— Яр, я ей после этого в глаза смотреть должен, — бросаю винтовку ему под ноги. Играет желваками, но ничего не говорит. Он, как и я — винтик в системе, Багиров всегда за честность и благородство, но над нами сидят зажравшиеся хари, которые боятся быть отлученными от кормушки. — В моей копилке еще один поступок, от которого не отмыться.

— В нашей копилке, Стас, — то, что он разделяет ответственность, немного усмиряет мой гнев.

Я хреновый актер. А отыгрывать теперь придется…

Сажусь в машину, махнув ребятам, еду в особняк Серебряковых. Развернув запястье, смотрю на время. Без двух минут буду на месте. Не успеваю доехать, как телефон начинает разрываться. Смотрю на экран, от Мечника два пропущенных звонка. Он единственный, кто не был осведомлен об операции. По телефону такие вещи не обсуждают. Ему расскажут на базе.

— Доброе утро, Евгений Борисович, я подъезжаю, — предупреждая его вопрос.

— В Юну стреляли! — орет он, голос дрожит. Я знаю, что с ней все в порядке, но мне ведь нужно отыгрывать. Сука! Как же сложно…

— Как стреляли?! — повышаю голос. — Как ваша дочь?

— Ее ранило! Если бы не соскочила со стула, ей бы прострелили голову, — истерит он. На это и был расчет. План работает, только мне от этого ни хрена не легче.

— Я иду, — торможу у ворот. Бросаю тачку и спешу в дом. Меня до сих пор не отпустило. Загляни сейчас кто-нибудь ко мне в душу, увидит черную бездну.

Охрана в панике, носится вокруг дома. Идиоты! Бля, где их набрали? Выстрел произведен с расстояния восемьсот метров, а они тут бурную деятельность развели.

Каждый считает своим долгом подойти и отчитаться. Мне нет смысла их слушать.

Вбегаю на крыльцо, открываю дверь и захожу без приглашения. Меня никто не замечает. Мне нужно две секунды, чтобы взять себя в руки. Серебряков нервно расхаживает по гостиной, ерошит волосы. Юна сидит на диване, бледная, испуганная, губы искусанные. Воздух толкаю в легкие, дышать больно. Горничная обрабатывает ей предплечье. Крови много, хотя рана неглубокая. Царапнул, но это ведь пуля. Шрам наверняка останется. Его ей оставил я…

Стас

— О-о-о, пришел, наконец-то! — первым замечает Серебряков. Смотрит волком. — В мою дочь стреляли! — кричит он, уперев руки в бока.

Я точно кого-нибудь прибью до завершения дела. Моей нервной системе такие скачки напряжения не приходилось переносить. Со всех сторон давление, и каждый ведет себя, как последний мудак. Я не исключение.

— Вижу, — как раз подошел к Юне. Убедиться, что я скотина, который причинил ей физическую боль. Ювелирная работа… в любом другом случае я был бы согласен, а сейчас готов был себе пальцы отстрелить. В глазах Юны растерянность, страх. Почему же так ломает? Я виновник всего этого дерьма. Прости, девочка. — Скорую вызови, — грубо бросаю горничной, оборачиваясь к Серебрякову, который все это время зло пыхтит.

— Ты здесь, чтобы защищать мою дочь! — смеет повышать голос? Выговаривать мне? Закончив перевязку, горничная уходит звонить в скорую. Я иду за ней, прикрываю дверь.

— Лишь с восьми утра до десяти вечера я защищаю вашу дочь, — двигаюсь на него. — Напоминаю, я на расстоянии в несколько десятков метров, — цежу сквозь зубы. — Как думаете, я Супермен? Телохранитель должен находиться в непосредственной близости от объекта! — он отступает, будто боится, что ударю. Такое желание есть, но я держу эмоции под контролем. Главное — не смотреть на Юну, могу и сорваться. — Все рекомендации, которые были предложены, вы обговаривали со своим будущим зятем и шли у него на поводу, запрещая мне выполнять свою работу, — продолжаю выговаривать. Пришла моя очередь. — Мне закрыли доступ в особняк! Вчера мы ездили на ужин в ресторан, и вы спокойно наблюдали, что Юна села в его автомобиль, когда меня рядом не было. Я вас предупреждал, чтобы вы избегали посещений некоторых комнат в доме. Столовая стояла в списке на первом месте! Скажите, пожалуйста, что делала Юна утром в столовой? — мне сложно было не орать. Этому мудаку хотелось разбить морду. Я не думал, что так легко будет выполнить навязанный руководством план. Думал, несколько дней придется пасти и ждать удобного случая. — В первую очередь спрашивайте с себя и с будущего зятя! Это вы ставите под угрозу жизнь своей дочери. Может, Гаранину выгодно, чтобы сразу после свадьбы жену убили? Он же все равно получит ваше предприятие? — не думаю, что за нападением стоял Гаранин, но такие мысли не мешает поселить в голову Серебрякова, чтобы выполнить требование генерала. — Вам дешевле самому ее пристрелить и отдать все будущему зятю, — Юна вздрогнула, будто я ударил ее.

— Ты как со мной разговариваешь? — подобрался Серебряков, будто готов кинуться в атаку. Вытянул губы в тонкую линию.

— Юна, оставьте нас, — прошу девушку. Я и так произнес при ней много лишнего. То, что я хочу добавить, ей лучше не слышать. Серебряков кивнул на дверь, когда она перевела на него взгляд. — Вы, видимо, не до конца понимаете, что у вас проблемы, которые скоро придется разгребать? — как только она отошла от закрытой двери. — На дне рождения вашей дочери погибли не только рядовые охранники. Там были дети, внуки, племянники, любовницы… политиков и бизнесменов. Если в ближайшее время мы не найдем заказчиков… — специально не договариваю, пусть сам дорисовывает. — Я не уверен, что после того, как мы их найдем, вас не станут топить, — говорю, как есть. Людям всегда хочется наказать виновных. Тем более людям, которым дана власть. За своих они будут мстить долго и усердно.

— Что ты предлагаешь? — взъерошив волосы, хватается за них и тянет. Мужик в отчаянии, но меня это не трогает.

— Увезти Юну и спрятать, — озвучиваю следующий этап плана. — О месте ее нахождения никто не должен знать, даже жених, — последние слова выдавливаю из себя.

— Это невозможно, — яростно мотает головой. — Игорь не даст согласия.

Опять двадцать пять! Твою мать!

— Вы ее отец, — напоминаю мудаку.

— Ты не понимаешь, — злится он, вновь начиная расхаживать по комнате. — Я обанкротился, Игорь дал мне денег, взамен я отдал ему дочь. Он распоряжается Юной! Она принадлежит ему! — я думал, он мудак, а он конченый мудак. Говорит о дочери, как о бесправной вещи!

— Она ему еще не жена! — напоминаю уроду.

— Свадьба лишь формальность. Только ему решать, что будет дальше. Если он не позволит ее увезти, я ничего не смогу сделать, — у меня в голове не укладывается, что он буквально продал дочь. Торговля живым товаром в стране запрещена? Видимо, за большие бабки можно все!

— Боитесь потерять свой бизнес? — пытаюсь разобраться в мотивах.

— Если Игорь откажется от сделки, я потеряю все, — дальше может не продолжать. Отказаться от красивой жизни тяжелее, чем от дочери. Если выяснится, что Серебряковы косвенно виноваты в той бойне, бизнес ему не спасти. Возможно, он это понимает. Надеется, что зять пригреет?