Я не прощаюсь

Писательница Кёнха по просьбе подруги Инсон отправляется на остров Чеджудо, чтобы спасти птицу. Однако снежная буря заставляет Кёнха сомневаться, успеет ли она вовремя добраться и выживет ли в ужасном холоде, который окутывает её с каждым шагом. Кёнха еще не подозревает, с чем ей придется столкнуться в доме подруги.

Дядя Инсон пропал без вести после массового убийства мирных жителей в 1948 году, а её мать путешествует по всей стране, отказываясь смириться с его исчезновением.

Это роман о трёх женщинах, которые связаны невидимой нитью памяти и решительно отказываются разорвать связь с теми, кого больше нет. О смерти и жизни, стойкости и боли, но прежде всего о безусловной любви и осознании того, что ни любовь, ни скорбь не имеют конца.

С неба моросью валил снег.

С равнины, где я стояла, виднелись невысокие горы, с хребта которых в мою сторону линейкой выстроились тысячи вколотых в землю чёрных брёвен. Своей разнообразной высотой они напоминали сборище людей разных возрастов, а толщиной были не больше шпалы. Но формой они от шпал отличались: кривоваты, несколько согнуты – словно перед тобой тысячи взрослых и детей с поникшими плечами упёрлись взглядами друг в друга.

«Это здесь кладбище?» – подумала я про себя.

«Может, эти брёвна заменяют надгробные камни?»

Я решила пройтись меж могильных холмов, спрятавшихся за чёрными брёвнами, на спиленные верхушки которых падали снежинки, напоминавшие кристалловидную соль. Но кое-что вынудило меня остановиться – под кроссовками начала хлюпать вода. «Странно», – подумала я, приметив, что вода была мне уже по пятки. Я оглянулась и не могла поверить своим глазам: на другом конце поля раскинулось море. Еще несколько мгновений назад на его месте мне виделся лишь обычный горизонт. Значит, прилив?

– Но зачем тогда они копали здесь могилы? – вопрос невольно вырвался вслух.

Тем временем вода поднималась выше. Неужели это происходило каждый день? Так ведь от этих могил, кроме холмов, тогда ничего и не осталось, скорее всего, – все кости, должно быть, смыло в море!

Думать времени не было. Останки, что уже ушли под воду, не спасти, нужно переместить те, что были повыше. Прямо сейчас, пока вода ещё не добралась до них. Но как? У меня ведь даже лопаты нет… К тому же их слишком много. «К чёрту». Я ринулась вверх, мимо брёвен, преодолевая воду, которая была мне уже по колено.

Когда я открыла глаза, солнце ещё не взошло. Выглянув в окно из своей тёмной комнаты, я не увидела ни снежного поля, ни чёрных брёвен, ни моря – я снова закрыла глаза. Осознав, что мне опять приснился сон о том городе, я прикрыла глаза холодными ладонями и продолжала лежать.

Этот сон приснился мне летом 2014 года, спустя два месяца после того, как я опубликовала книгу об убийстве в том городе. За все четыре года, пока мне снился этот сон, я ни разу не сомневалась в его смысле. И только прошлым летом я впервые задумалась о том, что, возможно, он повествовал не только о том городе: моя интерпретация была слишком спешной, прямой и простой.

Двадцатый день подряд стояла невыносимая жара. Я, не изменяя традициям, пыталась уснуть в гостиной под сломанным кондиционером. Бесконечные попытки принять холодный душ не помогали – даже лёжа на полу моё тело отказывалось остывать. Где-то в пятом часу утра я почувствовала, что температура немного спала – спасение, не иначе, ведь до восхода солнца оставалось чуть менее получаса. Показалось, что я наконец смогу немного поспать. Я даже почувствовала, что уже засыпаю. Но в эту тонкую брешь между сном и бодрствованием под веки мне снова пробрался знакомый равнинный пейзаж. Густо валивший и накрывающий тысячи чёрных брёвен снег, напоминавший соль, белые горочки на срезанных верхушках – всё казалось реальностью.

У меня начался мандраж. Почему? Не знаю. Ощущение было, что я сейчас разрыдаюсь, но слёзы так и не выступили на глазах. Это был… страх? Или тревога? Или просто боль? Нет, это было похоже на пробуждение в холодном поту. Словно невидимый нож гигантской величины – такой, что поднять человеку не под силу – зависал в воздухе, нацелившись лезвием на меня. А я будто бы просто лёжа пялилась на него.

Только тогда я задумалась о том, что, возможно, то нахлынувшее на погребённые под могильными холмами кости море не имело связи с убийством тех людей и последствиями. Возможно, это было каким-то предсказанием? Может, эти чёрные брёвна и тонущие в воде могилы предвещали моё будущее?

Будущее, которое наступило?

Между ночью, когда мне впервые приснился тот сон, и тем разом, когда я осознала его смысл, был разрыв в четыре года – за это время некоторые люди перестали быть частью моей жизни. Конечно, с кем-то из них я рассталась по своей воле, но с кем-то… Я бы отдала всё что угодно, лишь бы вернуть их назад. В некоторых древних религиях говорится об огромном зеркале, которое бдит за каждым движением каждого человека и запечатлевает его жизнь. Если бы когда-нибудь я столкнулась с таким за те четыре года, в отражении я бы увидела какую-нибудь улитку без раковины, ползущую по лезвию ножа. Эта улитка хотела жить, но в её тело глубоко проникало лезвие ножа. Она то обнимала, то вырывала, то подвисала, то стояла на коленях, молила, и из неё вечно что-то сочилось – то ли гной, то ли кровь, то ли слёзы.

Кульминация наступила, когда поздней весной я переехала в квартиру многоэтажного дома коридорного типа [1] на окраине Сеула. Я не могла поверить, что мне больше не нужно ни работать, ни присматривать за семьёй, ведь долгое время две этих вещи занимали всю мою жизнь. Естественно, на письмо у меня не хватало времени, поэтому я втайне мечтала дожить до тех пор, когда я стану свободной. Однако заполучив свободу, я обнаружила, что пламя моих амбиций уже погасло.