— А что с Забродиным и Степаненко? — поинтересовался Архангельский, выглядывая из-за брезентового полога кузова. — Они ведь тоже оказали нам существенную поддержку в Чите.

— Отряд Забродина будет обеспечивать связь и снабжение, — пояснил я. — Его бойцы хорошо знают приграничные тропы. А Степаненко со своей группой уже на месте, обеспечивает контрразведывательное прикрытие.

Лицо Архангельского на миг озарилось пониманием:

— Значит, стягиваем все силы в один кулак?

— Именно, — кивнул я. — Операция такого масштаба требует координации всех подразделений. Сопкин будет командовать объединенными военными силами, мы обеспечиваем техническую и геологическую часть, а на месте к нам присоединятся еще и китайские товарищи.

Воронцов, сидевший напротив, оторвался от изучения чертежей и включился в разговор:

— Насчет китайцев, доверять им можно?

— Им нужна наша помощь против японцев так же, как нам нужна их численность для маскировки нашего участия, — ответил я. — Но доверять полностью никому не стоит. Особенно в такой операции.

Дорога шла через густой хвойный лес. Сквозь просветы между деревьями изредка мелькали дальние сопки, окутанные синеватой дымкой. Воздух наполняли запахи смолы и влажной земли.

На одном из поворотов нас остановил замаскированный патруль, красноармейцы в полной боевой выкладке, с винтовками наперевес.

— Пароль? — требовательно спросил сержант с шрамом через всю щеку.

— Амур-Ангара, — ответил наш водитель.

— Отзыв Байкал-Енисей, — кивнул сержант, становясь менее напряженным. — Проезжайте. Лагерь в двух километрах, за холмом.

Вскоре лес расступился, и мы увидели широкую поляну, на которой расположился военный лагерь. Под маскировочными сетями угадывались очертания техники: танки, бронемашины, артиллерийские орудия. Между палатками сновали красноармейцы, дымились полевые кухни.

У въезда в лагерь нас встретил Степаненко, начальник особого отдела Читинского гарнизона. Его обычно непроницаемое лицо выражало необычное оживление.

— Товарищ Краснов! Наконец-то! — он козырнул, подходя к нашей машине. — Товарищ Сопкин с утра справляется о вашем прибытии.

— Задержались на размытом участке дороги, — объяснил я, спрыгивая с подножки грузовика. — Как обстановка в лагере?

— Полная боевая готовность, — кратко отчитался Степаненко. — Техника и люди ждут приказа. Разведчики проверяют возможные маршруты движения. Связь с китайскими товарищами налажена, их представитель уже здесь.

— Вот как? — я был приятно удивлен такой оперативностью. — А Забродин?

— Прибыл вчера вечером со своей группой, — ответил Степаненко. — Обеспечивает тыловую поддержку и маскировку перемещений.

Лагерь представлял собой образец военной организованности. Четко расположенные по периметру посты охранения, техника в капонирах под маскировочными сетями, в центре командирские палатки с узлом связи.

— Учения? — с улыбкой поинтересовался я у группы красноармейцев, проходивших мимо с полевыми катушками телефонного кабеля.

— Никак нет, товарищ! — бодро отозвался молодой боец. — Настоящее дело! Хоть и секретное.

Настроение в лагере ощущалось приподнятое, бойцы чувствовали, что готовится нечто важное.

Степаненко провел нас к большой палатке защитного цвета, над которой развевался небольшой красный флаг, знак командного пункта.

— Товарищ Сопкин ждет вас, — произнес Степаненко, отступая в сторону.

Внутри палатки царила деловая атмосфера полевого штаба, стол с развернутыми картами, полевой телефон, несколько военных, склонившихся над документами. В центре этого организованного хаоса стоял человек, которого я сразу определил как командира. Крепко сложенный, с квадратным волевым подбородком и внимательными серыми глазами под густыми бровями.

— Товарищ Краснов! — Сопкин выпрямился и энергично шагнул мне навстречу. — Рад наконец познакомиться лично.

Павел Артемьевич Сопкин оказался крепким мужчиной среднего роста, на вид немногим старше тридцати. Короткий ежик русых волос, загорелое лицо с отчетливыми морщинками в уголках глаз, следами постоянного прищура человека, привыкшего вглядываться в даль. Военная гимнастерка сидела на нем без единой складки, но не благодаря штабному щегольству, а из-за развитой мускулатуры, ладно и ловко наполняющей форму.

— Взаимно, товарищ Сопкин, — ответил я, пожимая его сухую, крепкую руку. — Наслышан о ваших успехах в противодействии японским диверсантам.

Сопкин улыбнулся, обнажив крепкие зубы:

— Нужное дело, но мелкое. То, что предстоит нам сейчас, несравнимо масштабнее. Прошу, — он указал на карту Маньчжурии, развернутую на столе.

Я подошел ближе. Карта оказалась детальной военной топографической съемкой приграничных районов, с нанесенными от руки пометками. Красным карандашом отмечены японские гарнизоны, синим возможные пути продвижения наших войск.