Измена. Игра на вылет

Аннотация

– Мы разбаловали нашу дочь, согласен.

– Это не избалованность, а распущенность. Ваша дочь наверняка знает, что спать с женатыми мужчинами нельзя!

– Ну, не могу же я ей это запретить, – он усмехается. – А давайте... вы запретите? Отвоюйте мужа у этой девчонки! Проучите её! – Замечаю, как глаза Воронова загораются. Богатый ублюдок явно решил развлечься... – Проверим, что победит: ум или молодость?!

Молчу несколько минут, пребывая в шоке от услышанного.

– Что ж, хорошо, – во мне просыпается доселе неведомое чувство азарта, смешанного с ненавистью. – Я её проучу... Но вы не вмешиваетесь!

– Договорились! Только без перегибов! – протягивает мне руку для рукопожатия.

– А это я буду решать сама, – игнорирую её. – Вы пообещали не вмешиваться. Держите слово, вы же бизнесмен.

Глава 1. Глава 1. – Ну что, осталось только перерезать праздничную ленточку, и считай, мечта сбылась! Муж довольно потирает руки. Его лицо выражает абсолютное счастье, но в глазах читается лёгкое беспокойство. – Можно сказать и так, – поправляю заботливо его бабочку и разглаживаю лацканы пиджака. Любуюсь им. Мне всегда нравилось, как он выглядит в строгом костюме. – Поехали, нельзя опаздывать, – бросаю взгляд на кухонные часы. – Марта, слушай... На сердце так тревожно. Вдруг признаётся он, берёт мою руку, прижимает её к своей груди. И правда – его сердце бьётся быстро, почти бешено. Он действительно очень волнуется. – Тебе не о чем переживать, – настаиваю я, пытаясь его успокоить. – Всё организовано идеально: и пресс-зона, и входная группа оформлены безупречно. Оборудование проверено – всё работает. Персонал подобран из лучших специалистов города. Мы полностью готовы к открытию. Поехали. Артур, гости уже собрались. В такой день нельзя заставлять их ждать, – мягко настаиваю я, похлопываю его по плечу и нежно целую в губы. – Спасибо, милая, за поддержку. Что бы я без тебя делал. Мы стольким рискнули... Наверное, поэтому такой мандраж, – говорит он так, будто я не знаю о всех вложениях и рисках, будто слышу об этом впервые. Киваю. Улыбаюсь. Делаю вид, что спокойна и беззаботна. Но не признаюсь, что сама нахожусь в таком же состоянии, что и он сам в данный момент. Пожалуй, мне даже положено волноваться больше, потому что наши ситуации совершенно разные. Ему предстоит провести рядом с журналистами всего пять минут: поулыбаться, произнести речь, рассказать о наших планах и перспективах, перерезать ленточку – и всё. А затем... затем вся ответственность ляжет на мои плечи, ведь я – главный врач этой частной клиники. – Ладно, хватит переживать, – целует меня в кончик носа. – Забудь! Просто вышел на финишную прямую и разнервничался. Клиника заработает в обычном режиме – и я смогу выдохнуть. Он-то действительно выдохнет. А я... Вряд ли. Для меня, в отличие от него, всё только начинается. ...Пока мы едем в клинику, в памяти всплывает, как всё начиналось. Когда Воронов – равноправный партнёр моего мужа впервые предложил ему построить эту клинику, и супруг пришёл домой с этой идеей, я сразу заметила, как его глаза горели азартом и увлечённостью. Он словно ребёнок с диким восторгом рассказывал мне о том, как всё это будет, если я соглашусь его поддержать. Идея создать что-то значимое, своё, полностью захватила его и не отпускала. Я хорошо помню тот вечер на кухне, когда он впервые рассказал мне о проекте. Его голос дрожал от волнения и вдохновения, а глаза светились таким энтузиазмом и верой в успех, что я не могла не улыбнуться и не поверить в этот успех вместе с ним. Артур всегда был таким. Врачебная практика, по сути, никогда его не интересовала. Он поступил в медицинский только потому, что этого хотели его родители. А сам всегда мечтал о чём-то большем, о своём деле - где не нужно никому подчиняться и, главное, чтобы не приходилось лечить людей. Вот управлять такой махиной, где врачи лечат – это да! А самому … самому неинтересно. Когда первая эйфория прошла, мы оба осознали, насколько это будет сложно и финасово затратно. Для воплощения его мечты нам предстояло отдать всё, что у нас было. Организация такого масштаба требовала колоссальных вложений - только стоимость медицинского оборудования уже была астрономической для нас. Мне, как врачу со стажем, это было особенно очевидно. Да и он всё это знал, работая в этой сфере не понаслышке. – Нам ещё повезло, что Воронов вкладывает половину! Будь это только мои... то есть наши деньги, – он тут же поправился, – такое вряд ли было бы возможно. Нет, Марта, такую возможность нужно хватать обеими руками за хвост и держать крепко-крепко! – настаивал и убеждал меня. – Артур, нам придётся продать почти всё. Но эту квартиру я не отдам, как бы ты меня ни убеждал. Мы так мечтали о ней, так много работали... – я тщательно подбирала слова, и в итоге муж согласился оставить её. – Конечно, хорошо, эту не тронем. Но, милая, вряд ли тебе стоит волноваться, потому что со временем всё окупится. – Я понимаю, но либо не трогаем квартиру, либо никак, – я настаивала. Артур принял мои условия, и мы, продав всё возможное – вторую машину, дачу, квартиру, купленную для дочери, – рискнули. Даже все накопления со счетов, копившиеся годами, вложили в это дело. Оставили только квартиру, где живём и одну машину на двоих. Признаюсь, мне было очень страшно. Невероятно страшно. Но я старалась не показывать этот страх мужу. Хватало его дерготни и периодических сомнений, которые стали появляться, когда начались проблемы и глобальные вопросы. Первые месяцы, когда муж оформлял участок под стройку, заказывал проект клиники и начиналось строительство, стали настоящим адом. Мы жили в режиме постоянного стресса. Часто ссорились, спорили, но нам хватало ума не переходить границы и не переносить эти конфликты в семью и личные отношения. Артур пропадал на стройке, контролируя каждый этап, а я пыталась удержать всё остальное: дом, бюджет, который теперь приходилось жёстко экономить, эмоциональное состояние семьи. При этом продолжала работать в больнице и подбирала персонал для будущей клиники. Только когда я увидела готовое здание, завершённый ремонт и собранную команду, наконец поверила – мы справились. Все трудности этих двух лет прошли не зря. – Ты всё проверила? Фейерверк, фуршет, закуски... Он снова пристаёт с вопросами в машине, перечисляя то, что мы уже не раз обсуждали. – Вообще-то, я не этим должна заниматься. Если помнишь, я врач, а не менеджер, – пытаюсь пошутить, но вижу – шутка ему не по душе. Меня беспокоит сегодня его состояние. Он выглядит слишком нервным, раздражённым, возбуждённым. Давно не видела его таким. – Расслабься, милый. Всё будет хорошо, – оправдываю его поведение открытием клиники. – Приехали! Машина поворачивает к зданию, украшенному праздничными шарами. Перед выходом бросаю взгляд в зеркало: поправляю причёску, проверяю макияж, сомневаясь, не слишком ли он яркий, разглаживаю несуществующие складки на своём платье и надеваю каблуки. В них неудобно, да и отвыкла за последнее время, но сегодня – без вариантов. Как и обещала мужу, выгляжу на миллион долларов. Пока Артур паркуется, подхожу к клинике и замечаю Александра Николаевича Воронова – партнёра моего мужа, вложившего вторую половину средств в проект. Воронов стоит у входа, окружённый врачами и журналистами. Да, он одет с иголочки, и "наша иголочка", по моим скромным меркам, на его фоне выглядит дешёвенькой. Его костюм явно от кутюрье, сидит безупречно. Уверена, стоит он больше моей месячной зарплаты в больнице. Гладко выбритое лицо сияет уверенностью, во взгляде – самодовольство. Мне совсем не хочется с ним общаться, потому что мы давно определили – это скорее обязанность мужа, но он, заметив меня, слегка кивает, предлагая присоединиться к его компании. Не хочу! Я и так устала от его дочери, когда та проходила у меня ординатуру, теперь ещё и его общество терпеть? Нет уж. С этой семьёй лучше свести общение к минимуму. По крайней мере у меня были именно такие планы после стройки. Оглядываюсь по сторонам в поисках предлога сбежать. Например, можно сослаться на необходимость обсудить с мужем срочные вопросы, но Артура нигде не видно. Будто растворился по мановению волшебной палочки. Подхожу к Александру Николаевичу и замечаю, как в его глазах появляется улыбка, когда взгляд скользит по мне. Буквально кожей чувствую, как он оценивает мою внешность. – Здравствуйте, Марта Викторовна, – Воронов полностью поворачивается ко мне, отвлекаясь от журналисток. Его улыбка с безупречно белыми зубами сияет так ярко, словно он только что сошёл с обложки глянцевого журнала. – Здравствуйте, – киваю, изображая вежливую улыбку. Гляжу на него и, как всегда, ощущаю внутреннее отторжение. Ничего не могу с собой поделать. В нём всё... чрезмерно. Как, впрочем, и у всех членов его семьи. Жена – вся перетянутая пластикой, дочь – такая же искусственная. Мы с мужем в шутку называем их семьёй «манекенов» – тела и лица вроде человеческие, но какие-то ненастоящие. Для меня он слишком... идеален внешне. А вот что касается души... Здесь большой вопрос. – Как вы? Волнуетесь? – учтиво интересуется он. – Не без этого, – признаюсь, кивая. Бессмысленно отрицать очевидное. – А где ваша семья? Вы один приехали? – оглядываюсь по сторонам. – Такое событие… – Жена вон там, – кивает в сторону напыщенной дамы, ведущей светскую беседу с нашими врачами, высокомерно задрав нос. Киваю ей в знак приветствия, но она не отвечает мне взаимным жестом. – А Лара... Лара где-то здесь должна быть. Может, в здание зашла, – озирается по сторонам, отмахивается без интереса. – Посмотрите, – широким жестом обводит территорию, – у нас, кажется, всё получилось более чем удачно! Да, у него действительно всё вышло удачно. Особенно учитывая, что он вложил сюда только деньги – в отличие от нас. Мы же отдали проекту всё в буквальном смысле: муж – время и силы, мы оба – все наши сбережения. А я – ещё больше: время, силы, нервы и, в конечном счёте, душу. Я лишь молча улыбаюсь в ответ на его заявление. – Ну что, начинаем? Только вас ждём! – Да, давайте, – стараюсь говорить уверенно, но чувствую, как дрожит голос. – А то я уже устала волноваться, – из меня вырывается нервный смешок. Зря, конечно, признаюсь ему в своих переживаниях. Наверное, подсознательно хочу зарядиться его уверенностью и позитивом, а не дрожать, как осиновый лист. – Зря волнуетесь! – его улыбка становится ещё шире. – Я уверен, у вас всё получится! Кстати, речь подготовили? – Какую речь? – растерянно спрашиваю, чувствуя, как учащается сердцебиение. – Ну как же! Для журналистов, интервью, коллег. Для всей этой публики, что собралась сегодня, – кивает в сторону толпы врачей, журналистов, будущих пациентов и просто зевак. – Но я думала, что говорить будете вы и Артур, – произношу я, чувствуя, как внутри всё сжимается от растерянности. – Э-э-э, нет! Я в медицине профан. Воронов назидательно машет пальцем перед моим лицом, слегка прищуриваясь. – Это ваша зона ответственности, а я просто вложил деньги для получения прибыли. По крайней мере, именно такие договорённости были у меня с вашим мужем. С меня – капитал, с него – стройка, а всё остальное, включая умные речи, – на вас. Ну же, Марта Викторовна, соберитесь! Уверен, у вас всё получится! Он делает вид, что подбадривает меня, но я прекрасно понимаю: это намёк на то, что выбора у меня нет. Придётся говорить самой, если Артур не появится в ближайшее время. И его, естественно, не интересует готова я к этому или нет. Улыбка Воронова широкая, почти дружелюбная, даже слащавая. Но от такой сладости подташнивает – слишком приторно. – Кстати, где ваш супруг? – Воронов озирается. – Он же тоже бывший медик, знает всю эту профессиональную терминологию. Я рассчитывал, что он... скажет что-то мощное, запоминающееся. Типа "будем бороться за каждого пациента", или "не допустим смертей на операционном столе". Наш партнёр сжимает кулак в выразительном жесте, изображая речь и импровизирует на ходу. Что за бред... – Нет, так говорить точно не стоит, – быстро мотаю головой. – Это лишнее. Ладно, справлюсь сама, если не найду его. Я разберусь, не волнуйтесь, Александр Николаевич. Снова оглядываюсь в поисках Артура, используя момент хочу сбежать, чтобы прекратить этот разговор. – Вот и славно. Пусть кто-то