Два выстрела, люди, начавшие поднимать винтовки, падают.

Сзади тянутся ко мне чужие лучи внимания, кто-то орет дурниной. Металлический лязг, щекочут затылок чужие взгляды через прицелы оружия.

Бросаюсь назад, очередь пулемета взрывает грунт впереди. Стрелки передо мной отшатываются, бросаются за лежащее поперек дороги бревно.

И в этот момент запела сирена.

Невыразимо прекрасный голос наполнил пространство вокруг тонкой, долгой нотой. Незримая волна звука и энергии прокатилась по миру. Затрепетали ленточки на дереве духов, роняя светлые искорки, шевельнулись колючие ветки кустов, задергался как припадочный труп жреца.

Сменилась нота, волна энергии ринулась обратно.

И из-за поваленного бревна бросились люди. Выскакивали как зомби, с остановившимся взглядом, тянули руки вперёд, сжимали челюсти так, что крошились зубы. На подбородки капала пена, носом шла кровь.

«Кончаем их!»

Вздрогнув, я поднял пистолет.

Быстрые траектории, такие же быстрые нажатия на спуск.

На дороге распростерлись трупы.

Сзади захлопали выстрелы, Кира прикончила тех, кто набегал со стороны машины искателей.

Все стихло, на мир опустилась звенящая, давящая тишина.

Подошёл к трупу жреца, присмотрелся к телу.

Подмигивал искорками широкий кожаный пояс, бежали огоньки по браслетам на руках. Светилась рукоятка пистолета замысловатой конструкции, похожий на старый Маузер, светились и пули в магазине. Слева мерцал изогнутый нож-керамбит длиной лезвия сантиметров пятнадцать

— Пошёл бы в эксгибиционисты, был бы жив. — Нервно сказал я трупу жреца.

Тот ничего не ответил. От головы у него уцелело только лицо, два попадания вынесли мозги вместе с задней стенкой черепа.

— Ах! — Раздался тусклый голос ходока Алексия. Хлопнула дверь машины, на землю упало тело. — Что со мной было?

— Нормально все. — Презрительно сказала Мила. — Я тебя выключила, чтобы ты с ума не сошёл, как эти.

— А что с ними… Ох… Как же голова болит…

— Терпи, волосатенький. — Ласково проворковала сирена. — Лучше голова поболит, чем совсем отвалиться

— Никого больше не осталось? — Повернулся я к Миле.

— Не думаю. — Ответила та. — Я чувствую только нас. Остальные… Здесь.

Мила выглядела совершенно обычно, лишь её аура выдавала то, что девушка истощена до крайности. Огоньки метки пылали ярко, как и ниточки управления, а вот симбионты в теле светились слабо, и ауру едва видно. Кажется, или Мила побледнела? И похудела вдобавок, щеки ввалились, скулы резче обозначены. Только глаза блестят нездоровым восторгом.

— Это храмовый жрец. — Алексий проковылял к нам, встал над трупом. — Храмовый жрец Богини Геры! Ой, как же плохо…

— Что плохого? — Спросил я, прикидывая, не утащить ли с собой клинок. Пистолет точно приберу, подарю мастеру Владимиру. Или в квартире на стенку повешу. Красивая машинка! Похожа на Маузер С96, как в кино у красных комиссаров.

«Нож плохой». Задумался Миро. «А ствол можно и прибрать к рукам».

— Не должны они тут быть! — В сердцах воскликнул проводник. — Нечего Гере тут делать, нечего! Это места Изиды! С ней у меня договор, я ей щедрые жертвы приношу, а тут…

«О, как все запущено. Местное население совсем в варварство впало, жертвы приносит. И клинок этот не простой, а то, что называют жертвенным ножом».

«Чем он опасен?»

«Тем, что разрушает связи между аурой и физическим разумом. Это крайне, крайне опасно, Мирослав. Раны такого оружия уродуют не сколько тело, сколько душу. Редкий, мерзкий, отвратительный артефакт!»

«То есть, это угрожает моей бессмертной душе?»

«Ирония неуместна. Тем, кто умирает, везет! Их аура распадается, та энергия, что в ней содержится, переходит в свободную энергию и напитывает настоящего хозяина оружия. Не везет тем, кто выжил. Их разум повреждается, и зачастую не в лучшую сторону. Сойти с ума не самое страшное, иногда разум переворачивается до крайности. Человек превращается в животное. Помнишь ящериц в заброшенном городе, где мы воссоединились? Они баловались с чем-то подобным, уродуя свой разум».

«Миро, все хотел спросить. А душа действительно бессмертна?»

«Вот самое место и время об этом говорить! Лучше бы свалить отсюда, пока за артефактом не явился его настоящий хозяин».

Над дорогой вдруг поплыли рулады настоящего мата.

Ругался наш ходок, Алексий, который увидел жертвенный нож.

— Да твою… Туда… И вот! — Приличным были только предлоги.

— Что ты говоришь? — Заслушалась сирена, русского языка не понимающая. — Такие красивые, резкие слова…

— Сраный жрец сраной…