня черной смертью мрут люди. Стали стрельцы совет держать. Порешили поставить до зари Тембу за тыном, а вожака запереть в избе на замок.