Шрифт:
А ещё - проклятая одержимость ею. Я думал, спустя годы все утихнет, уляжется. Нихрена подобного! Даже эйфория от того, что у меня есть сын, не перекрывает того дикого, животного голода, что я испытываю по отношению к ней. Это нечто древнее, основанное на инстинктах. Моя самка! Моя! Унести в пещеру и никуда не выпускать, пока не забеременеет снова!
Пытаюсь успокоиться, осмыслить происходящее - и ничего не понимаю, запутываясь ещё больше. Сперва мне казалось, что она попросту ждёт от меня первых шагов, стесняется. Но стоило мне несколько раз предложить ей поужинать вместе или принести ей букет, как Арина едва ли не в ужасе сбежала, а после несколько дней старалась не пересекаться со мной. Каждый раз, когда я старался провести время вместе с ней и сыном, Арина опять сбегала. Словно боялась поверить в семью, которая в один прекрасный день окажется всего лишь фантазией, иллюзией. Естественно, как и любой мужик, я не желал и думать о том, что я просто не нравлюсь ей. Не хотел принимать такую реальность. Да и чем она меня зацепила- так это своей холодностью. Наши отношения ( или их отсутствие ) всегда напоминали пороховую бочку. Ледяная холодная вежливость, под которой скрывается буря, пламя ненависти, готовое вспыхнуть в любой момент из-за одного неосторожно брошенного слова, жеста, взгляда. И, как ни странно, меня это жутко заводило. Когда с всегда идеально вежливой и милой Арины слетал весь этот фальшивый налет, когда она показывала мне себя настоящую. А не ту Арину, что демонстрировала всём в попытках сойти за свою, снискать чужое одобрение, подстроиться под семью, о которой так мечтала.
Помню, в один из дней, когда нас пригласил в гости мой партнёр по бизнесу, Руслан Агаев, Арина тогда тоже упрямилась, пытаясь найти причины для отказа. Говорила, что мы- не пара, а идём точно семья, что она там- вообще никто, что ей будет неловко и некомфортно. Пришлось снова напомнить ей, хоть всё внутри и восставало против таких откровенных манипуляций её чувством вины, что она несколько лет решала все в одиночку, и что теперь я заслужил хотя бы немного подобного тоже. Тогда Арина как всегда охренительно мило побледнела, как это умеет делать только она одна- хочется и прижать к себе, пожалеть, и оттрахать до раскрасневшихся щёк. И согласилась. Но и, стерва, показала коготки- надела едва ли не траурную темную одежду, видимо, собираясь весь вечер просидеть с кислой миной, всем видом показывая, что её заставили прийти. Но, как я и предполагал, с Русланом и Ульяной это оказалось попросту невозможно. Сам Агаев не особо многословный и уж точно не юморной мужчина, но рядом со своей миловидной и веселой женой он будто перерождался в какого-то сверхзаботливого и общительного отца семейства, изредка с любовью пикирующегося со своей второй половинкой. Нас окружили такой неподдельной заботой и вниманием, что Арина весь вечер то и дело смеялась, а Ратмира было не увести из дома- так настойчиво он требовал вернуться обратно, большей частью к их дочери, Оливии, с которой успел крепко подружиться.
Всю дорогу до дома Арина была на удивление молчаливой, искоса посматривая на меня с заднего сиденья, думая, что я не замечаю её взглядов в зеркале заднего вида. Видимо, тоже проняло, что у нее могла бы быть семья, не менее крепкая и дружная, чем та, которую мы имели удовольствие лицезреть сегодня. И только её упрямство не позволяет этому случиться. Я пытался поговорить с ней в тот вечер, но Арина как всегда спряталась в своей комнате. В которую, как я понимал, мне путь заказан, если не хочу напугать её. Арина вообще напоминает испуганную и готовую в любой момент взлететь маленькую птичку, со страхом следящую за каждым движением птицелова. Глупая мнит меня в его роли, не понимая всей глубины моих чувств. Впрочем, и я сам хорош- впервые в жизни не знаю, как поступить, как быть дальше. Усилить напор - могу потерять её навсегда. Пустить всё на самотёк - уведут, тот же самый Дамир, чья самодовольная рожа уже несколько раз была замечена рядом с Ариной, постарается. И не ради отношений или возврата былой любви - нет, ему просто нужны эмоции, нужно уесть меня. Идиот, который так ничего и не понял...
