Шрифт:
Глава 2. Олеся
– Торт обалденный, Лесь. Почему ты мне никогда раньше его не пекла, м? Плохой из тебя друг, Птичкина, – говорит с набитым ртом, пытаясь прожевать третий кусок.
Почему я за калориями слежу, иначе в любимые джинсы не влезу, а он вон сколько уже сожрал, но кубиков по-прежнему восемь?
– А вы почему не едите? – спрашивает нас обеих. – Мне такой вкусный «Наполеон» только бабушка пекла.
Мы смотрим с раздражением друг на друга. В целом претензий к этой Соне у меня нет. Я вижу-то ее в первый раз.
– Жирное? На ночь? – с претензией говорит и смотрит мне в глаза.
Ей-то можно кусочек себе позволить. Какой размер одежды она носит? Тридцать восьмой? Сороковой?
– А я наелась, пока готовила и собирала.
По правде говоря, от волнения желудок свернулся в трубочку и сжался в точку.
– Мне, наверное, пора? – скромно спрашиваю.
– Отличная идея, – спешно отвечает Соня. Да просто нагло перебивает, не давая выдохнуть.
Герман будто и не замечает. Жует торт. Откладывает пустую тарелку, даже следов крема не оставляет, и, положив руку на плоский живот, поворачивается к своей девушке.
Она совсем ему не подходит.
– Не, Сонь. Тебе пора. Родаки вот-вот придут, а мне еще в комнате убирать, – подмигивает. Ясно же, что убирать.
Краснею и отворачиваюсь к окну. Хочу, чтобы теть Наташа пришла сейчас, увидела все и выгнала с позором эту Соню.
Но этого не происходит.
Герман возвращается на кухню, проводив Соню до такси. Мне кажется, я слышала ее претензии с четвертого этажа и ничуть ей не сочувствую.
Ох, я такая стерва!
– Жаль, не успела с Соней пообщаться. Она классная, – грустно произносит Герман и садится напротив. Выглядит и вправду расстроенным.
– Она тебе нравится?
– Ну… – стреляет взглядом. Меня пронизывает током. – «Нравится» немного не то слово. Но ты маленькая еще о таком думать.
– Мы с тобой ровесники, Герман.
– Ровесники, – откидывается на спинку стула, давая возможность рассмотреть те восемь кубиков и смуглую кожу, – но о многих вещах тебе знать не обязательно пока что.
– Это почему? – возмущаюсь.
– Парня у тебя нет? Нет. Вот когда появится, тогда и поймешь.
Мне девятнадцать. Я специально надела красивое платье, сделала прическу, накрасилась, чтобы показать – я девушка. Но Герман продолжает видеть во мне вечного друга и соседку.
– Я, может, сейчас хочу понять. Вот тебе, например, могу понравиться?
Господи, стыд-то какой! Краснею. Щеки пылают, будто натерла их острым перцем. И почему-то губы тоже.
Въедаюсь глазами в Германа. В голове слышу хриплое, низкое «да». Потом Гера поднимается со стула, медленной, хищной походкой доходит до меня и останавливается в нескольких сантиметрах. Смотрит проникновенно, с желанием и любовью. Целует.
А в реальности я слышу… Смех.
– Ты? Ты же мне друг, Птичкина! Я знаю тебя всю свою жизнь. Нет в тебе загадки для меня. Да и кудряшки твои эти. И платье, – морщится, разглядывая мой наряд, который я с такой щепетильностью выбирала. Для него.
На глаза наворачиваются слезы. Слушать это больно.
Лучше бы я не приходила и не дарила ничего. Он же догадается сейчас. А так бы хранила в себе эти чувства и со временем они бы и прошли.
– Без обид, Лесь. Но ты на любителя, что ль, – продолжает убивать своими словами, – вот торты у тебя супер!
– На любителя?
Поджимаю губы, когда по ним скатываются слезы, и на языке чувствуется разъедающая соль.
– Блин, прости, Лесь. Но ты спросила – я ответил. Я бы с тобой не замутил. Но мы же друзья, да?
Киваю головой, как болванчик.
– Пойду. Мне еще посуду мыть после торта.
– Давай. Завтра нам к первой паре, – кричит, когда я уже выбегаю на лестничную клетку. Дыхание сбиваю. Не пару метров пробежала, а все лестничные пролеты в нашем подъезде.
– Без меня, – шепчу, вытирая щеки. Герман не слышит. Я уже захлопнула нашу дверь.
С завтрашнего дня все будет по-другому. Раз для него во мне нет загадки, то найду того, кто ее увидит.
Глава 3. Олеся
Год спустя
«Меня поразили твои глаза», – читаю сообщение.
Блокирую телефон и убираю его в сумку. Отвечу потом. К нам в аудиторию вошла новенькая в тот момент, когда Градов играл в профессора.
Матвей Градов – всеобщий любимец нашего института, по совместительству друг того, кого нельзя называть. Или наоборот. История об этом умалчивает.
Смотрю на новенькую, она на меня. Не нравится. От нее будут проблемы.