Дорис внутренне согласилась и с другими уничижительными замечаниями своей матери. По словам самой Дорис, в юности она была «вылитой копией Долли Партон». Тем не менее она никогда не страдала от избыточного веса. И вссе же поверила матери, когда та заявила, что Дорис — непривлекательная толстуха. В разговоре со мной Дорис припомнила время, когда она готовилась поступать в колледж. Именно тогда мать поинтересовалась у нее: «Не хочешь сделать операцию по уменьшению груди? По крайне мере, будешь выглядеть не так нелепо».

— От нее всегда можно было ожидать чего угодно, — добавила Дорис.

Ей было неуютно в своей семье — не только из-за насмешек и оскорблений матери, но еще и потому, что семья исповедовала иудаизм.

Надо сказать, я был озадачен подобной реакцией. Почему совсем молоденькая девушка столь активно отвергает единственную знакомую ей религию? Ведь никто не пытался насильно обращать ее к Богу или навязывать ей какие-либо обряды. Вскоре, однако, мне открылось, в чем тут дело.

Дорис было уже за тридцать, когда ей впервые поставили диагноз: рак груди.

— Я пришла на кухню, где как раз была моя соседка, — вспоминала Дорис, — и сказала ей: «У меня рак». Та выронила в раковину стакан, разбив его вдребезги. Потом бросилась ко мне и крепко меня обняла. Мы просто не могли поверить в то, что я больна раком.

— Я знала, что не умру, — добавила Дорис как о чем-то само собой разумеющемся.

Мне трудно было понять, в чем причина подобной уверенности. Однако вскоре я нашел объяснение и этому.

Сначала Дорис лечили облучением, а затем сделали операцию. Пока шла операция, Дорис перебрасывалась шуточками со своим врачом. Еще одна попросила медперсонал настроить радио на любимую станцию, чтобы беспрепятственно слушать рок-музыку.

Операция прошла успешно, и Дорис решила, что навсегда распрощалась с раком. Но это было не так. Двенадцать лет спустя ей поставили новый диагноз: рак обеих грудей.

— На тот момент мои представления о себе и сексе в целом мало чем отличались от того, чтоб было раньше, — заметила Дорис. — У меня по-прежнему случались приступы самообличения. В то время я уже была успешным писателем, объездила полмира, но внутренний голос постоянно нашептывал мне, что я недостойна...

Врачи сказали Дорис, что для излечения необходимо удалить обе груди. Для женщина это стало настоящим шоком.

— Я была просто раздавлена, — рассказывала мне Дорис о своем состоянии. — У меня в голове крутилась одна и та же фраза: «Они собираются отрезать тебе грудь». Эта мысль заставила меня разрыдаться.

И все же, несмотря на собственные страхи, Дорис старалась поддержать тех, кто оказался в схожем положении.

— Обычно я присаживалась рядом с той из пациенток, которая была особенно напугана. Помню, я обратилась к одной девушке: «Привет. Что с тобой?» Она взглянула на меня, как на ненормальную, и сказала: «У меня рак». «У меня тоже, — ответила я. — На что похож твой?» После этого она немного расслабилась, и мне стало проще ее разговорить.

Как бы то ни было, но после операции Дорис почувствовала облегчение.

— Я была даже рада, поскольку теперь мне не о чем стало беспокоиться. Я уже не сжималась каждый раз, когда мне приносили результаты маммографии.

— Поначалу я боялась смотреть на свою новую грудь, но муж сказал мне: «Дорогая, все в порядке. Ты выглядишь как молоденькая девушка». Новая грудь гораздо лучше соответствовала моему телосложение. После операции я вдруг начала видеть себя в ином свете. Все мои терзания оказались в далеком прошлом.

Чувства Дорис по отношению к самой себе изменились еще больше, когда она узнала, сколько людей молилось за нее. Многие из них спешили выразить ей свою любовь и поддержку.

— Это было неоспоримым доказательством того, как много я успела сделать, скольким людям помогла изменить жизнь к лучшему, — радостно заметила Дорис. — Только теперь мне стало ясно, что в действительности хороший, любящий человек, сумевший внести свой вклад в этот мир.

Со временем Дорис смогла оценить и другие изменения, к которым ее подтолкнула эта болезнь.

— Прежде я чувствовала себя крайне неловко с женской силой. Я попросту не доверяла ей — как не доверяла и самим женщинам. Я никогда не умела манипулировать мужчинами с помощью разных женских уловок. По сути, я ненавидела эту мишуру. К нарядам и макияжу я тоже была равнодушна. Если я приходила в уборную, то вовсе не за тем, чтобы покрутиться у зеркала. Но во время болезни мне пришлось обратиться за поддержкой к другим женщинам. И я научилась с уважением относится к нашей природе.

— Дорис, что ты узнала за это время о самой себе? — поинтересовался я.