Шрифт:
Я нахмурилась, пытаясь понять, ГДЕ вообще оказалась.
ГДЕ и КОГДА.
Эдриан от меня отказался на глазах у всех…
Предательский нож Агнесс…
И Сэй Дзен.
Неужели все это было сном?
Я подняла правую руку и с облегчением увидела, что жуткой черной татуировки-черепа там нет.
Я не проклята и не заражена мареновой чумой!
Пока еще не проклята.
Но зато…
На моем безымянном пальце блеснуло знакомое золотое обручальное кольцо с рубином!
Со стекляшкой, как сказала Нерисса Сальваторе, когда Эдриан расторг наш брак, и оно лопнуло прямо на моем пальце.
Но сейчас кольцо на месте – получается, я попала в момент, когда меня уже признали баронессой и мы с Эдрианом уже поженились.
Тогда почему я на ферме?
Я постаралась напрячь память, которая сейчас представляла полное месиво, кашу из обрывочных воспоминаний Фионы и не менее обрывочных воспоминаний попаданки, но ощутила только резкий приступ головной боли.
– Я кому сказала – собирайся! Живо! – проорала Шиппи и в меня полетела кружка с остатками воды, гулко ударив меня по лбу. – А за то, что задержала смену, после дойки вычистишь коровник! И про свинарник тоже не забудь! Ишь ты, баранеска тут сыскалась…
В общей комнате, где жили двадцать доярок, царила промозглость холодного осеннего утра. Над щелями меж досок деревянного пола вились струйки тумана, а на узких подоконниках кое-где даже была видна изморозь.
Остальные девушки надели темные теплые шерстяные платья, а сверху повязали пуховые платки.
У меня же на грубо сколоченной прикроватной тумбочке лежало…
Шелковое платье. Хотя, может, и не настоящего шелка вовсе.
Главное, что оно было из тонкого шелковистого материала и очень открытое – рукавчик три четверти с кружавчиками, а про низкое декольте и пышную, но совершенно бесполезную юбку я вообще молчу.
Ткань заледенила кожу, и я вся покрылась мурашками.
Как же холодно!
И как хотелось мне сейчас накинуть такой же тёплый платок, как и у остальных!
Одетая в это безвкусное, вычурное платье, я подошла к умывальне и выдавила из рукомойника чуть воды, чтобы ополоснуть лицо.
Как и следовало ожидать, она тоже была ледяной, и ее было так мало.
Будь у меня магия, тут же бы наколдовала горячую воду. Много, много горячей воды!
Но моя магия у Агнесс.
Интересно, где сама сестричка, где Эдриан и вообще, все придворные?
Может Сэй Дзен выкинул меня в какую-то параллельную реальность, где все они отправились в ад, где им самое и место?
А работницы фермы, с которыми мы раньше дружили, дико меня ненавидят…
– Что, любуешься на красавицу-баронеску? – послышался за спиной ехидный голосок Чичи, моей подруги-доярки.
Но из маленького мутного зеркала над рукомойником на меня смотрела все та же Фиона с неровной кожей, щелью меж передних зубов и волосами, напоминающими воронье гнездо.
С этими угольно-черными, жесткими, как проволока, волосами, не могла справиться ни одна расческа.
В этой обстановке и в этом наряде среди остальных я смотрелась попросту нелепо, даже комично.
– Может, у тебя есть запасная шаль? – спросила я, поежившись.
Холод, уже кажется, пробрался в каждую мою косточку.
– Нет уж, не пристало баронессе ходить в простолюдинских обносках, – прошипела Чичи, и плотнее запахнула на груди свой теплый платок.
Плюнув на все, я решила использовать в качестве накидки свое одеяло, но Липа Шиппи налетела на меня коршуном и заставила оставить его в общежитии.
Раннее осеннее утро было таким промозглым и холодным, что меня в моем открытом «баронском» платье судорогой сводило.
Подойник, который я держала в правой руке, оглушительно гремел при каждом моем шаге, значительно громче, чем у других доярок, что шли рядом со мной.
Женщины искоса посматривали на меня, переговаривались и отпускали обидные шуточки, вроде «Не тяжело ли ее баронесскому господству нести подойник, не оттягивает ли белы рученьки?».
Не реагируя на насмешки, я лихорадочно разбирала память Фионы, чтобы понять, в какой момент ее прошлого я попала.
ГЛАВА 9
К сожалению, в ней было намешано так много всего, что я как будто погрузилась в огромный поток. В основном он состоял из ее грез, наивных и детских мечтаний о любви Эдриана Сальваторе, а еще слащавых картинок «искренней сестринской» любви Агнесс.
С безграничным ужасом я поняла, что не владею своим новым телом.
Владею, но не до конца.
В сознании как будто образовалось пятно, напоминающее паутину, и связано оно было с образом мерзкой наигранной паучихи Арахнесс – чужое, светлое, бесконтрольное.