Так… стоп. Она не собирается любоваться им, ей просто нужно его кое о чём расспросить. Устроить небольшой допрос с пристрастием по поводу его слегка «неуравновешенного» друга, который на пляже почти в одиночку уложил полдюжины человек и пару из них чуть не убил.

Так что… к делу.

– Чёрный, – сказал Разумов, сел за стойку лицом к Маше и сложил руки перед собой, сплетя пальцы в защитном жесте.

Маша обратила внимание, что он старается смотреть исключительно на её лицо. Она мысленно улыбнулась и составила в голове план вопросов, чтобы приближаться к предмету разговора издалека и не спугнуть чересчур закрытого «клиента». Она залила горячей водой горсть чайных листьев и вновь обернулась к Алексею. Он продолжал её изучать, будто просвечивал взглядом насквозь рентгеновскими лучами. В желтоватом тёплом свете кухонной подсветки его глаза приобрели новый глубокий оттенок, но всё ещё продолжали напоминать подводную часть айсберга.

От этого взгляда мурашки сползали по позвоночнику вниз. Он не так просто, как кажется, этот странный вредный следователь. За этой синевой глаз прячется что-то намного большее, чем опыт жизни скучного работника органов возрастом около тридцати лет. Но стена возведена на совесть, лишь ситуация с Андреем пошатнула её прочность и неприступность.

Разлив чай по чашкам, Маша поставила их на стойку и села напротив.

– Осторожно, горячий, – предупредила она и приподняла свою чашку двумя руками, чтобы слегка подуть на парящую поверхность. А сама продолжила смотреть на Разумова уже чуть более открыт, – давно это с ним?

Внезапно для него спросила она, чем заслужила тяжёлый взгляд и несколько секунд раздумий. Но то, что скрывалось за той ледяной стеной, было слишком тяжело тащить одному, потому он всё же ответил.

– Давно, больше года уже.

– Травма? – Маша знала, что он поймёт, о чём она. О психологической в первую очередь, вызывающей такие приступы. Разумов знал об Андрее так много, что возможно и сам Ветров столько не знал. Гиперопека была не на пустом месте.

– Да, – кивнул Лёша и опустил глаза к чаю, – и серьёзная. Но… – он медленно вдохнул и отвёл глаза, – не хотел бы об этом говорить сейчас.

В подтверждении своих слов он поднял чашку и принялся пить даже раскалённый напиток. Маша видела, как рушится его защита, и он изо всех сил старается держать её, как треснувший щит перед собой.

На несколько минут они погрузились в молчание, попивая горячий чай. Напиток бодрил не хуже кофе, но когда Лёша ставил чашку на блюдце, Маша заметила лёгкую дрожь в крепких пальцах.

Возможно, она пожалеет об этом. Мария встала и подлила им обоим из чайничка потемневший, ещё сильней заварившийся чай. Затем открыла крайний шкафчик и достала оттуда небольшую бутылочку, напоминающую перевёрнутое сердце. Чайный цвет её содержимого мягко просветился насквозь, когда она поставила её на стол рядом с собой, Разумов не смог скрыть удивления от вида семилетнего коньяка «Курвуазье» ХО Империал. А когда Маша открыла пробку и подлила понемногу в обе чашки, вообще расширил удивлённо глаза.

– В чай? Он же стоит… – тут он запнулся, понимая, что цену озвучивать не стоит. Да и свой достаток этим удивлением показывать тоже. Ох уж эти мужские комплексы.

– Он стоит того, – тихо проговорила Маша, почти опуская голос на шёпот, – я не смогу сегодня уснуть без этого. Да и тебе… – она неосознанно осмотрела его напряжённые плечи и скованные пальцы, – надо расслабиться. Я немного.

Не дав ему возразить, она припала губами к своей чашке и закрыла глаза от удовольствия. Вкус коньяка растворился в горячем терпком чае, подмешивая к нему лёгкие нотки шоколада, ванили и корицы. По телу сразу потекло приятное тепло, заставляя выдохнуть от наслаждения.

Сегодня слишком много всего случилось.

Когда Маша открыла глаза, её взгляду предстал приятнейший вид. Разумов тоже пил чай с коньяком, закрыв глаза и чуть приподняв брови. Ему определённо понравился богатый бархатистый вкус, но вряд ли он пробовал раньше такое необычное сочетание. На её памяти большинство людей считали это натуральным извращением. Ей было плевать на их мнение.

– Вкусно, – Лёша оставил пустую чашку и мягко вздохнул, бросив короткий взгляд на бутылку с красивыми изогнутыми гранями рядом. Его взгляд выдавал его мысли, а ещё больше его язык, который коротко прошёлся по его губам и оставил их влажно блестеть. От этого зрелища уже захотелось облизнуться самой Маше.

У него красивые губы. А от горячего чая они налились цветом… Маша задышала чаще и встала из-за стойки. Вернулась через мгновение с двумя коньячными бокалами на короткой ножке.

– Ты же не торопишься? – спросила Маша, наливая коньяк в снифтеры и не отрывая глаз от лица Разумова.

Тот следил за тем, как жидкость цвета старого золота закрывает круглое донышко и в его глазах отразилась заметная знающему глазу нужда и жажда…

А Маша не могла не смотреть на его губы, которые он вновь облизнул, качая отрицательно головой. Он никуда больше не торопится. Как и она.

– Как давно я его не пил, – несколько неожиданно сказал Разумов и вдохнул аромат коньяка, когда поднёс бокал к лицу, – грушей отдаёт.

– А на вкус, – Маша тоже вдохнула, потом немного пригубила, – как крем-брюле…

Коньяк растекался по языку, зажигая вкусовые рецепторы и заставляя сердце биться быстрей. Или это уже не коньяк. Голова немного зашумела, а на неё уставились два сверкающих куска арктического льда над растопленным янтарём, когда Разумов, не отрывая от неё взгляда, пригубил свою порцию напитка.