Казалось, эта женщина и в гробу лежать не станет, начнет распоряжаться на собственных похоронах.

— В самом деле, Марья Алексеевна, вашему уму и бодрости иным молодым позавидовать впору, — сказал Стрельцов, предусмотрительно не оборачиваясь. — Да и славной вашей жизни: все сыновья при деле, все дочери — достойные жены и матери. Они точно не позволят вам стареть в нищете.

— Спасибо, милые, но и жизнь, и разум наш в руках господа. — Генеральша осенила себя священным знамением.

— А Савелию зачем лезть? — полюбопытствовала Варенька. — Он же сбежал! Думаете, что-то ценное в доме спрятал? — Ее глаза загорелись. — Клад?

— Да какой там клад, — отмахнулась генеральша. — Помяни мое слово, лез он, чтобы Глашеньке отомстить. Жизнь у него тут была спокойная, налаженная. Хозяйство в руинах, дел особо нет, зато подворовывать можно сколько угодно, Граппа-то в делах ничего не понимала. Говорила я ей: смени приказчика, у этого на морде написано, что вор. Нет, благородный, говорит, человек… вон туда поставь.

Стрельцов послушно водрузил самовар на стол, я начала расставлять чашки.

— Но ведь не Глаша тетушку топором зарубила? — продолжала любопытствовать Варенька.

— Конечно, нет, милая. Но, когда разом все теряешь, иной ищет покоя душевного да сил, чтобы заново все начать, а кто-то — виновного в своих бедах. Глаша на него пса натравила, исправника гнать не стала…

— Хотел бы я посмотреть, как Глафира Андреевна пытается прогнать должностное лицо при исполнении, — хмыкнул Стрельцов.

«Добрым словом и топором», — едва не брякнула я, в последний момент прикусив язык.

— Глашенька, ты хозяйка, сделай милость, разлей чай, — попросила генеральша, устраиваясь за столом. — А ты, граф, пока чай не пьем, расскажи, что там было-то.

Спохватившись, я вернула генеральше амулет. Та поцеловала его, прежде чем надеть на шею.

— Память о Павле Дмитриевиче моем. Хорошо, что пригодился.

— Еще как пригодился.

Стрельцов пересказал происшедшее — так быстро и сухо, будто зачитывал строевой устав. Весь тот хаос, в котором я даже соображать не успевала, в его устах выглядел буднично и обыденно, вроде учений по эвакуации на случай ЧС. Правда, для Полкана он добрых слов не пожалел. Да и топор, которым я отмахнулась, оказывается, взорвал огневик у самого лица нападавшего, заставив того отступить.

— Да ты настоящая героиня, Глаша! — восхитилась Варенька.

— С этим трудно спорить, — кивнул исправник. — Но как вам в руки попал мой пистолет?

— Я дала, — сказала генеральша, прежде чем я успела открыть рот.

Кажется, исправника это не удивило. Он только укоризненно покачал головой.

— Марья Алексеевна, какой пример вы подаете барышням!

— Самый правильный пример, граф, — хитро сощурилась она. — Пример того, что можно помочь небезразличному тебе мужчине…

Кровь бросилась мне в лицо, на скулах Стрельцова расцвели красные пятна, а генеральша продолжала как ни в чем не бывало:

— Доброму другу, например, или сыну старой приятельницы, даже если для этого придется нарушить некоторые условности. Ты помчался проверять, кто там бродит, без оружия.

— Боевой маг — сам себе оружие.

— Но, согласись, с пистолетом гоняться за супостатом куда сподручнее. Да и пуля — след куда более явный, чем ожог.

— Тут вы правы. Я завтра же поговорю с Иваном Михайловичем и пошлю письмо Матвею Яковлевичу, чтобы сообщили мне о… — Он осекся, спохватившись, что разговор пошел куда-то не туда. — Но вы подвергли опасности и Глафиру Андреевну, и себя! А если бы на замке была ловушка?

— Но ведь ее не было? — безмятежно улыбнулась генеральша.

— Завтра же… нет, сегодня же поставлю. Однако это полбеды. Разве барышне место там, где сражаются мужчины!

— Я была совершенно уверена, что рядом с таким доблестным воином, как ты, ей нечего бояться.

Стрельцов начал багроветь, Марья Алексеевна, будто бы не заметила этого:

— К тому же ты сам сказал, что, если бы она не взорвала огневик топором, оглушив супостата, ты бы не успел его подстрелить… да и чем бы ты его подстрелил, без пистолета? Взглядом?

— Если бы меня там не было, я бы не смогла помочь Полкану, — вмешалась я.

Полкан положил голову исправнику на колени и завилял хвостом, умильно на него глядя. Не подействовало. Стрельцов сурово посмотрел и на него, перевел взгляд на генеральшу.

— Вы нарушили целых три пункта устава благочиния. — Он стал загибать пальцы. — Запрещается без дозволения брать, или самовольно употреблять, или присваивать себе чужое…

— Так я же не присвоила. Твой пистолет у тебя.

— Запрещается всякое самоуправство и своевольство противу установленных властей…