— Ой Иньиго, наш архиепископ необычный человек и всё, что касается его и его жизни, любопытно всем, — она растерянно пожала плечами.

В комнату открылась дверь и вошёл Козимо Медичи.

— Оставь нас пожалуйста дорогая, — попросил он и Джиневра с низким поклоном вышла.

— Всё больше понимаю, что сделал правильную ставку, выбрав вас, синьор Иньиго, — улыбнулся он мне, протягивая кипу бумаг, — здесь все договоры, расписки и верительные письма, которые мы обсуждали и согласовали. Кодекс вам принесут в комнату сегодня, можете читать его, сколько хотите.

Я взял бумаги, и стал внимательно читать всё, не пропуская, чтобы в них не внесли тех поправок, которые мы не обсуждали. Всё было честно и чисто, что впрочем и не удивительно, поскольку Козимо знал, с какой скоростью я читаю и насколько внимателен к деталям.

— Вы об ужине с архиепископом? — поинтересовался я, откладывая ворох бумаг на кровати в сторону.

— Об этом уже знают все, — кивнул он, — мне прислали просьбы пригласить вас от их имени, на ужин пять знатных флорентийских семей. О вас резко заговорили в городе синьор Иньиго.

— Что скажете вы, синьор Козимо?

— Примите их, лишними, знакомства никогда не будут, даже со своими врагами, — весьма мудро заметил он.

— Тогда пусть так и будет, — согласился я, — составите мне компанию, как мой партнёр?

Медичи задумчиво посмотрел на меня.

— Хотите, чтобы об этом узнали все?

— Чем раньше, тем лучше, — пожал я плечами, — пусть недоумевают по поводу того, что знатный флорентийский банкир нашёл общего с маленьким кастильским графом.

— Скоро они поймут синьор Иньиго, что определение «маленький», касается только вашего роста, — улыбнулся он, — конечно, я согласен.

Под вечер, когда я решал в чём ехать к архиепископу, в дом вернулся Бернард, одетый в робу послушника. В таком виде его Алонсо и привёл ко мне.

— Решил завязать с наемничеством Бернард? — удивился я, увидев его в таком виде.

— Вам бы всё шутить, сеньор Иньиго, — скривился он, — нет, пришлось сделать вид, что я хочу стать монахом и эти дни жить в монастыре.

— А-а-а, — тут до меня стало доходить, — не в том ли, где сейчас живёт архиепископ?

— В том, сеньор Иньиго, — довольно кивнул швейцарец, — я узнал, что вы приезжаете, так что решил заканчивать это представление и поделиться с вами тем, что я узнал там.

— С радостью тебя выслушаю, — обрадовался я, показывая ему на стул.

— Антонин Пьероци в первую очередь аскет, синьор Иньиго, — начал швейцарец, — ведёт абсолютно простую жизнь даже в качестве архиепископа, продолжая следовать доминиканскому правилу о бедности, в его келье только стол со стулом, кровать и больше ничего. Также имеет отличную репутацию богослова и помогал в качестве папского посланника на Флорентийском соборе. Завоевал всенародное уважение и любовь, своей энергией и деньгами в борьбе с последствиями чумы и землетрясения во Флоренции в 1448 и 1453 годах. Постоянно живёт в своей епархии, и ежегодно посещает каждый приход и монастырь Флорентийской республики пешком.

Когда Бернард закончил перечислять достоинства моего нового знакомого, то я задумался, сколько в свете новых данных, похоже нужно было менять как свою линию поведения при ужине, так и одежду, в которой я собирался поехать.

— Моя доминиканская роба при нас? — обратился я к Алонсо, который тоже слушал рассказ Бернарда.

— Конечно, сеньор Иньиго, — ответил управляющий, — я всегда весь ваш гардероб вожу с собой.

— Отлично, поеду в ней, — решил я, — переодеваемся.

Алонсо отправился за одеждой, а швейцарец стал помогать снимать с меня то, что я уже успел надеть.

— Рана не беспокоит, сеньор Иньиго? — поинтересовался он, показывая на мой бок.

— Прошу врача дома Медичи осматривать её каждый день, говорит, всё заживает, беспокоиться не о чем.

— Хвала господу, — облегчённо вздохнул швейцарец.

Вернувшийся Алонсо раскрыл завёрнутую в ткань робу, которая была чиста, но не отглажена.

— Сейчас прикажу слугам погладить, — увидел он то же, что и я.

— Нет Алонсо, в таком виде само то, — остановил его я, — одевайте меня.

Давно я не был в этой одежде, так что было слегка непривычно, но благо что я не сильно подрос с тех пор, так что она сидела на мне так же идеально, как и тогда, когда мне её подарили. Даже горб и тот скрылся под широкими одеяниями монашеской робы.

Алонсо поднёс мне венецианское зеркало, подарок от спасённого мной в Риме купца.

— Мне кажется идеально для этой встречи, — надел я на правую руку свои простые деревянные чётки с крестом и посмотрел на отражение. Уродливое лицо также не сильно изменилось, так что любоваться я долго не стал, закончив на этом свой вечерний туалет.

Мой внешний вид, когда меня выносили из дворца в повозку, привлёк всеобщее внимание и я представлял себе, какой шквал вопросов на меня обрушится, когда я вернусь, а пока мы погрузились и поехали к монастырю, который как мне сказал по пути Бернард, лишь недавно восстановили после землетрясения и всё конечно на деньги Козимо Медичи.