С тем и спать ушла. А собирать мне было нечего по сути. «Мне собраться, только подпоясаться». Уйду вроде как в мастерскую, а к обеду барин заберет и в храм отвезет.

Даже заснуть не могла полночи, представляя, как вернусь в дом полноценной хозяйкой и куда полетят перья Кларкины. И со шляп, и с ее тощей шеи.

И снилась мне Надя. Видела, как себя в зеркало, да только на улице. В шубейке новой, а не с заплатками, которую ношу. Снежки кидала в меня и хохотала. Так заливисто, что проснулась оттого, что сама смеюсь. И солнце с самого утра в окно, будто весна и правда заторопилась.

Хороший знак, как есть хороший!

Утро моей новой предзамужней жизни началось с дикого ора в гостиной. Кто мог подняться в такую рань и учинить склоку, я даже не представляла. Понимая, что сейчас на глаза Петру лучше не попадаться, чуть приоткрыла дверь и выглянула в коридор.

— А кто еще поедет в Троицк? Я? – с вызовом кричал Петруша, то появляясь в дверном проеме за коридором, то, исчезая, снова мерил шагами гостиную. А вот его собеседника я не видела и не слышала.

— Барин велел утром его дожидаться: по делам поедет, - сначала я услышала спокойный голос Фирса, а потом увидела и его. Он вышел из гостиной и шел в мою сторону. На ходу показал мне, чтобы я скорее закрыла дверь и не высовывалась.

— Да какие у него дела? Он ходит с трудом! Доктор приезжает к вечеру. Ты как раз туда и доберешься! А обратно ночью! Отцу врач нужен! – младший Митрошин голосил, как дурная баба. Выводило его из себя то, что Фирс больше не считает его за хозяина.

— Барину виднее, Петр Осипыч! Виднее… - Фирс прошел мимо моей двери, и я услышала, как хлопнула задняя дверь.

«Господи, хорошо, хоть Фирс с мозгами да не боится этого самодура!» - подумала я и принялась складывать в мешок свои пожитки. Их лучше было оставить у Глафиры в избушке. А то уйдешь в церковь, вернешься, а эти припадошные все вещи выкинут.

— Надя, открой, - шепот за дверью вывел из задумчивости, и я поторопилась впустить Нюру. Видно, она не хотела стуком привлекать к себе внимания.

— Собрала я все, отнесешь к Глаше? – я указала на мешок и тяжело вздохнула.

— Отнесу, милая, давай сядем на дорожку. Ты ведь за всех нас это делаешь, Надюша, - Нюра присела рядом со мной на кровать и обняла. Такое тепло и участие я чувствовала только от Веры, моей такой далёкой теперь подруги. Единственной, хоть и встреченной во взрослом возрасте. И сейчас в душе по чуть начал оттаивать страх, добавившийся за утро.

— Мы им барина не отдадим, Нюр. И Фирс какой молодец! Дал отпор Петрушке. Я сейчас до мастерской пойду. Там отсижусь. А вы за Осипом присмотрите, да отправьте его к обеду. Буду ждать, - я уверенно встала и пошла к выходу.

— У тебя ить маковой росинки во рту не было с утра, - вдруг зашептала и засуетилась Нюра. – Чичас я булочек вчерашних соберу. С Николашкой почаёвничаете! – Нюра выбежала вперед меня, не забыв прихватить мешок.

Николашка, как бы то ни было странно, обрадовался моему раннему приходу. Спал он здесь же, в пристрое за мастерской. За печью места хватило как раз на лежанку размером с односпальную кровать, стол и пару табуреток. Готовил он тут же, судя по закопчённым котелкам, прямо в печи.

— Айда в тепло. Темно ишо, а я рано подымаюсь, печь топлю, а потом снег чистить, - он суетился, закидывая постель и придумывая, куда меня усадить.

— Не было ночью снега. Подморозило. Хорошо на улице. Скоро настоящая весна придет! – я прошла в мастерскую, чтобы ему не мешать.

— Я ить красок привез, как барин просил. Сама ли чо-ль рисовать будешь? Где наумелась? – сунув котелок с водой в печь, где вовсю горел огонь, он поправил рубаху, подтянул пояс и стал мяться в проходе.

— Попробую. Китайцы могут, а мы чем хуже? Сначала простые узоры начнем писать, а потом и до драконов дойдем! – пообещала я. Осмотрелась, сняла шубейку и присела на стул.

Он отнес одежду, покопошился у печи и, к моей радости, вышел на улицу.

До приезда Осипа мы пробовали краску, потом пили чай с булками от Нюры, и я старалась как можно больше выведать у мастера. Да, заметно было, что я ему нравлюсь. Да и как тут не нравиться: в зеркале я видела настоящую красавицу. А мне, Надьке-почтальонке, не особо вышедшей лицом и фигурой, это было ой как непривычно.

Сейчас я понимала, что средняя внешность куда проще и в жизни удобней. Вот эти знаки внимания со всех сторон, да и Петров поступок … В общем, не родись красивой!

В храме все было готово к нашему приезду. Осип в дороге перестал притворяться, что болен и ему очень тяжело дается каждый шаг. Я даже выдохнула: ведь за последние дни стала думать, что он и правда болеет.

Стараясь не думать о важности момента, я рассматривала иконы, отца Илью, певчих на хорах, узоры, нарисованные моим воображением между огоньками горящих свечей.

Когда мы вышли, на улице во всю светило солнце.

— Ну вот и все. Хоть пой соловьем! Это ж надо! Жил и не думал, что девчонку сосватаю! – засмеялся Осип, когда мы уселись в карету.