Шрифт:
— Ну и пентюх этот Барсуков! — сообщил довольный Шурка. — Вывели лошадь со двора, запрягли в сани, а он так и не проснулся. Может, и не возвращать ему больше Жужелицу?
Но Таня сказала, что к вечеру лошадь надо обязательно вернуть обратно. Так будет лучше.
— И вообще вы не привязывайтесь к Барсукову.
— А что... он тоже, как Виктор?
— Что да как, сказать не могу, но он человек хороший, помогает нам.
Часа через полтора Таня с ребятами добралась до Зосимовского оврага.
— Теперь будем искать трехпалую сосну, — сказала она. — Соль где-то около нее.
Найти сосну оказалось не так уж трудно. Она действительно была приметная, с шероховатым, темным, неохватным стволом, из которого, как вытянутые пальцы, тянулись к небу три медно-бронзовых ствола. Недалеко от сосны высилась припорошенная снегом куча хвороста. Раскидав ее, ребята обнаружили три грузных мешка.
Как по команде, их руки легли на грубую мешковину, и сквозь нее пальцы нащупали хрустящие зернистые комочки.
Это была соль! Лица мальчиков просияли. Так теперь же детдомовцы настоящие богачи! За эти хрустящие комочки они сумеют выменять, раздобыть все что угодно.
Перетащив мешки с солью в розвальни, ребята прикрыли их соломой, а сверху принялись накладывать хворост, жерди, бревна.
— Посуше дрова выбирайте, — предупредила Таня. — Чтоб лошадь не замучить.
Но воз все же получился высоким, тяжелым, раскидистым. Его туго перевязали веревкой, потом наломали охапку рябиновых веток с мерзлыми красными ягодами и тронулись в обратный путь. Таня вела Жужелицу под уздцы, а мальчишки шагали вслед за подводой.
Перед въездом в город лошадь на минуту остановили и решили, что Тане лучше забраться на воз, Родьке с Витолом идти позади подводы, а Шурке впереди.
С полчаса ехали спокойно.
Встречались хмурые, неулыбчивые горожане. Они волокли санки с мешками, катили самодельные тележки. Иногда подводу перегоняли грузовики с немецкими солдатами, вихрем пролетали мотоциклисты.
«Только бы не патруль... Только бы про соль не догадались», — поеживаясь, думала Таня. Неожиданно Шурка, шагавший впереди подводы, остановился.
— За поворотом патруль... — сообщил он. — Офицер и три солдата. Чего делать будем?
Таня посмотрела по сторонам: мостовая шла в глубокой выемке, сворачивать было некуда.
— Давайте ко мне! — Придерживая Жужелицу, она махнула мальчишкам рукой. Те забрались на воз.
— Глядите веселей. И давайте лучше споем, — предложила она и, взмахнув рукой, высоким голосом затянула:
— «Эх, полным-полно моя коробушка ... »
Переглянувшись, мальчишки подхватили. Пели усердно, громко, хотя и не очень в лад.
Подвода поравнялась с патрулем. Подняв руку, рослый, щеголеватый офицер заставил остановить лошадь.
Оборвав песню, Таня протянула пропуск и, путая немецкие слова с русскими, принялась объяснять, что сейчас зима, дети замерзают и они ездили в лес за топливом.
Офицер окинул взглядом порозовевшее лицо девушки и, кивнув на ребят, усмехаясь, спросил, неужели юная фрау уже имеет трех сыновей.
Сделав усилие, Таня заулыбалась — нет, она еще очень молода и не замужем, а это ее братья. Она назвала каждого по имени: Александр, Вольдемар, и Родион.
Теперь заулыбался и офицер. Он молодцевато козырнул девушке и вернул пропуск — можно ехать и можно петь. Очень приятная песня.
Подвода приближалась к деревянному мосту. Около него расхаживали два полицая. Вглядевшись, Таня узнала одного из них: Семенов. Этого улыбочкой не возьмешь. Говорят, что он старается почем зря: роется у прохожих в корзинах, сумках, не пропускает ни одной подводы.
Таня попридержала лошадь.
— А хотите, мы полицаев отвлечем, — шепнул Шурка, заметив ее растерянность. И он кивнул Родьке и Витолу: — Затевайте драку! Налетайте на меня. Будто мы с базара идем.
Мальчишки мигом очутились на дороге и завели потасовку. Они бросались друг на друга, размахивали кулаками, падали в снег. Шурка истошно вопил, вырывался от приятелей, отбегал в сторону и все ближе продвигался к мосту. Наконец он подбежал к одному из полицаев и схватил его за полу шинели.
— Дяденька Семенов! — плачущим голосом закричал он. — Чего они наших бьют, городских! Понаехали невесть откуда.
— Жулик ты, жулик! — входя в игру, пронзительно надрывался Витол. — Шпана базарная!