Он молчал, поэтому я решила заговорить первой, потому что была уверена, что к тому времени, когда он снова встретится со мной взглядом, моё лицо будет красным как свекла.

— Привет, — я произнесла это тоном ниже моего обычного. Мои ладони вспотели, я волновалась, что пробормотав банальное «привет», опозорилась. Я ненавидела знакомства с новыми людьми, или когда меня заставляли что-то им говорить. Потому что я всегда слишком много обдумывала свои слова и действия, и в итоге всё портила.

Он вынул сигарету изо рта, выпустив немного дыма, прежде чем небрежно раздавить окурок о дорогой деревянный стол. Снова посмотрел на меня, и я почувствовала себя простушкой.

— Почему ты здесь, мышонок? — спросил он, его голос был именно таким, каким я его запомнила в нашу первую встречу. Он полностью завладел моим вниманием: мои слегка приоткрытые губы, глаза, с удивлением смотрящие на него. Я была уверена, что он заметил, какой эффект оказывает на моё невинное тело.

— Из-за подруги. Моей лучше подруги. Она поёт, я имею в виду, она певица. Вон там, — ответила я обрывистыми и нервными предложениями, задыхаясь. Мой голос звучал жалко, тон был слабым и робким. Хотя обычно у меня был довольно приятный и спокойный голос.

Он даже не обернулся, чтобы посмотреть на Рэйчел, он не сводил с меня глаз.

— А тебе идёт айвори1, — он потянулся за кувшином и налил себе воды в стакан. Я проследила за его движениями и заметила, что костяшки его пальцев были в синяках, а кожа на руках изранена.

— Спасибо, — пробормотала, положив ладони на колени, — что… что случилось с твоими руками? — я желала заполнить тишину.

Он сделал несколько глотков из своего стакана и только потом ответил:

— Дела, — он ухмыльнулся и провёл рукой по щетине, — иногда мне просто необходимо выпустить пар.

— Понятно, — сказала я, хоть это и было далеко от реальности.

Он убрал руки со стола, облокотившись на спинку сиденья и слегка наклонив голову в сторону, его взгляд вновь пробежался по моему телу, а затем вернулся к моим глазам.

— Ты мне интересна, мышонок. Ты очаровательная… тихая и красивая, — его голос был хриплым и спокойным, когда он сыпал прилагательными, ассоциировавшимися у него со мной. — Неудивительно, что твой отец скрывал тебя, спрятав в своей башне, — ухмыльнулся он и наклонился вперёд, его взгляд держал меня в плену, словно жертву.

— Скрывал от таких, как я, — ухмылка сползла с его лица, и волосы на моём затылке встали дыбом от его слов, и от того, как он их произносил. Моё тело отреагировало на это странным образом: одна часть меня чувствовала в его словах угрозу и хотела убежать, другая часть воспринимала это как сексуальный флирт и нечто возбуждающее и хотела, чтобы он продолжал.

— Я тебя не знаю, — тихо произнесла я.

Мы действительно были незнакомцами, поэтому я вообще не должна была сидеть здесь с ним и слушать его. Мне нужно было бежать, не оглядываясь, чтобы он не мог оказывать на меня такого влияния.

— Ты узнаешь, мышонок, обещаю, — сказал он, — но давай для начала представимся, — он сделал паузу, посмотрев на что-то позади меня. — Сальваторе Эспозито.

Боже, Сальваторе Эспозито. Имя, которое немногие осмеливались произнести, даже шёпотом в самых тёмных углах, будучи уверенными, что никто их не услышит. Мой отец когда-то рассказывал мне о человеке-дьяволе, управлявшем Хэдли. Но, честно говоря, я думала, что это выдуманная история, что-то типа страшилки, чтобы девочки не разговаривали с мальчиками и держались подальше от незнакомых мужчин. Пока о «человеке, имя которого нельзя называть» мне не рассказали сначала бабуля, потом и Рэйчел, а затем ещё и одноклассники.

При населении более семидесяти тысяч человек Хэдли был мирным городком со старыми домами и зданиями. Он был известен своими старинными поездами, и именно это привлекало сюда туристов. В целом, в Хэдли вам не нужно было слишком беспокоиться о своей безопасности, даже если вы не знали кого-то лично, люди наверняка знали кого-то, кто знал кого-то другого, кто знал вас. Тем не менее, жители Хэдли нередко ложились спать, а утром находили обезглавленное тело, висевшее вверх тормашками на мосту Эйлсбери. Также случалось, что в ходе мафиозной войны погибала целая семья за ночь.

Мой отец-шериф, пытался скрыть некоторые из этих убийств, однако слухи разносились быстро, и остановить их, как только это происходило, было уже невозможно. Но никто не осмеливался жаловаться, потому что мы все уже знали, кто это сделал. Сальваторе Эспозито любил посылать всем ясный сигнал и всегда преподавал урок тем, кто осмелился предать его, пойти против него или даже произнести его имя. Он пытал своих жертв, затем обезглавливал, и насаживал их головы на шипы прямо перед домом жертв. Самое страшное заключалось в том, что он также выкалывал им глаза. Это было его фирменным стилем. Поэтому, если вам не повезёт пройти мимо дома одной из его жертв, велика вероятность, что вы будете сильно травмированы от увиденного. Но, на мой взгляд, самое ужасающее в этом, что семьям жертв не разрешалось убирать головы со двора, потому что в противном случае её заменяла голова другого члена семьи. И очень часто, проезжая мимо лужаек, можно было обнаружить высохшие черепа, всё ещё прикреплённые к шипам.