найдёт его, а мы начинаем. Время – деньги! В его голосе проскальзывает раздражение. Глядя на часы постукивает пальцем по ним. – Кстати, забыл завести. Остановились... Надеюсь, не дурной знак... – Какой, например? – спрашивает подошедшая журналистка. – Например, что это провальный проект – вся клиника... Воронов произносит это с серьёзным видом, но затем замолкает и вдруг следом заходится громким смехом. Видимо, моё потрясённое выражение лица теперь его забавляет. – Да расслабьтесь, Марта Викторовна! Это же шутка! Но его шутка не вызывает у меня ни малейшей улыбки. Напротив, у меня подкашиваются ноги, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Ведь ему-то всё равно – у него денег, как фантиков у ребёнка, а для нас это единственное и самое важное вложение. И если, как он "пошутил", проект окажется провальным – значит, и наша жизнь пойдёт под откос. Журналистка отвлекает Воронова вопросами, а я спешно отправляюсь на поиски мужа. Ноги сами несут меня мимо гостей, я лишь машинально киваю им, не останавливаясь для бесед. Замечаю, что некоторые уже начинают проявлять нетерпение и тоже поглядывают на часы. В голове только одна мысль: "Где ты, Артур?!" – Соня, – обращаюсь к девушке, помогавшей с организацией, – ты не видела моего мужа? – Артура Ильича? Видела, он заходил в здание. Ищите его там. Марта Викторовна, время... – Да-да, я знаю! – киваю, – уже бегу. Сейчас найдём его. Спешно захожу в клинику. В нос сразу бьёт резкий запах свежей краски, а пол блестит так, будто его отдраили до зеркального блеска. На душе в этот момент становится тепло. Видеть воочию плоды своего тяжёлого, кропотливого труда – это ни с чем не сравнимое чувство. Всё готово: уютные палаты, специализированные зоны для реабилитации и физиотерапии. Закуплены базовые расходные материалы, кабинеты оснащены необходимой техникой. Остались лишь мелочи. Картина, которая сейчас открыта передо мной настолько совершенна, что дух захватывает от радости. В клинике сейчас царит безлюдье. В этой тишине особенно отчётливо слышны чужие голоса, пусть и негромкие, но очень чёткие. Они раздаются эхом по зданию, и ноги сами ведут меня к этому шуму. – Ты наступишь мне на платье, – слышится смех девушки из кабинета дочери Воронова. – Подними повыше! Если порвёшь, я же буду выглядеть как уродка! Затем слышится шлёпок, второй, снова звонкий смех. Кажется, это как раз Лариса, дочь Воронова действительно в своём кабинете, но не одна. – Вот так... Мне хочется, чтобы ты меня... ох, – стон становится всё громче. "Неужели она решила заняться сексом прямо в своём кабинете в день открытия клиники? Ищет острых ощущений?" – мысленно усмехаюсь. И пройти бы мимо этих откровенных возгласов, ведь мне нет никакого дела до любовных утех этой избалованной особы, но, когда её ухажёр отвечает ей, я застываю на месте. – Не люблю секс наспех. Послушали бы речь твоего папашки, моей жены, выпили по бокалу с ними, и уехали. А дальше накувыркались бы вдоволь! Неужели нельзя потерпеть, Лара? – негромко говорит мужчина. И это не просто мужчина – это мой муж. – Слушай, а мне как раз наспех и захотелось. Шампанское в голову ударило, – хихикает дочь Воронова. Я будто врастаю каблуками в пол. Не двигаюсь. Не потому, что хочу подслушивать, как мой муж занимается сексом с этой девицей – дочерью нашего партнёра, а потому что просто потеряла ориентацию в пространстве, не понимая, куда теперь идти. Закрываю глаза, делаю несколько глубоких вдохов и резко распахиваю приоткрытую дверь. Для меня нет даже момента на сомнение, что я должна сделать именно так и никак иначе. Ну не пройти ли уж мне мимо, притворившись, что я не стала свидетельницей его измены?! Картина предсказуема и банальна. Лариса лежит на кушетке, раздвинув ноги, а между ними – мой муж со спущенными брюками. – О, главврач пожаловала, – насмешливо замечает дочь нашего партнёра, глядя на меня поверх плеча Артура. Мой муж резко поворачивает голову и замирает. – Марта... – торопливо натягивает брюки, заправляет рубашку, почему-то смотрит на свои дорогие часы. Кстати, подаренные мной. – Который