Я быстро взошел по пандусу, и зашагал по коридору.

— А сегодня — та же история, — толкнулись в ухо дребезжащие лексемы. — Гляжу, опять этот куркуль с лыжами, только сует их в багажник — у него «Иж-комби». Садится — и к шоссе. Да я-то ничего такого. Мало ли… Ну, приспичило ему на лыжню! А у меня свои дела, я сразу на двух дачах печки протапливаю. Хозяева мне по десятке в месяц кидают за это дело. Ну, вот. И я, значит, тоже на лыжах — в дачном-то поселке только с центральной улицы снег убран. Ага… Доезжаю, значит — и вижу соседского «Ижа»! Чего вдруг этого хапугу сюда занесло, думаю? Это ж совсем в другой стороне! Он что, на шоссе выехал, чтобы крюк сделать в пять километров? Ну, думаю, или дурак, или шпиён! Соседушка на лыжи, и я за ним. Хоронюсь за деревьями, а он до самой опушки допилил…

— Игорь Иваныч, — не выдержал я, — а это не там ли, где сухая елка? Такая, будто вот-вот рухнет?

— Да-да-да! — возликовал абонент. — Она самая!

— Минуточку…

Я бегом спустился в фойе, и рванул на себя дверь первого отдела. Привалов обернулся, грозно хмуря брови, а два его помощника буквально приклеились к экрану телевизора — замаскированная видеокамера передавала, как некий суетливый мужичок в громадном тулупе меняет батарею СВЧ-генератора.

— Оперативная съемка… — громыхнул особист, но я лишь отмахнулся.

— Дайте на экран лицо нарушителя!

Наверное, мой командный тон, не терпящий возражений, подействовал на служивых — на отдельном дисплее застыл скрин-шот.

— Игорь Иваныч!

— На проводе! То есть… Тьфу! На связи!

— Игорь Иваныч, сосед ваш в тулупе был? В светлом таком?

— Ну, да! В армейском! Какой-то прапор, видать, стырил, а этот жлоб купил.

— Бороденка у него куцая, рыжеватая?

— Ага! Козлиная такая!

— Нос тонкий, с горбинкой…

— Да-да-да! И бородавка вот тут… э-э… на переносице!

Я пригляделся — да, есть такая особая примета.

— Игорь Иваныч! А как зовут соседа?

— Глеб Юрьевич! Лазаренко, вроде... У него дом наискосок от моего, нумер одиннадцать!

— Ага… Большое спасибо, Игорь Иванович! И просьба к вам — не выдавайте себя. Пусть сосед думает, что вам ничего не известно.

— Понял! — дребезжащий голос прибавил серьезности.

— Записывайте, — велел я, пряча радик в карман халата. — Глеб Юрьевич Лазарев. Или Лазаренко. Проживает в Нижних Дубках, улица Колхозная, дом одиннадцать.

— Это он? — обернулись оба помощника, тыча в экран.

— Он. Вроде всё сходится.

— Бдит народ! — Привалов напыжился от гордости за советских людей.

Тот же день, позже

Москва, улица Лесная

Чак с Мензисом вышли на станции «Новослободская», и немножко прогулялись до района, застроенного кирпичными девятиэтажками. Квартирки получились малогабаритные, то есть тесноватые, зато зимой в них было тепло.

— Тут один типчик проживает, — вполголоса выкладывал Клегг, и криво усмехнулся: — Агент «Сенсей». Он работал на объекте, пусть хоть план нарисует… Ага! — вскинув голову, Мензис отсчитал третье окно от края, на восьмом этаже. — Форточка открыта! Значит, все в порядке, можно вызывать. «Сенсей» этот должен помнить все три пароля… Разыграем ситуацию с собутыльниками! Не зря же я какой уж день не бреюсь, хе-хе…

Чак оценил режиссерские таланты англичанина — они оба оделись неопрятно, с налетом «бомжеватости», как тут выражались.

— Водка с тобой?

Призрак Медведя утвердительно кивнул, оттопыривая карман куртки — овчинной, обшитой тканью в подпалинах, а кое-где блестевшей от грязи. Вжился в образ.

Клегг выудил радиофон, набрал номер, и сказал грубым голосом:

— Алё? Ну, ты где? Смотри, а то мы с корефаном на пару раздавим поллитра!

Дождавшись отзыва, Мензис убрал радик, и бросил:

— Пошли. Есть тут одна забегаловка… Растворимся в толпе!

Нужное заведение обнаружилось в соседнем квартале — довольно чистая пивная в павильоне-«стекляшке». Сразу видно, не западный бар — никаких тебе высоких табуретов у стойки, зато весь зал заставлен круглыми столиками на одной ножке. Места как раз хватало, чтобы втроем обступить мраморную столешницу.

Завсегдатаи, одетые просто, иногда весьма прилично, ни на кого не обращали внимания — выпивали, да закусывали, судача про хоккей, про политику, про зимнюю рыбалку, увязывая глаголы ядреными идиомами.

Раков не завезли, зато на жестяных подносах дымились свежесваренные креветки. Буфетчица живо наложила три порции, и Мензис расплатился. Мировой закусон.

Чак выбрал столик в углу стеклянной стенки, тронутой инеем. Говор посетителей полнил павильон, но разобрать, о чем они толковали, не получалось. Вот и славно.