Ректор, все еще задумчиво глядя в потолок, покивал.

– Ильвед Яснопольский, – сказал он. – Сильный шаман, чего уж. Статный. А как пел, как пел…

Мы с Рысей переглянулись, а ректор, спохватившись, кашлянул и опустил взгляд к нам.

– Впрочем, будет с нас предаваться несбывшимся мечтам. Итак, Есения, ваша мама звонила мне в смятении. Если честно, я пребываю в аналогичном состоянии. Потому что сам факт вашего появления в академии Аркаима, мягко сказать, внезапен.

Помня рассказы Беляны о том, как в людях проступает магия, когда и что после этого им приходится делать, я с пониманием покивала и произнесла, кусая губы:

– Белозар Огневедович, мне уже известно, что я с заторможенным развитием.

Ректор чуть отклонился к спинке стула, выражение его лица сделалось делано сочувствующим, он с шумом выдохнул.

– Ну что вы, Есения, зачем на себя так наговаривать? Не с заторможенным, а… Скажем, с отложенным. Такое бывает. Нечасто, но встречается. Дар может проявиться из-за эмоционального потрясения.

Рыся, все это время молча сидевшая на стуле, мурлыкнула и подтвердила:

– Так и есть. Есения была крайне расстроена моим уходом из физического мира.

Ректор вежливо улыбнулся кошке и произнес:

– Вам он пошел на пользу, вы выглядите великолепно, а ваше окаемочное свечение очень изысканно. Голубой цвет прекрасно оттеняет белую шерсть.

Рыся благодарно улыбнулась, приподняв усики.

– О, вы очень любезны.

Теперь, когда Рыся разговаривала, мне стало понятно ее величавое поведение при жизни. Но в этот кабинет я пришла не затем, чтобы слушать, как моя кошка и ректор обмениваются любезностями.

Пришлось покашлять.

– Мне известно, что если дар проявляется поздно, то людям на него надевают оковы и отправляют обратно во внутренний мир, – заметила я и с выжиданием посмотрела на ректора, от нервозности чуть подавшись вперед. Колено мое от переживаний запрыгало, если бы не Рысина лапа, которая легла на него, я продолжила бы стучать пяткой по полу.

Несколько секунд Белозар Огневедович испытующе смотрел на меня, взгляд его поменялся. Если до этого он был равнодушным и немного заносчивым, то теперь стал похож на рентген, лучи которого с неприятным холодком проходят сквозь меня. Я заерзала и покосилась на дверь, поскольку желание немедленно покинуть кабинет возникло, как решение всех проблем. Но Рыся посмотрела на меня так строго, что я не посмела сдвинуться с места.

Ректор, наконец, проговорил:

– Ну-ка пройдемте сюда, Есения.

Он встал из-за стола и приблизился к одному из шкафов, после чего открыл большую тумбу внизу и выкатил из нее странный золотистый прибор, напоминающий одновременно микроскоп и макет строения Солнечной системы. На верхушке этой конструкции в специальной ложбинке лежало нечто вроде очков, но вместо дужек у них тонкие серебристые нити, соединяющиеся с прибором.

– Не бойтесь, Есения, я просто посмотрю, – сказал он и взял очки.

Нахмурившись, я ответила:

– У стоматологов после таких слов обычно следует боль.

– Я не стоматолог, – заметил ректор и приподнял в пригласительном жесте очки.

Пришлось подняться и на дрожащих ногах подойти к нему. Когда я остановилась напротив, ректор стал рассматривать меня, как препарированную лягушку. Затем потер подбородок и попросил:

– Вы не могли бы снять линзы? Вы ведь в них?

– Как вы догадались? Мама сказала, что они специальные и никто не поймет.

Мужчина с охотой согласился:

– Верно. Никто и не поймет. Но я ведь не «никто» и могу зреть в корень. Не бойтесь, я лишь хочу убедиться.

Внутри меня сжалась нервная пружина. За сутки и так произошли такие радикальные изменения, что еще привыкать и привыкать. Я больше ничего не знаю о мире, а довериться в нем незнакомому человеку – решение не из простых.

Покосившись на Рысю, я послала ей зрительный вопрос. Кошка в ответ кивнула, мне не осталось ничего, как вынуть из глаз голубые линзы и поднять взгляд на ректора.

Тот выпучился на меня, будто увидел привидение и выдохнул ошеломленно:

– Да что б меня… Они действительно крайне зеленые.

– Знаю. И еще иногда светятся.

– Светятся?!

– Когда я испугалась, они засветились так, что даже когда закрывала глаза, видела зелень.

– Немыслимо, – с нажимом отозвался ректор и приблизил к моему носу очки, заглядывая в глаза через линзы.

Какое-то время он морщил лоб, чему-то кивал и мычал, поворачивая меня за подбородок то так, то эдак. С помощью прибора вносил какие-то данные в пластинку, которая выдвинулась с правой его части. Спустя минут десять ректор глубоко и полновесно вздохнул, после чего положил очки обратно в ложбинку и произнес: