И еще же один вопрос, и какой неудобный… Кому-то придется за этого остолопа перед Ивлевым извиняться. Обращаться с очень перспективным аналитиком, как с примитивным стукачом… какой же болван этот Третьяков. Вот такие и готовы, высунув язык, забивать микроскопом гвозди…

Румянцев… Вместо которого этот полковник хотел какого-то своего подручного притащить в Москву. Надо поручить это Румянцеву.

Он нажал кнопку на селекторе, и Дорохов тут же отозвался:

– Да, Николай Алексеевич?

– Майора Румянцева ко мне срочно из Первого управления.

– Румянцев в отпуск ушел на прошлой неделе, – ответил помощник, который на такой случай ежедневно просматривал списки командированных, отправленных в отпуск или на больничный, уволенных в отставку и переведённых старших офицеров. Память у него была великолепная, и он ни разу еще никого не перепутал.

– Черт… А кого еще можно пригласить из старших офицеров из отдела Третьякова?

– Вчера встретил на лестнице майора Артамонову Марию Юрьевну, Николай Алексеевич. Ту, что вы награждали недавно… по остальным нужно наводить справки. В этом же отделе, по-моему, есть еще Муравьев и Кленкин, оба майоры. Мне необходимо уточнить.

Вавилов принялся соображать. Так, Артамонова курирует сестру Ивлева… Плохо ли то, что она узнает, что Павел Ивлев тоже сотрудничает в какой-то форме с КГБ? Вообще-то такие вещи не рекомендуются… В разговоре с Ивлевым она может случайно сказать что-то про Диану Эль-Хажж, и наоборот. Чисто по привычке, потому что знает, что они оба в поле доверия КГБ, может выдать факт сотрудничества с комитетом одного из них другому.

– Уточни по Муравьеву и Кленкину и пришли одного из них ко мне. Главное условие – офицер должен уметь общаться с людьми, располагать к себе. Не работать в носорожьей манере. Миссия ему предстоит непростая… На всякий случай, проконсультируйся с генералом Комлиным, он подскажет, кто лучше годится. Главное, не обращайся к полковнику Третьякову. Кстати, я его у себя видеть больше не желаю.

– Так точно, Николай Алексеевич.

***

Бургас, Болгария.

Режиссер Шапляков был человеком продуманным. Во время полета он как следует обдумал все, что узнал в аэропорту. Итак, получается, что эта милая девушка Галия не только принесла им в клюве идею прекрасного сценария, включающую в себя поездку на курорты в Болгарии и СССР, за которую любая съёмочная бригада душу продаст, но у нее или ее мужа еще и родственники в Италии. Да не простые, а богатые! Чемоданная фабрика… Явно не что-то примитивное навроде свечного заводика отца Федора, о котором тот мечтал. Судя по виду чемодана, очень добротно выглядящего, там большое современное производство. А ведь Италия – это Мекка для каждого человека, творящего киноискусство! Феллини, Антониони, Де Сика… А недавно обсуждали, что появился еще многообещающий талантливый режиссер Бертолуччи… Самому ему не повезло, он тогда болел, но коллеги на Московском международном кинофестивале в июле 1971 года посмотрели его Конформиста и очень хвалили… Правда, были и те, что ругали за пошлости, но хвалили те, кому он доверял как профессионалам…

Так что, когда по приезду на место жительства они, поселившись и распаковав вещи, пошли покурить и осмотреться, он сказал членам съёмочной бригады:

– Галию нашу не обижать, чтобы она осталась всем довольна. Лапы к ней не тянуть, водкой не спаивать, пошлости при ней не говорить. Всем понятно?

– Это потому, что она нам устроила такой замечательный отдых? – спросил Варанкин.

– И это тоже. Негоже плевать в колодец, из которого пьешь. Но и потому, что у нее родственники в Италии. Богатые родственники. Не слышали, что ли, что сказал ее муж?

– А нам-то что с того? – спросил Камоликов.

Режиссер поднял глаза к небу. Ну почему они такие бестолковые?

– Италия – это лучшие режиссеры Европы. Мне вот лично хотелось бы узнать о них побольше. Как мыслят, как снимают, какой смысл вкладывают в свои работы. Я не собираюсь всю жизнь снимать только проходные фильмы. Теперь понимаете?

– Хотите через Галию что-то достать? – сообразил, наконец, Варанкин.

– Конечно! Кто нам мешает по приезду обратно попросить через нее ее мужа раздобыть через его родственников все, что удастся на эту тему? Журналы с интервью, мнение кинокритиков. А с итальянского мы уж переведем. Я ради такого сам итальянский выучу!

– А не будет проблем через таможню провезти? – спросил Варанкин.

– Пазолини вообще-то коммунист. И Бертолуччи тоже. Мы же не просим привезти что-то антисоветское. Такое нам ни к чему, само собой.

– Ну, ясное дело, – кивнул и Камоликов.

– В общем, мы братья Галии в этой поездке. Родные, любящие братья. За нее горы свернем и пасти всем порвем. А кто думает иначе, больше ни в одну зарубежную поездку со мной не поедет.

Вся съемочная группа при этих словах согласно кивнула к полному удовлетворению режиссера. Тем более ничего такого особо трудного он и не просит. Все уже успели осмотреться – баб тут было весьма презентабельной внешности выше крыши.

***

Москва, Лубянка.

Третьяков, вернувшись в свой кабинет, очень долго сидел неподвижно. Он никак не мог понять, что произошло в кабинете Вавилова. Что он сделал не так? Что за загадка с этим Ивлевым, что зампред так взъелся на него?

Страшная догадка пришла в голову – Ивлев явно чей-то родственник! Кого-то очень влиятельного. Незаконный сын, скорее всего, кого-то в Кремле. Или, чем черт не шутит, самого Вавилова?

Это объясняло все. И нежелание оформлять его как положено, с подпиской. И то, что его пускают внутрь лекции читать, и плевать, что они сомнительного содержания. Да и Куба эта внезапная… Да Ивлеву же просто плевать на правила, обязательные для остальных советских граждан, – внезапно догадался он о том, что было перед глазами все это время. Он знает, кто за ним стоит, и поэтому так просто послал Соловьева. Небось, еще и ухмылялся, когда его рассчитывали в НИИ Силикатов… Сам никуда жаловаться не ходил, хладнокровный сукин сын. Ждал, когда наверху забьют тревогу из-за того, что он пытается загнать его в стойло для всех… Да, точно, в начале разговора Вавилов был сама любезность, так невозможно притворяться. Искренне был к нему расположен, общался с ним очень вежливо. Не было особых проблем и когда он заговорил про недоработки Воронина… А вот стоило ему только сказать, что он Ивлева прижал, как тот тут же взбеленился… Как будто он при нем на портрет Ленина плюнул…