Шрифт:
В сумерки Алексей и Николка пошли за дровами в сарай.
— Эх, эх, а дров до черта мало. Опять сегодня вытащили, смотри.
Из Николкиного электрического фонарика ударил голубой конус, а в нем видно, что обшивка со стены явно содрана и снаружи наскоро прибита.
— Вот бы подстрелить чертей! Ей-богу. Знаешь что: сядем на эту ночь в караул? Я знаю — это сапожники из одиннадцатого номера. И ведь какие негодяи! Дров у них больше, чем у нас.
— А ну их… Идем. Бери.
Ржавый замок запел, осыпался на братьев пласт, поволокли дрова. К девяти часам вечера к изразцам Саардама нельзя было притронуться.
Замечательная печь на своей ослепительной поверхности несла следующие исторические записи и рисунки, сделанные в разное время восемнадцатого года рукою Николки тушью и полные самого глубокого смысла и значения:
Если тебе скажут, что союзники спешат к нам на выручку, — не верь. Союзники — сволочи…
Он сочувствует большевикам.
Рисунок: рожа Момуса [11] .
Подпись:
«Улан Леонид Юрьевич».
11
Рисунок: рожа Момуса — в греческой мифологии божество злословия. По совету Мома-Момуса Зевс начал Троянскую войну. В конце концов Зевс изгнал Мома с Олимпа за его постоянное злословие против богов. (См.: Мифы народов мира, т.2, с. 170)
Слухи грозные, ужасные,
Наступают банды красные!
Рисунок красками: голова с отвисшими усами, в папахе с синим хвостом.
Подпись:
«Бей Петлюру!» [12]
Руками Елены и нежных и старинных турбинских друзей детства — Мышлаевского, Карася, Шервинского — красками, тушью, чернилами, вишневым соком записано:
Елена Васильевна любит нас сильно.
Каму — на, а кому — не.
Леночка, я взял билет на Аиду [13] .
Бельэтаж М 8, правая сторона.
12
«Бей Петлюру!» — Петлюра Симон Васильевич (1879–1926), один из лидеров Украинской социал-демократической рабочей партии (УСДРП), один из организаторов Центральной Рады и Директории (1917–1918), вождь крестьянского движения на Украине против немецких захватчиков и гетмановщины С 1920-го — эмигрант. Убит в Париже.
13
Я взял билет на «Аиду» — опера Верди (1813–1901) написана в 1870 году в честь торжественного открытия Суэцкого канала. Эго еще одно свидетельство влюбленности М. А. в оперное искусство. В романе, как и вообще в творчестве, Булгаков не раз вспомнит те или иные оперы, такие, как «Фауст» Ш. Гуно, «Кармен» Бизе, «Гугеноты» Мейербера, «Нерон» Рубинштейна, «Пиковую даму» Чайковского и другие музыкальные произведения. По свидетельству родственников и друзей, М. А. Булгаков обладал хорошим баритоном и иной раз подумывал в юности об оперной карьере.
1918 года, мая 12 дня я влюбился.
Вы толстый и некрасивый.
После таких слов я застрелюсь.
(Нарисован весьма похожий браунинг.)
Да здравствует Россия!
Да здравствует самодержавие!
Июнь. Баркаролла.
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина.
Печатными буквами, рукою Николки:
Я ТАКИ-ПРИКАЗЫВАЮ ПОСТОРОННИХ ВЕЩЕЙ НА ПЕЧКЕ НЕ ПИСАТЬ ПОД УГРОЗОЙ РАССТРЕЛА ВСЯКОГО ТОВАРИЩА С ЛИШЕНИЕМ ПРАВ. КОМИССАР ПОДОЛЬСКОГО РАЙОНА. ДАМСКИЙ, МУЖСКОЙ И ЖЕНСКИЙ ПОРТНОЙ АБРАМ ПРУЖИНЕР.
1918 года, 30-го января
Пышут жаром разрисованные изразцы, черные часы ходят, как тридцать лет назад: тонк-танк. Старший Турбин, бритый, светловолосый, постаревший и мрачный с 25 октября 1917 года, во френче с громадными карманами, в синих рейтузах и мягких ночных туфлях, в любимой позе — в кресле с ногами. У ног его на скамеечке Николка с вихром, вытянув ноги почти до буфета, — столовая маленькая. Ноги в сапогах с пряжками. Николкина подруга, гитара, нежно и глухо: трень… Неопределенно трень… потому что пока что, видите ли, ничего еще толком не известно. Тревожно в Городе, туманно, плохо…
На плечах у Николки унтер-офицерские погоны с белыми нашивками, а на левом рукаве остроуглый трехцветный шеврон. (Дружина первая, пехотная, третий ее отдел. Формируется четвертый день, ввиду начинающихся событий.)
Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты. И жар согревает братьев, рождает истому.
Старший бросает книгу, тянется.
— А ну-ка, сыграй «Съемки»…
Трень-та-там… Трень-та-там…
Сапоги фасонные, Бескозырки тонные, То юнкера-инженеры идут!Старший начинает подпевать. Глаза мрачны, но в них зажигается огонек, в жилах — жар. Но тихонько, господа, тихонько, тихонечко.
Здравствуйте, дачники, Здравствуйте, дачницы…Гитара идет маршем, со струн сыплет рота, инженеры идут — ать, ать! Николкины глаза вспоминают:
Училище. Облупленные александровские колонны, пушки. Ползут юнкера на животиках от окна к окну, отстреливаются. Пулеметы в окнах.
Туча солдат осадила училище, ну, форменная туча. Что поделаешь. Испугался генерал Богородицкий и сдался, сдался с юнкерами. Па-а-зор…
Здравствуйте, дачницы,
Здравствуйте, дачники,
Съемки у нас уж давно начались.
Туманятся Николкины глаза.
Столбы зноя над червонными украинскими полями. В пыли идут пылью пудренные юнкерские роты. Было, было все это и вот не стало. Позор. Чепуха.
Елена раздвинула портьеры, и в черном просвете показалась ее рыжеватая голова. Братьям послала взгляд мягкий, а на часы очень и очень тревожный. Оно и понятно. Где же, в самом деле, Тальберг? Волнуется сестра.