Странное дело – я помнила этих людей, их загрубевшие от меча ладони и покрытые шрамами лица, но как будто смотрела на них чужими глазами, словно через мутное стекло. В голове крутились обрывки воспоминаний: тренировки с мечом до ломоты в мышцах, долгие переходы под палящим солнцем и проливным дождем, привалы у костра, и сон под открытым звездным небом. Но самым пугающим было то, что я отчетливо помнила совсем другую жизнь. Помнила, как выходила из офиса поздним вечером, щурясь от яркого света фонарей, помнила экран компьютера с мерцающими цифрами, телефон, вибрирующий от бесконечных сообщений, автомобили на запруженных улицах. Как такое возможно? В какой момент я перенеслась из современного мира в это средневековье, где главное оружие – мечи и луки, а транспорт – лошади да телеги, где вместо запаха бензина воздух пропитан ароматом трав и конского пота…

К ночи мы добрались до таверны «Пьяный гоблин» – приземистого двухэтажного здания из потемневших от времени бревен. Его окружал частокол из заостренных кольев, а перед входом висел фонарь, разгонявший сумерки тусклым желтым светом.

Едва мы толкнули тяжелые ворота, на которых был глубоко выбит древний знак защиты от демонов Нижнего мира, как из здания выскочил грузный хозяин. Его красный нос, испещренный сетью лопнувших капилляров, напоминал перезрелую сливу, а затертый кожаный фартук был заляпан винными пятнами.

– Боги милостивые, опять раненые! – всплеснул пухлыми руками мужчина, окидывая нашу измотанную процессию встревоженным взором. – Что ж такое на большаке-то творится? Третий раз за неделю!

– Разбойники совсем озверели, Торм, – ответил Базил – мой отец, бережно поддерживая меня под руку. – Нам бы комнаты и горячей воды.

– Для тебя все что угодно, старый друг, – кивнул хозяин, тотчас крикнув куда-то в сторону кухни, перекрывая шум таверны: – Эй, Марта! Тащи котел на огонь! И чистые тряпки неси!

В общем зале было шумно и накурено. С десяток грубо сколоченных столов, были заняты путниками разных мастей: от простых крестьян в домотканых рубахах до таких же наемников, как мы, закованных в потертую кожаную броню. В углу за дальним столом громко спорили торговцы в богатых одеждах, позвякивая массивными перстнями о кружки с элем, а рядом с ними расположилась группа охотников, чьи луки и колчаны были прислонены к стене.

Густой дым от очага и трубок посетителей стелился под низким потолком, почерневшим от копоти, смешиваясь с запахами эля, жареного мяса и свежеиспеченного хлеба. В воздухе витал гул разговоров, звон посуды и взрывы хриплого смеха. А менестрель в углу, молодой парень с копной белых волос и бледным лицом, наигрывал веселую песенку на потертой лютне. Его пальцы ловко перебирали струны, и подвыпившие посетители нестройным хором подпевали, размахивая кружками в такт музыке: – А девица молодая в лес пошла гулять одна…

– Здесь все как обычно. Веселятся, пока другие кровью истекают… – проворчал Базил, его лицо потемнело от гнева, а в серых глазах сверкнули опасные искры, но его голос тотчас изменился, стоило ему обратиться ко мне. – Давай-ка, пчелка, наверх. Тебе нужен отдых.

Возражать не стала, мечтая поскорей остаться одной и хорошенько поразмыслить над всем произошедшим. Я благодарно кивнула и медленно двинулась к деревянной лестнице.

Мне, как единственной девушке в отряде, выделили отдельную комнату – маленькую каморку под самой крышей, где слышался каждый порыв ветра и шорох пробегающих по стропилам мышей. Через единственное окно, затянутое промасленной бумагой, пожелтевшей от времени, едва пробивался свет полной луны, рисуя причудливые тени на дощатом полу. Кровать была жесткой, но чистой, застеленной свежей соломой и грубым льняным бельем, а в углу стоял деревянный сундук для вещей, потемневший от времени и покрытый искусной резьбой. На стене висело небольшое зеркало в медной раме, отражающее пламя свечи, к нему я первым и направилась…

Из тусклой поверхности на меня смотрело чужое и одновременно знакомое лицо: высокая, крепко сложенная девушка с огненно-рыжими волосами, струящимися по плечам подобно расплавленной меди, и глазами чернее безлунной ночи, обрамленными длинными густыми ресницами. Тонкие черты лица с высокими скулами, прямым носом и полными губами придавали ей благородный вид. А небольшой шрам, пересекавший левую бровь, только добавлял воинственности этому образу, не портя природной красоты. Миловидное лицо хранило следы усталости, но даже сейчас в нем проглядывала какая-то особая грация, несвойственная обычным наемницам.

Но в памяти тут же всплыл другой образ – хрупкая брюнетка с большими карими глазами. Ее тонкая фигурка казалась такой уязвимой в строгих деловых костюмах. Мягкие темные волосы, обычно собранные в аккуратный пучок, изящная шея, украшенная тонкой цепочкой с маленьким кулоном. Миниатюрные руки с безупречным маникюром, которые никогда не держали ничего тяжелее чашки кофе или стопки документов…

– Кажется, я схожу с ума, – едва слышно пробормотала, с жадностью вглядываясь в отражение и тщетно пытаясь найти хоть что-то общее между этими двумя столь разными девушками. Спустя несколько долгих минут я, морщась от боли, обессиленно опустилась на потертый сундук. Прислонившись спиной к тонкой дощатой стене, прикрыла глаза и какое-то время просто слушала заунывное завывание ветра под прохудившейся крышей, пока тихий, но настойчивый голос Базила не позвал меня к ужину.

Через полчаса, насытившись горячей похлебкой с мягким хлебом и отказавшись от предложенной кружки крепкого эля. Отдав предпочтение душистому травяному отвару, чем немало удивила добродушную Марту. Я вернулась в свою каморку, для надежности подперла скрипучую дверь тяжелым сундуком и опустилась на жесткую кровать. Сквозь накатывающую дремоту и шорох ночного ветра в стропилах, уловила приглушенный разговор за тонкой стеной – Брондар негромко беседовал с Корхом:

– Что-то не так с нашей Мел. Смотрит по-другому, будто чужими глазами, и молчит, словно воды в рот набрала.