Медосмотр был воистину всеобъемлющим — пришлось сдать все анализы, подвергнуться придирчивому осмотру и ощупыванию со всех сторон, ответить на кучу вопросов, постоянно предъявлять медицинскую карточку, «флюорографироваться», дышать-не дышать на ЭКГ, терпеть противный гель, которым смазывают «ручки» УЗИ и даже посетить кабинет стоматолога. Зато теперь я знаю, что здоров как бык с головы до пяток!

Хуэю Ли повезло меньше — у него подтвердилась астма, подтвердилось ожирение (а то так не видно!), а эндокринолог объявил, что пацану в ближайшем будущем грозит сахарный диабет, если тот не сядет на диету. Новообретенный друг не сам мне об этом рассказал — просто мы по сути вместе ходили из кабинета в кабинет, и я частично слышал то, что ему говорили доктора. Увы, в какой-то момент пришлось прервать наше знакомство:

— Мне нужно на МРТ, в детстве я ломал ногу, — поразил он меня дотошностью китайских докторов.

— Понял. Дай свой Wechat, — попросил я.

— Ага! — с энтузиазмом кивнул он, и мы обменялись контактами.

— Часов через пять занят? — прикинув нужное на проводы бабушки время, спросил я.

— Нет, — поспешил ответить он.

— Тогда спишемся, я в третьем корпусе живу, — улыбнулся я. — Погуляем?

— А я в пятом, — едва заметно поморщился он.

Жалеет, что не в одном корпусе.

— А на каком этаже? — добавил вопрос.

— Седьмой, 703-я комната, — не стал я скрывать. — Увидимся! — махнул рукой.

— Увидимся! — махнул он в ответ, и я направился в изначальный, 216-й кабинет, чтобы отдать терапевту результаты анализов и получить заключение.

Это заняло минут пять, по итогам которых я и узнал о своем идеальном здоровье. Время идти прощально обедать с бабушкой Кинглинг под ее без дураков полезные советы. Большую часть из них я и сам знаю, но повторение — мать учения.

С Хуэем Ли мне все предельно понятно — у пацана никогда не было друзей, рос он китайцем в России, а здесь, в Цинхуа, год живет, язык учил, и теперь готов получать уже образование. Тоже не повезло — совсем другой у него менталитет, и с поправкой на лишний вес это дает то же самое отсутствие друзей. Ему очень хочется вцепиться в меня покрепче и не отпускать. Что ж, я не против — мне с полноценными китайцами скучновато, а паренек с неблагозвучной фамилией хотя бы русский культурный код впитал. Будем потихоньку выстраивать границы, немного воспитывать и сажать на диету. Не подкачает — пойдет со мной по жизни рука об руку, ну а если будет сильно надоедать и проявлять бесполезность — наши пути разойдутся. Я вообще-то тоже китаец, и мне «балласт» не нужен. Так-то маловероятно: потенциально из него можно «вырастить» того, кто ни за что не ударит меня в спину и пойдет за мной в огонь и воду. В пределах разумного, конечно, но очень крупных неприятностей я и сам изо всех сил избегать буду — зачем они? Показать, как гордо и красиво ты умеешь ссать против ветра? Глупо — свои же штаны пачкаешь, а ветру на капли и тебя самого все равно.

Пока меня не было, бабушка успела развернуться во всю мощь, помимо «прощального обеда» приготовив мне покушать на четыре дня вперед. И на дольше бы приготовила, но не вкусным же станет. Трогательно. Откушав риса с жареной курочкой под два разных салатика и бабушкины наставления, я помог ей собраться, и мы отправились на вокзал. Кинглинг перестала притворяться хорошо разбирающейся в столице и доверила навигацию мне — снова можно записать в «сигналы», подтверждающие мое в ее глазах право называться взрослым. На вокзал мы прибыли за пятнадцать минут до поезда, поэтому успели только обняться, вытереть друг дружке глаза, и я напоследок получил строгий наказ быть «хорошим яичком» и «не позорить родную деревню». Ну конечно же я пообещал и то, и другое.

С печалью на душе — всё, последняя живая ниточка связи с домом оборвалась, теперь я один на один с исполинским мегаполисом — я влился в поток людей в метро и поехал к «альма-матер». Телефон зазвонил незнакомым номером, и мне пришлось прервать меланхолическое созерцание набитого людьми вагона и перенаправить очередное рекламное предложение, продиктовав бабушкин номер. После этого написал сестренкам, чтобы поменяли контакты на своих страничках — всё, мне больше нечему учить «менеджера Кинглинг», дальше она справится и без меня.

— «Братец, пришли фотографии из Цинхуа! А лучше запиши видео, как гуляешь по нему и как тебе там нравится! А еще лучше — давай созвонимся по видеосвязи и вставим запись в наше следующее видео!» — пришло мне в ответ предложение.

А кому оно надо — на мою рожу смотреть? Ей только так удачно набранных подписчиков пугать.

— «Снимите пока что-нибудь другое, я еще толком сам не знаю где тут что, нужно привыкнуть», — временно слился я.

Личную интернет-популярность в целом можно как-то к своей пользе обернуть, особенно если она созидательная, вроде истории из грязи в князи как у меня, но пока голова забита совсем другим, а сестренкам нужно не пугать аудиторию «левой» фигней. Три четверти их зрителей меня не знает — не из телевизора пришли, а из «трендов», и им будет непонятно, что за Ван такой, и зачем ему надо знать о том, что этот самый Ван поступил в Цинхуа.

Выбравшись из метро, я поморщился — такая жара будет стоять еще долго — и побрел в общагу, которую лучше называть «домом». Слова — странная субстанция, и не даром Конфуций велел называть вещи своими именами. Не отстали от Учителя и русские, которые придумали поговорку «как лодку назовешь, так она и поплывет». От слова «общежитие» благодаря памяти Ивана пахнет казенной синей краской на стенах, скрипучими полами, двухъярусными кроватями и перегаром. От слова «дом» — и это общее для нас с ним — веет уютом, вкусной едой и запахами сада. Мне больше нравится второе.