На этот раз в постапокалиптическую задницу в 1993 году угодили случайные гости и дежурная смена брандвахты, плавучей гостиницы, стоящей на окраине Уфы, близ слияния рек Белая и Уфа. "Поводом" апокалипсиса стал гигантский протуберанец на солнце, уничтоживший почти всех, кто не был пьян в момент пика вызванной им магнитной бури. Задача уцелевших - выжить теперь уже в условиях большого города, среди далеко не самого благополучного контингента оставшихся в живых.
Фрагмент 1
На Сочинской в подвальчике разливного стерлитамакского тоже не было.
— Ничего, — объявил Андрюха, не теряя надежды. — В конце улицы Софьи Перовской, как поворачивать на колонию Матросова, купим. Там точно должно быть. Пошли на остановку.
Мне пофиг. На остановку, так на остановку. Пара полиэтиленовых мешочков, в которые нальём это самое пиво, коим непременно хочет меня попотчевать двоюродный брат, и сумка из плащовки — не такой уж и тяжёлый груз. Вон, оба засунули этот «багаж» в карманы лёгких летних курточек-ветровок, и их почти незаметно в карманах.
Честно говоря, мне была удивительна такая «тара» под пиво, как полиэтиленовые мешочки.
— Протекут же! — засомневался я, когда брат вручил их мне.
— С чего бы? Уже сколько лет его так таскаем, и ни разу не протекли, если мешочек новенький, не продранный. Главное — аккуратненько завязать его сверху, а потом вертикально поставить в сумку. Ну, и не ронять сумку.
Телефона в квартире у Андрея, живущего в районе «восьмиэтажки», нет. Так что ехал я к нему в гости, можно сказать, наобум. Ну, телеграммами, конечно, обменялись: «Приеду такого-то», «Приезжай». Но оказалось, что именно в день моего приезда ему заступать на дежурство на брандвахте. Это такая плавучая гостиница для персонала треста, занимающегося прокладкой подводных переходов всевозможных нефтепроводов и газопроводов через реки. По сути, баржа, но с построенным на ней одноэтажным зданием, разделённым на каюты-номера, в которых живут сотрудники, когда их «плавсредства» стоят без дела в Уфе.
Работал брат сначала в этом тресте, а потом брандвахту приватизировал бывший муж его сестры, ушедший в бизнес. Но при условии, что ещё пару лет не будет менять профиль этой баржи и оказывать прежние услуги работягам из треста, спешно избавляющегося от непрофильных основных средств ради снижения налогов. Рустам, нашедший «золотую жилу» торговли строительными инструментами (молотки, топоры, пилы, мастерки и даже простейшие побелочные кисти-«макловицы» из мочалки, на которые пока можно делать наценки в несколько раз), «подсуетился на перспективу», решив, что плавучая гостиница в его развивающемся бизнесе — не помеха. И перетащил бывшего родственника дежурить на рации раз в три дня, «сутки через двое».
Ну, а что? Сутки бездельничает на брандвахте, а потом двое «химичит помаленьку», занимаясь ремонтом телевизоров. Из всех забот — трижды в сутки (утром, в полдень и вечером) выйти на связь с трестовской радиостанцией и узнать, не направляется ли в Уфу какая-нибудь посудина, экипаж которой надо будет разместить в комнатках. Если направляется, то встретить людей, выдать им постельное бельё и не обращать на них внимания, пока не придёт пора «принимать номера». Всё остальное время — хочешь, рыбачь, хочешь, спи, а хочешь, пиво пей.
Ага! Вот рыбалкой-то он меня и соблазнил: Кузнецовский затон, в самом начале которого пришвартована брандвахта, находится у самого слияния рек Уфа и Белая. Хочешь, в одну поднимись на резиновой лодке, имеющейся в наличии, хочешь, в другую, а хочешь, прямо с палубы удочку кидай.
— Можно не удочку, можно сетёшку бросить, когда стемнеет. В сторонке от фарватера, чтобы буксиры, заходящие в затон, на винты не намотали, — агитировал меня братец. — Что поймаем — либо на мангале пожарим, либо уху сварим. Там у нас и уже сушёная рыбка есть для пива.
Пару лет назад у них в Стерлитамаке немцы поставили на пивзаводе свою производственную линию, и, по словам Андрея, «вся Уфа теперь только стерлитамакское пиво пьёт». И самое вкусное — не бутылочное, а именно разливное, ради которого мы уже три «точки» оббежали. И теперь едем в четвёртую.
Но и на Софьи Перовской случился облом.
— Возвращаться в центр уже поздно, — глянув на часы, вздохнул брат. — В общем, затариваемся бутылочным и топаем на место.
Забили бутылками не только обе наши сумки. Пиво было везде: в карманах, за поясом штанов, как гранаты у партизана, и даже за пазухой. Так что наклоняться нам крайне противопоказано: не дай бог, поллитровки начнут вываливаться — побьются же!
Нам, конечно, вполне хватит и того, что в сумках. Но пришлось брать ещё и на матроса, которому Данилыч позвонил из телефона-автомата и озадачил покупкой закуси. В дополнение к «тормозку», собранному его подружкой, к которой мы там же, в районе «восьмиэтажки», заскочили по пути на остановку трамвая.
«Подружка» — это очень условно. Пусть они и живут поврозь, поскольку у обоих однокомнатные квартиры, а у Валентины дочери от первого брака десять лет. Но скоро всё переменится: собрались делать обмен, а потом мне снова ехать в Уфу, гулять на свадьбе у двоюродного брата, с которым у нас разница всего-то два месяца. Только он после армии уже три года отгулял, а я, из-за учёбы и случившегося накануне призыва несчастья, пошедший служить не со своим возрастом, вернулся на дембель только прошлой зимой.
Как там у Маяковского?
Отряды рабочих, матросов, голи,
Дошли, штыком домерцав,
Как будто руки сошлись на горле,
Холёном горле дворца.
Но это отряды рабочих, матросов и голи при ходьбе штыками мерцали, а мы звенели стеклотарой. Дошли, бутылками дозвенев, до трёх узких, длинных, метров пять, досок, сколоченных снизу между собой поперечными планками, соединяющих берег с плавучей гостиницей.
— Пойдёшь только тогда, когда я уже на борт поднимусь, — распорядился братец. — Двоих эта сходня может не выдержать. Тем более, так нагруженных.