Покидая косальскую провинцию Малла, он мог посетить Ваджжи, последнюю из древних республик, по-прежнему управляемую не царем, а скорее аналогом современного парламента, располагавшегося в столичном городе Весали. Дойдя до Ганга, естественной границы, которая отделяет Ваджжи и Косалу от могущественного царства Магадха, он мог переправиться на другой берег на пароме. Он, наверное, сошел на южном берегу в деревне Патали и следовал по Северному пути до его окончания в Раджагахе, столице Магадхи, которая находится в ста километрах южнее, окруженная рядами холмов.

Сегодня леса почти исчезли, земля интенсивно возделывается, а дороги забиты грузовиками, автобусами, телегами, волами и людьми. Вместо парома пятикилометровый мост Махатмы Ганди переносит вас через Ганг в Патну, как теперь называют Патали. С высоты модернизированной бетонной переправы можно видеть, почему эта большая, широкая река служила таким пугающим барьером между враждующими царствами Древней Индии. На северном берегу широкая полоса глины и песочных отмелей отделяет густые банановые плантации, стоящие на твердой земле, от коричневых, вялых вод реки. Напротив, вдоль южного берега, плотной стеной стоят здания.

С моста, который не сильно – для Индии – забит машинами, г-н Хан и я погружаемся в хаос столицы штата Бихар, расстраивающийся, переполненный город с населением почти в два миллиона человек. Смог из дыма и пыли висит над грязными бетонными зданиями. Улицы наполнены гудками автомобилей и грузовиков, непрекращающимся треньканьем велосипедов и звоном колокольчиков рикш.

Мы останавливаемся у Джаду-Гхара, разрушающегося музея в колониальном стиле, который здесь построили британцы в 1917 году. Я приехал увидеть урну с останками Готамы. Во время раскопок 1958 года, в расположенном неподалеку Весали, она была найдена в ступе, которую идентифицировали благодаря описанию, составленному китайским паломником седьмого века. Пожилой работник музея трясущимися руками открывает дверь, пропускает меня в небольшое круглое помещение с заплесневелым ковром, включает жесткий флуоресцентный свет. За толстым стеклом на красном бархате одиноко стоит потрескавшаяся сферическая шкатулка, приблизительно пяти сантиметров высотой, сделанная из мыльного камня кремового цвета. Рядом стоит фотография в рамке, на которой можно увидеть все содержимое открытой шкатулки: небольшую горстку пыли, медную чеканную монету, фрагмент золотого листа, крошечную раковину и два стекляруса.

Хранитель откашливается и начинает рассказывать заученное описание реликвий на чрезвычайно громком, но непонятном английском языке. Я замечаю, что, пока он тараторит, я складываю ладони и почтительно кланяюсь перед этими объектами. Но это всего лишь годами отточенная буддийская привычка. Я не чувствую вообще никакого почтения. Я смущен, разочарован, и мне немного стыдно за самого себя. Чего я ждал? Танцующего света? Цветов, падающих с неба? Это безвкусное мирское святилище удручает меня.

Г-н Хан присел у дороги, полируя покрышки лендкрузера грязной дешевой газетой. Горстка скучающих молодых людей собралась вокруг него. Увидев меня, он одним движением отбрасывает биди и распахивает водительскую дверь. Когда я только сажусь возле него, он уже тщательно расчесывает свои волосы, глядясь в зеркало заднего вида. Когда он лавирует в плотном потоке машин, внешняя оболочка автомобиля становится его собственной кожей. Каждый раз я рефлекторно поднимаю свои руки, чтобы закрыться от неизбежного столкновения, а он ухмыляется, искусно объезжая человека/ корову/ рикшу/ грузовик в миллиметре от них.

Из Патны мы следуем вдоль Ганга в восточном направлении, затем у Бахтиарпура сворачиваем на юг к Раджгиру – так теперь называется Раджагаха. Когда мы приближаемся к древней столице Магадхи, голые скальные породы поднимаются над равнинным пейзажем. Это первые отроги плато Чхота Нагпур, холмогорья, которое формирует южные пределы долины Ганга. По сравнению с богатой пойменной равниной на севере земля здесь выжжена и суха. Все чаще появляются участки бесплодного, каменистого грунта. Затем на горизонте появляются высокие холмы, которые образуют естественный защитный круг вокруг Раджагахи. Вдоль их хребта я могу различить сохранившиеся со времен Готамы участки каменных крепостных валов, которые защищали жителей города от атак неприятеля.

Когда мы въезжаем на территорию отеля Хокке, расположенного на внешней стороне кольца холмов, появляются первые звезды на небе. Меня проводят в комнату в японском стиле, а г-н Хан исчезает с другой стороны комплекса в подземном царстве водителей, слуг, поваров, уборщиков, прачек, охранников и свободных от дежурства полицейских. В Хокке можно не только купить еду на вынос, но и каждый вечер принимать роскошные купания в местном онсэне (горячей ванне) вместе с японскими паломниками, большинство из которых прибывают сюда, чтобы посетить почитаемый Пик Коршуна, где, как считается, Буддой были проповедованы Лотосовая сутра, Алмазная сутра и Сутра сердца Праджняпарамиты.

На рассвете следующего утра мы отправляемся к пику Коршуна, подобрав по дороге долговязого, одетого в форму цвета хаки полицейского по имени Гуру дев с однозарядным ружьем на плече. Всякого иностранца, который рискует отправиться на холмы в неурочный час, должен сопровождать вооруженный телохранитель для защиты от дакойтов, предположительно скрывающихся там. Мне с Гурудевом требуется около получаса, чтобы подняться по старой каменной тропе, ведущей наверх от кондитерских и чайных магазинчиков, ютящихся у подножья холма.