36. Арина
Я любуюсь тем, как Камилла оттаивает, играя с Ратмиром. Она словно мама для него- так трогательно и заботливо опекает, таким волнением наполняется её взгляд, стоит моему сыну по своему обыкновению скривиться, собираясь заплакать, чтобы получить желаемое. Наверно, любой матери приятно видеть, как другой ребенок проявляет искренние чувства, заботу к её сыну или дочери. Это, как ни крути, располагает сразу и бесповоротно. Но Камилла заняла место в моем сердце задолго до этого- не по годам мудрая, рассудительная, спокойная. И только рядом с отцом, Дамиром, она будто становится кем-то другим. Затравленное озлобленное выражение лица, хмуро сведённые к переносице брови, молчание в ответ на его попытки вовлечь её в разговор. Впрочем, сегодня, благодаря присутствию Ратмира, все идёт по менее тяжёлому сценарию. Камилла просто не обращает внимания на отца.
Сейчас наши с Дамиром дети играют вместе, и только лёгкая печаль внутри от того, что всё могло бы быть иначе. Мы могли бы стать семьёй, сейчас вот так бы сидели в парке, наблюдая за игрой наших общих детей. Впрочем, время действительно лечит - сейчас уже не так больно до одури, как раньше. Не хочется выть, лезть на стену, рыдать в голос от боли и обиды. Каждую ночь стараться уснуть, желая не просыпаться наутро. А каждое утро вставать с отчаянно бьющимся сердцем, первые секунды после пробуждения считая, что всё - развод, измены, ненависть- только лишь ночной кошмар. И, всё же, я и сейчас будто во сне- никак не могу поверить в реальность происходящего. Я и мой бывший муж, с нашими детьми вот так запросто гуляем, общаемся. А ещё я все время прокручиваю в мыслях мимолётную фразу Дамира о том, что Ратмир - его племянник. Звучит по-идиотски, глупо, позорно, но я даже и не думала об этом в таком ключе. Действительно, Дамир, что бы ни было меж нами в прошлом, не чужой человек никому из нас.
– Так о чем ты хотела поговорить?- поворачивается ко мне Дамир. Его глаза лихорадочно блестят, а черты лица напряжены, словно он ожидает услышать от меня нечто плохое в свой адрес. На мгновение замираю, вызывая в памяти его другой образ- тот, который запомнился, остался где-то глубоко под кожей. Холодный, малоэмоциональный, отстранённый. Впрочем, только со мной он был таким. Но всё равно нынешний Дамир- будто другой человек. И этому человеку, кажется, как ни странно, но я могла бы довериться.
– Мне нужна твоя помощь.- выдаю, пересилив себя. Дамир замирает, удивлённо вскинув брови. А после его лицо озаряется пониманием. Он молчит, ожидая, что я заговорю. Но оказалось, что признаться в своей слабости, бессилии не так-то и просто. Теперь я отчасти понимаю его- то, как он держал всё в себе, не желая показать, насколько зависим от мнения отца, насколько чувствует себя беспомощным и бесполезным.
Чуть позже он взволнованно оборачивается на громкий вскрик дочери, но, заметив, что та просто слишком бурно выражает восхищение картиной из камней и листьев, которую сделал Ратмир, успокаивается и машет им рукой.
– Он всё же перешёл к активной фазе?- понимающе интересуется он, не выпуская из поля зрения дочь и Ратмира. Странный человек, так до конца не раскрывшийся никому. То- заботливый и добрый отец, то- весёлый прожигатель жизни, то - идеальный сын, то- предатель и неверный муж. У Дамира десятки личин, и ни одну из них я не могу назвать настоящей. Будто он сам не может определиться, решить, какой он на самом деле. Да и с выводами о его зависимости я поспешила, мне кажется, что он действительно не лжёт об успешном прохождении лечения. Нет, здесь что-то ...гораздо глубже. Намного серьезнее.