Шрифт:
Второе. Откуда он знал столько подробностей из жизни этого Карпова? Он не был с ним знаком, никогда не был в его доме. При этом о семье его официального деда, “какого-то сапожника”, в которой не только был воспитан, но родился его отец, мы не знаем почти ничего. И так же мы почти ничего не знаем о его жене – родной бабушке писателя. Мы знаем только, что она была крепостной и любовницей Карпова. Видимо, этими фактами и исчерпывались семейные предания. Некий Карпов и какой-то сапожник.
Скупо пишет об этой туманной истории Наталья Скороход: “Мать Николая – крепостную девку Глашу – якобы взял к себе в палаты богатый орловский помещик Карпов и, обрюхатив, выдал замуж за своего дворового Ивана Андреева, а после, как водится, отослал семью подальше от греха в город”.
Геркулес Пушкарской слободы
Зато об отце писателя мы знаем много интересного.
Это был очень живописный, истинно орловский характер.
Покойный отец мой был человеком ясного ума, сильной воли и огромного бесстрашия, но к художественному творчеству в какой бы то ни было форме склонности не имел. Книги, однако, любил и читал много, к природе же относился с глубочайшим вниманием и той проникновенной любовью, источник которой находился в его мужицко-помещичьей крови. Был хорошим садоводом, всю жизнь мечтал о деревне, но умер в городе.
Эти строки из “Автобиографии” Леонида Андреева подтверждаются воспоминаниями его брата Павла Николаевича, но с существенными дополнениями:
Это был человек ясного и трезвого ума, сильной воли, большой честности и прямоты; был смел и обладал большой физической силой. Был чужд каких-либо мистических или религиозных настроений, – одним словом, это был человек жизни, той реальной жизни, которая требует ясного ума, сильной воли, а когда надо, то и физической силы. В жизни увлекался строительством. Он всю жизнь строил, перестраивал, пристраивал. В начале своей самостоятельной жизни был беден, к концу жизни если и не богат, то обладал во всяком случае большим достатком.
В Орле имел большой дом с массой разного рода пристроек, как то: конюшен, амбаров, погребов для вин, птичников и пр. Жил он самой широкой и свободной жизнью, совершенно не считался с мнением общества. На своей Пушкарской улице был “царьком”. Его уважали за честный и прямой характер, в то же время сильно побаивались его физической силы, которую не один пушкарь испытал на себе. К тридцати годам он стал пить, пить запоем…
Строитель, любитель природы, страстный садовод, кулачный боец и запойный пьяница. Если к этому добавить, что по профессии Николай Иванович был скромным служащим орловского банка, то его личность представляется какой-то фантастической и скорее из мира литературы, а не реальной жизни. Между тем он вполне органично вписывался в нравы бывшей Пушкарской слободы, где со времен Иван Грозного селились “пушкари” – артиллеристы, защищавшие крепость в случае набега. От этой слободы, в какое-то время утратившей свое значение, пошли и названия двух Пушкарных улиц – 1-й и 2-й.
“Мы все, орловские, проломленные головы”, – говорит Цыганок в “Рассказе о семи повешенных”.
В рассказе “Баргамот и Гараська”, навеянном орловскими воспоминаниями, “проломленными головами” титулуются именно “пушкари”, обитатели Пушкарных улиц.
Леонид стал первым ребенком в семье Андреевых, когда она еще снимала скромный флигель во дворе “тарусской мещанки” Анастасии Николаевны Ганьшиной. В этом впоследствии сгоревшем флигеле и родилась будущая звезда литературы начала ХХ века. Но уже через три года его отец, тогда землемер-таксатор [1] , закончивший курсы при Орловской гимназии (возможно, как раз на деньги помещика Карпова), поступил на службу в Орловский городской общественный банк.
1
Таксатор – оценщик леса.
И тогда дела семьи пошли в гору.
На 2-й Пушкарной улице Николай Иванович приобрел участок земли с ветхим строением. Старое здание снесли, а на месте его построили деревянный дом на высоком фундаменте, в десять комнат, с фасадом с четырьмя окнами. Позади дома был разбит прекрасный сад.
Но на какие средства обычный служащий городского банка возвел эти “хоромы” и, по свидетельству его сына Леонида, проживал несколько тысяч рублей в год, имея своих лошадей?
В статье В.В.Морозова о государственных банках России второй половины XIX века приводятся цифры ежегодных доходов их служащих на 1875 год [2] :
2
Вестник СПбГУ. Сер. 2. Вып. 2. 2013.
Управляющий банком – 6 000 руб. Товарищ (заместитель) управляющего —
4 500 руб.
Директор – 3 000 руб. Главный кассир, бухгалтер и контролер —
2 000 руб.
Управляющий конторой – 3 000 руб.
Директор конторы – 2 000 руб.
Старшие кассир, бухгалтер и контролер —
1 500 руб.
Это весьма приличные жалования для того времени, тем более в провинциальном городе. До поступления в банк Николай Иванович в качестве служащего на железной дороге получал 15 рублей в месяц. К тому же, как пишет автор статьи, эти зарплаты “были во многом условными, так как руководство филиалов банка имело возможность производить доплаты разным чиновникам”.
До середины восьмидесятых годов Орловский городской общественный банк процветал. Его вкладчиками были городская казна и крупнейшие орловские купцы. Но в середине восьмидесятых разразился скандал. По обвинению в подлогах и растратах оказались под судом и были сосланы в Сибирь некоторые члены правления банка. А вот его главный бухгалтер Николай Николаевич Пацковский, родной брат матери Андреева и шурин его отца, устроивший своего родственника в банк, был оправдан. Ни он, ни его протеже в финансовых преступлениях участия не принимали.