Земля стремительно приближается. В темноте едва заметны могучие силуэты раскинувшихся внизу лесов. В стороне виднеются огоньки деревни. Мелькнул далекий, крохотный с такой высоты костер.

Пятно леса резко приблизилось, пошло вширь. Вершины деревьев расступились, и вскоре копыта Сивки ударились о твердое. Небо тут же отозвалось громким эхом – над головой оглушительно прогремел гром.

Ноздри Таргитая затрепетали, он с наслаждением втянул запахи ночного леса и трав, потянуло костром. Он соскочил на землю, намереваясь облегчиться и скакать на Сивке дальше, как вдруг за спиной хрустнула ветка. Раздались шаги, голоса.

Таргитай обернулся. Взгляд уперся в семерых крепких мужиков, что высыпали из чащи на поляну. У них за спинами невр рассмотрел жарко пылающий костер, а у огня сидит еще с десяток фигур. Ветерок донес оттуда запах подгорелого мяса и кислой браги.

– Ты смотри, – прогудел высокий мужик поперек себя шире. – Боги послали нам гостя, хе-хе.

Он вышел вперед, смотрит по-хозяйски уверенно и нагло, сразу видно – вожак. Остальные тоже вылитые разбойники. Одеты кто во что, но портки есть, а вот выше пояса, у кого новенькая одежда, у кого грязная, заношенная до дыр рубаха. В руке у каждого нож или дубина, двое сжимают плотницкие топоры. Трое держат факелы, огонь подсвечивает их лица, являя взору уродливые шрамы.

– Какой у него меч! – сказал рыжий разбойник. – Клянусь Перуном, мне нравится!

– А конь! – сказал другой радостно. – Я бы прокатился.

– Здравствуйте, добрые люди! – сказал Таргитай приветливо. Раскинул могучие руки так, что волчовка распахнулась, открывая плиты мышц на груди. – Не ожидал встретить кого-то ночью в лесу! Но я проголодался. И хочу спать. Если не против, переночую у вашего костра, а утром поеду дальше. Я к вам с миром!

– Снимай волчовку, – бросил вожак грубо. – Давай сюда меч и коня. Не то – худо будет.

Лицо Таргитая сделалось грустным. Мелькнула мысль, что зла на земле гораздо больше, чем добра. Но он затем и вернулся, чтобы это исправить! Главное, никого не зашибить, ну не размазать, как червяков сапогами. Он же все-таки бог, принял свое новое естество. Значит, и сила теперь…гм…немаленькая.

Разбойники двинулись на него, ухмыляясь и крепко сжимая оружие. Таргитай ощутил за спиной зуд – Меч так и просится в руки, жаждет врубиться в плоть, насытиться, спеть сладкую, победную песнь войны!

Невр с тяжким вздохом шагнул навстречу. Ему казалось, что движется медленно, даже дает фору, но вот кулаки как-то сами собой замелькали вокруг, колотя бросившихся на него разбойников.

Он бьет вслепую, видит, как мелькают перекошенные от злобы и изумления лица, чувствует, как кулаки разбивают губы, с хрустом ломают носы, костяшки натыкаются на твердое, а ушкуйников отбрасывает, как соломенных кукол.

Все закончилось внезапно и быстро. Тарх изумленно огляделся. Разбросанные вокруг тела видны в свете брошенных факелов. У кого неестественно вывернута шея, у кого размозжена голова, точно ударили молотом, кто неподвижно смотрит в звездное небо. Никого не осталось даже у костра за деревьями. В тишине Таргитай услышал лишь уханье филина.

Где-то за спиной всхрапнула Сивка-Бурка. В ее фырканье послышался укор. Внезапно что-то вспомнил. Лицо дударя расплылось в улыбке, будто только что сыграл девкам новую песню, и его осыпали цветами, зацеловали в щеки.

– Не размазал! – сказал он с гордостью и голосом, полным счастья. – Спасибо тебе, Род, что услышал, а не просто так дрых! Просто старая-добрая драка. Правда, кажется, я их немножко убил…

Таргитай горестно вздохнул. Повел взглядом, видя, что в живых и правда не осталось никого. Или же кто-то трусливо бежал.

Мелькнула мысль, что Мрак бы вообще порвал бедолаг на куски, а Олег – такой зверь, что уже поскальзывался бы на вывалившихся из порванных животов кишках.

Зато он теперь и дальше сможет бродить по земле, выдавая себя за обычного человека.

Нащупав за пазухой дудочку, Тарх двинулся к костру за деревьями. По дороге принялся наигрывать мелодию, чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей.

Эх, не так он себе представлял боговство. Опять грезы в щепки разбились о суровую жизнь.

Вроде и в вирий дверь открывает пинком, к самому Роду может, когда вздумается. А все равно жизнь – борьба. Как говорят люди, до обеда с голодом, после обеда – со сном.

Солнечный лес расступается перед Таргитаем, тропка убегает вперед, вьется меж соснами и высоким кустарником. Ныряет в овраги, проползает под сломанными ветром стволами и бежит дальше.

Невр дует в вырезанную из орешника дудку, пальцы по очереди зажимают дырочки, направляя мелодию в нужную сторону, обтесывая, пробуя играть на разные лады.