Шрифт:
II
Ксюшка заскучала и встревожилась сразу. Какая-то чертовщина… Всюду темень. Заперлись. Сперва тишина, потом тихое, мерное постукивание. Услыхав его, Ксюшка застыла. Страшно стало. Опять тишина. Потом неясный голос…
– Господи?..
Ксюшка шевельнулась на замасленном табурете и стала прислушиваться…
Тук… Тук… Тук… Будто голос гостьи (чистая тумба, прости, господи!) забубнил:
– А, га, га, га…
Тук… Тук…
Ксюшка на табурете, как маятник, качалась от страха к любопытству… То черт с рогами мерещился за черным окном, то тянуло в переднюю…
Наконец не выдержала. Прикрыла дверь в освещенную кухню и шмыгнула в переднюю. Тыча руками, наткнулась на сундуки. Протиснулась дальше, пошарила, разглядела дверь и приникла к скважине… Но в скважине была адова тьма, из которой доносились голоса…
III
– Ду-ух, кто ты?
– А, бе, ве, ге, де, е, же, зе, и…
Тук!
– И! – вздохнули голоса.
– А, бе, ве, ге…
– Им!
Тук… Тук, тук…
– Им-пе-ра! О-о! Господа…
– Император На-по…
Тук… Тук…
– На-по-ле-он!!. Боже, как интересно!..
– Тише!.. Спросите! Спрашивайте!..
– Что?.. Да, спрашивайте!.. Ну, кто хочет?..
– Дух императора, – прерывисто и взволнованно спросила Леночка, – скажи, стоит ли мне переходить из Главхима в Желеском? Или нет?..
Тук… Тук… Тук…
– Ду-у… Ду-ра! – отчетливо ответил император Наполеон.
– Ги-и! – гигикнул дерзкий квартирант.
Смешок пробежал по цепи.
Софья Ильинична сердито шепнула:
– Разве можно спрашивать ерунду!
Уши Леночки горели во тьме.
– Не сердись, добрый дух! – взмолилась она. – Если не сердишься, стукни один раз!
Наполеон, повинуясь рукам Ксаверия Антоновича, ухитрившегося делать два дела – щекотать губами шею madame Лузиной и вертеть стол, взмахнул ножкой и впился ею в мозоль Павла Петровича.
– Сс-с!.. – болезненно прошипел Павел Петрович.
– Тише!.. Спрашивайте!
– У вас никого посторонних нет в квартире? – спросил осторожный Боборицкий.
– Нет! Нет! Говорите смело!
– Дух императора, скажи, сколько времени еще будут у власти большевики?
– А-а!.. Это интересно! Тише!.. Считайте!..
Та-ак, та-ак – застучал Наполеон, припадая на одну ножку.
– Те… эр… и… три… ме-ся-ца!
– А-а!..
– Слава богу! – вскричала невеста. – Я их так ненавижу!
– Тсс! Что вы?!
– Да никого нет!
– Кто их свергнет? Дух, скажи!..
Дыхание затаили… Та-ак, та-ак…
…Ксюшку распирало от любопытства…
Наконец она не вытерпела. Отшатнувшись от собственного отражения, мелькнувшего во мгле зеркала, она протиснулась между сундуками обратно в кухню. Захватила платок, шмыгнула обратно в переднюю, поколебалась немного перед ключом. Потом решилась, тихонько прикрыла дверь и, дав волю пяткам, понеслась к Маше нижней.
IV
Маша нижняя нашлась на парадной лестнице у лифта внизу вместе с Дуськой из пятого этажа. В кармане у нижней Маши было на 100 тысяч семечек.
Ксюшка излилась.
– Заперлись они, девоньки… Записывают про императора и про большевиков… Темно в квартире, страсть!.. Жилец, барин, барыня, хахаль ейный, учительша…
– Ну!! – изумлялись нижняя и Дуська, а мозаичный пол покрывался липкой шелухой…
Дверь в квартире № 3 хлопнула, и по лестнице двинулся вниз бравый в необыкновенных штанах. Дуська, и Ксюшка, и нижняя Маша скосили глаза. Штаны до колен были как штаны, из хорошей диагонали, но от колен расширялись, расширялись и становились как колокола.
Квадратная бронзовая грудь распирала фуфайку, а на бедре тускло и мрачно глядело из кожаной штуки востроносое дуло.
Бравый, лихо закинув голову с золотыми буквами на лбу, легко перебирая ногами, отчего колокола мотались, спустился к лифту и, обжегши мимолетным взглядом всех троих, двинулся к выходу…
– Лампы потушили, чтобы я, значит, не видела… Хи-хи!.. и записывают… большевикам, говорят, крышка… Инпиратор… Хи! Хи!
С бравым что-то произошло. Лакированные ботинки вдруг стали прилипать к полу. Шаг его замедлился. Бравый вдруг остановился, пошарил в кармане, как будто что-то забыл, потом зевнул и вдруг, очевидно раздумав, вместо того, чтобы выйти в парадное, повернулся и сел на скамью, скрывшись из Ксюшкиного поля зрения за стеклянным выступом с надписью «швейцар».