Роман Дэвида Гиллхэма «Аннелиз» — замечательное произведение в жанре альтернативной истории.
Воображение автора представляет нам судьбу Анны Франк — ее дневник, написанный в Убежище, где Анна более двух лет пряталась от нацистов, известен во всем мире, — в предположении, что она не погибла в лагере смерти и вернулась в освобожденный от нацистов Амстердам.
Скрупулезно изучив всю литературу об этой девочке, все доступные свидетельства очевидцев, Дэвид Гиллхэм рисует психологический портрет своей героини: она сложная, противоречивая и очень живая. Потерявшая всё и всех, кроме любимого отца и удивительного дара рассказчика, Анна снова учится жить и верить. И добиваться своего — уже не избалованной «папиной дочкой», а целеустремленной молодой женщиной. Готова ли она принять мирную жизнь и любовь ближних? А главное — простить. Других и в первую очередь саму себя.
David R. Gillham
Annelies
Серия «Первый ряд»
Оформление серии Е. Кузнецовой
All rights reserved including the right of reproduction in whole or in part in any form.
This edition published by arrangement with Viking, an imprint of Penguin Publishing Group, a division of Penguin Random House LLC.
Copyright © 2019 by David Gillham
Посвящается всем Аннам
Я хочу продолжать жить и после смерти!
Дневник Анны Франк 5 апреля 2944 г.1. Пустошь
Мы думали, что видели все.
А потом увидели Берген-Бельзен.
Дж. У. Триндлс «А потом увидели Берген-Бельзен» 1945 г.Она лежит распростертая среди мертвецов, усеявших мерзлую грязь; мысли ее угасают. То, что в ней осталось, постепенно покидает ее, а над головами сужает круги ангел смерти: ближе, ближе. Теперь он совсем рядом — она чувствует, как он слой за слоем отделяет от нее жизнь. Тело сжигает лихорадка, его раздирает убийственный кашель; в ней теперь больше от зверя, чем от человека. Жуткого холода, проникшего до костей, она уже не чувствует. Как не чувствует голода и жажды. Все это осталось в ее прошлом теле.
Но откуда-то доносится громкий хлопок — кто-то выстрелил из винтовки или пистолета, и на какой-то миг ей кажется, что тьма вокруг отступает. Вместо того чтобы поглотить ее последний вздох, смерть отвлекается на звук выстрела — и по рассеяности минует ее. В эту долю секунды прежний мир преображается: та девочка, которая еще жила в ней, в последний раз хватается за жизнь. Робко стукнуло, сократилось сердце. Раз. Другой. Третий. И вот оно уже стучит ритмично. Она все еще разражается кашлем — но откуда-то взялся пульс. Прилив жизненных сил. Вот она осторожно вдыхает — и выдыхает. Медленно, очень медленно размыкает слипшиеся ресницы — снежная белизна начинает резать глаза.
Она жива.
2. Единственный, кому можно довериться
Для девочки вроде меня такое непривычное чувство — вести дневник! И не только потому, что я раньше никогда не писала. Мне кажется, что позже ни мне самой, ни кому-нибдь другому не будут интересны признания тринадцатилетней школьницы.
Дневник Анны Франк 20 июня 1942 г.…теперь все голландские евреи у нас в кармане.
Доктор Ханс Бём, уполномоченный по делам рейха в Амстердаме. 2 октября 1941 г.Опершись локтями на подоконник, Анна смотрит в открытое окно своей квартиры на третьем этаже дома на Мерведеплейн. Солнце покачивается, точно в люльке, в пронзительно-синем небе. Двор порос роскошной зеленой травой. Внизу из здания магистрата выходит нарядная свадебная процессия, и Анна поглощена зрелищем: мало что ее интересует так, как мода. На невесте — отлично скроенный костюм с зауженной книзу юбкой и фетровая шляпа. Словом, стиль военного времени: нарядный и элегантный, но без рюшей. В ее руках — пышный букет белых роз. Люди с балконов подглядывают за тем, как пара спускается по лестнице, позируя фотографам точно кинозвезды.
— Анна, отойди, пожалуйста, от окна! — зовет мать. Не желая шевелиться, она кричит через плечо: «Можно еще минутку?» И воображает, что в один прекрасный день тоже будет позировать перед камерами кинозвездой. Вроде Греты Гарбо или Присциллы Лейн. Она любит кино и актрис: больше всего в оккупации Анну бесит то, что нацисты додумались запретить евреям ходить в кино. Хотя после войны — кто знает? Может, она станет второй Дороти Ламур и фотографы будут ходить за ней по пятам.
Мать начинает терять терпение и говорит в своей монотонной манере: «Ты должна накрывать на стол к обеду. И вообще — женщине не подобает высовывать голову из окна, как любопытной жирафе». Хотя сама не удерживается от того, чтобы по-жирафьи высунуть шею и слегка вздохнуть. «Когда я выходила за твоего отца, на мне было платье из белого шелка с длинным-длинным шлейфом, — напоминает она себе. — Отделанное тончайшим кружевом, специально привезенным из Бельгии».