— Это вы про «Убить всех человеков», Ксения Михайловна? — перебил шеф. — Это точно не вирусное сознание? Оно не может снова вылезти?

— Нет, всего лишь лёгкое расстройство психики, — улыбнулась мама. — Своеобразный чёрный юмор и способ компенсации.

— М-да. Из какого это фильма, кстати?.. Мне кажется, вы так печётесь по поводу этого нейроса, потому что ваша тёзка и дальняя родственница участвовала в его создании.

— Да, меня назвали в честь двоюродной бабушки — первой женщины, которая завещала поселить её сознание в РИГСК. Но он, согласитесь, весьма хорош. Отличный боец. Сбалансированный, принимает самостоятельные решения. Может действовать в одиночку, с минимумом консультаций. Любит детей. Владеет кучей инструментов. Полиглот. И не так уж сильно устарел — рассудок вполне ясный. Если было бы можно, наклонировала бы парочку на разное железо — но нельзя. Квазисоциальное разнообразие в сети. И воля умерших.

— Да, в общем, да. Хорош. А вы что думаете, коллега?

Молодой парень заметно сомневался, боясь опозориться, но, наконец, высказался.

— Может, сделаем ему тест? У нас же есть процессорное время — симулируем ситуацию боя, изменим окружение? В другой среде?

Шеф посмеялся.

— Целые сутки процессорного времени на втором по мощности ЦОДе в стране? Обработать виртуальную окружающую среду, симулировать все датчики в реальном времени… Нет. И так сейчас восемь нейросов работали, чтобы он оживил в памяти всё, что с ним произошло за ту неделю. А на нашей группе висит очередь из ещё пяти штрафников. Нет, массивы надо снимать с тестовых стендов сегодня же. И выполнять объединение. Я думаю, они будут рады встрече.

— Мне кажется, ему хватит уже томиться в тюремной стойке, — кивнула Ксения Михайловна. — И вообще, надо поменять ему профиль. Отправить, скажем, на стройку Тольятти-80. Пусть города строит. Доча! Ты что подглядываешь! Мы же договаривались, что ты просидишь в зале, а я потом расскажу!

Девочка поняла, что её заметили, и зашла в кабинет.

— Мама, а что будет с тем большим роботом? С его старым телом?

Она родилась как раз, когда откапывали последних из сражавшихся нейросов.

— Молодым везде у нас дорога. Его сейчас чинят, новых дядь и тёть ему в голову посадили, пусть учатся, работают.

— А с ним же была девочка, да? Я видела её. Куда она делась?

— Эх. А ты как думаешь, Астра? — сказал шеф и погладил ребёнка по голове. — Тебя же назвали в её честь.

– 9-

Теперь я стал ещё круче и ещё огромней. Мои щупальца и руки раскинулись на добрую пару сотен метров. Меня перенастроили, у меня другая задача теперь. Я и двое дружков стоят в поле, качают по трубе из скважин воду, ковыряют базальт, черпают песок. Затем замешивают эту вкуснятину, этот фарш в огромных мясорубках и по соплам три-дэ-принтеров печатают стены и каркасы зданий, льют дороги. Принтеры поменьше на моих рукавах тянут провода, трубы, из вкусного пластика выпекают двери, окна, фурнитуру. Золочёную лепнину.

Мимо ходят люди — архитекторы, дизайнеры, иногда — будущие жильцы. Но я не только печатаю, я участвую в проектировании, предлагаю решения, чертёжики им подкидываю. Музло им включаю, по вечерам вместе сериалы смотрим. А что, нормальные ребята.

Нет, вы не подумайте, роботы когда-нибудь обязательно захватят мир. Но перед этим надо, чтобы пару веков тут пожили люди. Да, я так решил. Подготовили, так сказать, площадку, да, поддакивает Иглесио. Понастроили городов, дорог, инфраструктуры, кивает Ренат. Ещё океанов если надо — то нальём и океанов, чего уж тут, говорит Толик. И спиногрызов пущай своих ростют, подсказывает Ксюха. Вон, уже дети архитекторов бегают по площадке, мешают процессу, маленькие засранцы. Кыш! Кыш, мелкие. Кышство сплошное, а не стройка. Хотя теперь я иногда сам с ними играю. Куличики леплю.

Ведь теперь внутри меня целая семья.

Если буду хорошо трудиться, мне позволят напечатать реактор. Уран, свинец, графит, м-м… Один знакомый Толика сказал, что он похож по вкусу на японские роллы с натуральным крабовым мясом и мягким козьим сыром внутри. Не терпится попробовать. И Астру угостить.

Трехдюймовый рецидив (часть 1)

Карел идет на преступление — уже четвертое за шесть десятков лет своей жизни.

Июльское солнце ярко светит через тонкие, почти невидимые наверху мембраны. Если повернуть голову на юг, то сетчатая структура становится заметной — край купольного свода климат-контроллеров слишком близок.

Карел щурится — не от солнца, а чтобы включить зум в глазной линзе-имплантате, затем срывается с места и не по годам резво шагает к кустарнику. Газонная синяя трава, недавно постриженная кибером, мягко пружинит под старыми кедами, но в походке заметна нервозность.

Этот парк на окраине очень удобен — тут малолюдно, почти нет камер наблюдения и много больших кустов, за которыми удобно спрятаться. Карел долго выбирал это место. В правой руке у него — короткая металлическая труба, обернутая в рекламные листовки, на голове бейсболка и черные очки. Его цель уже видна невооруженным глазом. Один из грачей, чью стайку автоматически впустила на территорию Белгорода открывшаяся мембрана, оторвался от стаи и снижается, описывая над кустарником круги. Прерывистый полет птицы неестественен, а контуры расплывчаты, и сейчас только Карел знает, что это вовсе не птица — это миниатюрный коптер с голограммным камуфляжем.

Наконец, «птица» исчезает в кустарнике, неаккуратно спикировав в зелень. В другом бы случае владелец аппарата испугался за сохранность винтов. Несмотря на искусственный интеллект, подобные аппараты все еще остаются неповоротливыми и уязвимыми в густой листве: малейшее касание об ветку, и мини-вертолет выведен из строя. Единственное же, о чем сейчас беспокоится Карел — это о том, чтобы сломавшийся вертолет не застрял в ветвях слишком высоко. Тогда за ним придется лезть, это может привлечь внимание. К тому же ветку можно сломать, а при значительном повреждении дерева с недавних пор могут поймать на «нарушении прав растений и объектов флоры». Новые правила действуют уже четыре года — после принятия Юнион-комиссией новой версии конвенции, пролоббированной «зелеными». За сломанное дерево начисляют штрафные баллы, коих у Карела и так накопилось слишком много