В январе 2003-го главная героиня книги нашла в почтовом ящике открытку от анонимного отправителя. Одну ее сторону украшало изображение здания Парижской оперы, а на другой были написаны имена прабабушки и прадедушки рассказчицы по материнской линии и еще двух родственников, погибших в Освенциме в 1942 году.
Двадцать лет спустя героиня решает выяснить, кто отправил эту открытку.
Познавая мир, не забудь познать себя... Это очень просто написанная книга. Но это ? семейная сага, исторический детектив и опыт социальной психотерапии одновременно! Здесь будет много знаменитостей и куча безвестных персонажей, щедро хлебнувших тревог и надежд ХХ века. Они будут колесить по свету, скрываться, кого-то спасать, кем-то жертвовать. Исчезать и возрождаться в своих потомках.
Такую историю переводить совсем не просто! Странствуя с персонажами по карте Европы и мира, мы сверяли каждый пейзаж, каждую мелодию, запах, цитату, биографию...
Чтобы и читатель смог почувствовать дух времени и ощутить себя его наследником, и, познавая мир, - познать себя.
Алла Беляк, переводчик
Берест Анн.
Почтовая открытка
La carte postale
Anne Berest
Мама закурила первую за день сигарету — эта утренняя затяжка, обжигающая легкие сразу после пробуждения, имела для нее какую-то особую ценность. Потом она вышла из дома полюбоваться белизной, укутавшей округу. За ночь выпало не менее десяти сантиметров снега.
Мама долго курила снаружи, не обращая внимания на холод и наслаждаясь необычной тишиной заснеженного сада. Небытие, скрадывавшее краски и контуры, казалось таким прекрасным!
Вдруг она услышала какой-то звук, приглушенный снегом. Из почтового ящика выпала на землю брошенная почтальоном корреспонденция. Мама осторожно, стараясь не поскользнуться, пошла подбирать письма.
Не выпуская изо рта сигареты, густо дымя в ледяном воздухе, она поспешно вернулась в дом согревать озябшие пальцы.
Наскоро просмотрела конверты. Несколько традиционных поздравительных открыток, в основном от студентов из университета, счет за газ, какие-то рекламки. Были письма и для отца — его поздравляли с Новым годом коллеги по Национальному центру научных исследований и аспиранты.
И среди этой обычной посленовогодней корреспонденции лежала открытка. Втиснутая между двумя конвертами, на вид — совершенно безобидная. Она словно пряталась, хотела остаться незамеченной.
Сначала мама обратила внимание на почерк — странный, неуклюжий, такой ей прежде не встречался. Потом увидела четыре имени — они были написаны в столбик, как бы списком:
Эфраим
Эмма
Ноэми
Жак
Так звали ее родственников по материнской линии — дедушку, бабушку, тетю и дядю. Все четверо были депортированы из Франции за два года до маминого рождения. Все четверо погибли в Освенциме в 1942-м. И вот шестьдесят один год спустя они возникли снова — в нашем почтовом ящике. В тот самый понедельник шестого января 2003 года.
— Но кто же мог так подло пошутить? — недоумевала Леля.
Мать ужасно испугалась. Словно во тьме давно минувших лет таился неведомый враг, готовый наброситься на нас. У нее задрожали руки.
— Смотри, Пьер, что я обнаружила в почте!
Отец взял открытку, поднес к лицу, чтобы рассмотреть получше, но не увидел ни подписи, ни объяснения.
Ничего. Только четыре имени.
В те времена в доме у родителей почту подбирали с земли, как спелые плоды, падающие с дерева.
Наш почтовый ящик так рассохся, что в нем ничего не держалось — настоящее решето! Но нас это устраивало. Никто и не думал покупать новый. В нашей семье дела так не делались — мы берегли вещи и не расставались с ними без причины, как, впрочем, и с людьми.
В дождливые дни письма промокали. Чернила расплывались, слова становились неразборчивыми. Больше всего страдали именно открытки — ничем не прикрытые и беззащитные, как девушки, оказавшиеся зимой на улице без пальто и перчаток.
Если бы автор открытки использовал перьевую ручку, его послание кануло бы в Лету навсегда. Неужели он предвидел такую опасность? Послание было написано черной шариковой ручкой.
В следующее воскресенье Леля собрала всю семью: отца, сестер и меня. Мы сидели за столом в гостиной и передавали открытку из рук в руки, по кругу. Долго молчали — у нас такое случается редко, особенно в воскресенье за обеденным столом. Обычно в нашей семье кому-то обязательно надо высказаться, и желательно без промедления. На этот раз никто не знал, как отнестись к посланию, пришедшему ниоткуда.
Открытка была совершенно банальной — типичная туристская открытка с видом Опера Гарнье, сотни подобных можно найти в газетных киосках, на витринах и прилавках по всему Парижу.
— Почему Опера Гарнье? — спросила мама.
Никто не знал, что ответить.
— На ней штемпель Почты Лувра.
— Думаешь, там можно навести справки?
— Это самое большое почтовое отделение Парижа. Огромное. Что тебе там скажут…
— Думаете, оно выбрано не случайно?
— Да, большинство анонимных писем отправляется с Почты Лувра.
— А ведь это не современная открытка, ей не меньше десяти лет, — заметила я.
Отец поднес ее к свету. Несколько секунд он внимательно рассматривал карточку и пришел к выводу, что фотография действительно сделана в 1990-е годы. Насыщенные оттенки красного, отсутствие рекламных щитов вокруг оперного театра Гарнье подтверждали мою догадку.
— Я бы даже сказал, начала девяностых годов, — предположил отец.
— Почему ты так решил? — спросила мама.
— Потому что в девяносто шестом бело-зеленые автобусы модели SC-10, вроде того, что вы видите на заднем плане снимка, сменила модель RP-312. С платформой. И с задним расположением двигателя.
Никто не удивился тому, что отец знает историю парижских автобусов. Машину он никогда не водил, автобус и подавно, но в ходе своей научной работы узнавал множество деталей по самым разнообразным узкоспециальным вопросам. Мой отец изобрел прибор, рассчитывающий влияние Луны на приливы и отливы, а мать перевела для Хомского труды по генеративной грамматике. Так что они на пару знают какое-то невообразимое количество вещей, по большей части абсолютно ненужных в реальной жизни. Разве что изредка, как в тот день.