Жму…

Жму, жму на звонок…

Отчаяние заползает в душу.

— Если бы знал, что ты приедешь, встречал бы у подъезда с цветами, — любимый голос бьет в спину…

Аврора

Сердце оживает, а то за эти дни мне казалось, что оно умирает во мне. Нужно обернуться, а я чего-то медлю.

Боюсь, что ли?

Вдруг не ждал?

Вдруг не рад?

Мне необходимо увидеть выражение его лица. Голоса недостаточно, чтобы понять, в каком настроении Север. Я не уловила ни одной эмоции в его тоне, потому что от перенапряжения до сих пор потряхивает.

Мой ледяной океан улыбается. Эмоции на его лице — отдельный вид кайфа. Обычно сдержан и суров, по взгляду ничего не понять, а сейчас глазами меня поедает, словно каждую черточку пытается запомнить. Всю осматривает, жадным взглядом раздевает. Жар разгоняет по всему телу.

«Скучала!» — без слов кричу. Хочу, чтобы он понял, а то мы оба молчим, никто не спешит говорить.

Получаю такой же молчаливый ответ. Вижу, что Мирон тоже скучал. Без слов понимаю, читаю во взгляде, в мимике. Саму от счастья разрывает, внутри все искрится. Мы напитываемся друг другом. Воздух вокруг нас другой: горячий, терпкий, но при этом легкий и вкусный, наполняет каждую клетку в организме, насыщает ее жизнью и счастьем.

За эти дни он, конечно же, не изменился, только морщины на лбу стали чуточку глубже, будто он все это время хмурился или думал о чем-то неприятном.

— Иди сюда, — раскрывает объятия. Зажмуриваюсь от удовольствия. От командного голоса моего мужчины с вплетением низких нот все рецепторы на коже активизируются.

Север делает шаг, потому что я не в силах пошевелиться. Притягивает к себе, впечатывает в каменные мышцы груди, не оставляя между нашими телами ни миллиметра. Он твердый, как скала, но надежнее, нежнее и комфортнее его объятий в мире ничего нет. Зарываюсь носом в облегающую мышцы футболку. Тяну в себя воздух вместе с его запахом.

— Сбежала? — не пойму, вопрос или утверждение. Ухватив пальцами подбородок, поднимает, чтобы видеть мои глаза, будто я ему соврать собираюсь. Удерживает взгляд, будто на крючок поймал, не дает отвести в сторону. Про Юрку не рассказала, на то были причины, но больше скрывать ничего не собираюсь.

Северу врать бесполезно, да и нет такой необходимости. Это с мальчишками я могла заигрывать, что-то придумывать, отказываясь идти на свидание или ложиться в постель. С Мироном я чувствую себя женщиной. Его женщиной. Где мужчина главный, а я — за ним.

— Угу, — строю грустную моську. Да, сбежала, и из-за этого у него могут быть проблемы, к которым лучше подготовиться. Я не сомневаюсь, что и на папу найдется управа. У Севера наверняка есть связи. Войны между любимыми мужчинами я не хочу. Их конфликт причиняет мне физическую боль, но как все решить мирным путем, пока не знаю.

В Сирии все было более-менее понятно — где враги, где свои. Пусть порой эти «свои» оказывались не лучше врагов. Никогда бы не подумала, что в мирное время, находясь у себя дома, придется сражаться. Сражаться за свою любовь. И с кем? С собственным отцом!

— Разберемся, — спокойным уверенным тоном, будто догадывается, о чем я беспокоюсь. — Я тебя больше не отпущу, — а это уже строго, прямо мороз по коже прошелся. Я и не думала мотаться туда-сюда. Я выбор сделала. Без Мирона я жила вполсилы: улыбалась, не ощущая радости, ела, а вкуса любой еды не ощущала, ночами ворочалась, а засыпала уже под утро, только хорошенько проревевшись.

Касаюсь обнаженной кожи его рук, глажу, подушечки пальцев покалывает от удовольствия.

— Вещи забрала? — заправляют выбившуюся прядь волос за ухо. Обхватывает лицо ладонями, будто согревает.

— Да, — киваю головой в сторону машины.

Мирон расслабляется. Он бы мне легко купил новый гардероб, тут без сомнений. Для него важно, что я не на ночь сбежала, а приняла решение быть вместе. Пошла против семьи. Север не останется в стороне, будет за наше счастье биться, но ему важно, чтобы любимая женщина была на его стороне. Я ему настолько доверяю, что даже спрашивать не хочу, что будет. Все, что возможно сделать, он сделает.

— Идем домой, вещи подниму утром, сегодня они тебе не понадобятся, — обыденным тоном, прямо, без намеков. Я готова. Я безумно его хочу, и это взаимно. — Мы тут под лампочкой, как на ладони, — продолжает Север. — А я тебя целовать хочу. По-взрослому.

Ноги подгибаются, словно вмиг стали ватными. Я тоже хочу по-взрослому. А еще это уверенное «идем домой» — сразу чувствуешь, насколько все серьезно. Нет и не было у него сомнений. Страхи и неуверенность рядом с моим океаном неуместны.

— Я уже собирался проникнуть в ваш дом, похитить тебя и жопу выпороть, — произносит Мирон, когда мы заходим в лифт. За спиной стенка кабины. Сильные руки не дают соприкоснуться с прохладным металлом, Север прижимает к своей груди, просовывает ладони между стеной и моей спиной.