час? Речь уже начали? Ты же должна выступать вместе с Александром Николаевичем, – в голосе злость, но в глазах – паника. Две совершенно несовместимые эмоции. Он пытается взять себя в руки, но безуспешно. А я пытаюсь осознать увиденное и вписать это в свою реальность. Пока не получается. – Думала, это твоя и его обязанность, как партнёров, – говорю чужим голосом. – А, да? Ну ладно… Бегу тогда, – даже не смотрит в сторону любовницы. – Мы что-то упустили этот момент, и не обсудили, кто что будет говорить. Закрутились… Честно, я был уверен, что ты скажешь, – нервно почесывает затылок. – Ага, а ты в это время будешь кувыркаться с этой, как я понимаю, – выдыхаю нервный смешок. – Прости... – бросает он сухо в ответ. Поправляет манжеты, приглаживает волосы и, забыв про валяющийся пиджак на полу, спешит мимо меня. – Пошли выступать, – бросает через плечо, избегая моего взгляда. – Разбирайся сам, – качаю головой, не в силах находиться рядом с ним. Артур кивает и быстро исчезает. Поворачиваюсь к кушетке – но девушка уже испарилась. Даже не заметила, когда она сбежала. Детское поведение… причём у обоих. Можно подумать, сбежав сейчас, они оба сбегут от того, что их ждёт впереди… Визуализация героев Визуализация героев Наша героиня - Марта, 40 лет. Предатель муж - Артур, 40 лет И его новая любовь - Лариса, 24 года (можно нажать на картинку и она станет больше) Глава 2. Глава 2. Дальнейшее происходит как в тумане. Но это нормально, обычная реакция на острый и сильный стресс. Слёзы готовы хлынуть без моего разрешения, но я сильнее этого желания. Выхожу из кабинета дочки Воронова и пытаюсь вспомнить, где мой кабинет. Оглядываюсь. Конечно, я прекрасно ориентируюсь в здании и давно к нему привыкла, но сейчас будто поглупела на несколько мгновений и никак не могу выйти из ступора. Такое бывает, когда сталкиваешься с ситуацией, к которой совершенно не готов, и словно выпадаешь из реальности, попадая в параллельную вселенную, где твоё тело и душа существуют отдельно друг от друга. Вот и я сейчас вроде шевелю руками, переставляю ноги, двигаюсь, но по ощущениям остаюсь на месте. Мои шаги неуверенные, медленные, раздражающие меня саму. Вот он, мой кабинет. А зачем я здесь? Зачем я пришла сюда? Ах да, отдышаться, прийти в себя, сделать глоток воды. Горло пересохло и саднит. Мне нужно на меня саму хотя бы несколько мгновений, чтобы вернуться в нормальное, адекватное состояние. Уверена, моя кожа по цвету сейчас как белая стена, хотя я никогда не была бледнокожей. Всё перевернулось… Сегодня утром мне казалось, мы прошли сложный путь и впереди нас ждёт только счастье. Но внезапно это оказалось иллюзией, обманом, пустышкой. Захожу в свой кабинет, сажусь, а точнее, практически падаю, закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я переживала, как будет работать клиника... Но ни разу не подумала, как буду функционировать я, если что-то пойдёт не так. Этот момент упустила, разрываясь между делами, и вот теперь столкнулась с реальностью лицом к лицу. Как там говорилось в шутке у Воронова: если проект окажется провальным… А я добавила в голове: тогда провальной станет и наша жизнь. А теперь, когда это моя реальность, что теперь нас ждёт? Я не плачу, почему-то ни единой слезинки. Наверное, всё ещё пребываю в ступоре. Позже нахлынет, главное, чтобы не здесь, в клинике. Жизнь в этот момент кажется мне бессмысленной. Зачем всё это было? Для кого? Ради чего? Весь этот год я была уверена: клиника - наш общий проект в будущее. Откроем её - и наконец заживём так, как всегда мечтали. Я не раз представляла, как наша дочь будет гордиться нами. Она, кстати, тоже пошла по медицинской стезе и планировала работать в нашей клинике после медицинской академии. Столько было планов: совместные путешествия, когда мы сможем наслаждаться плодами труда; развитие бизнеса, новые проекты, финансовое благополучие. Но главное – всё это мы собирались делать вместе! Теперь же... теперь понимаю, как заблуждалась. Это были лишь мои фантазии и ни одной из этих мечт не суждено сбыться. Он получил своё: клинику, цель, страсть. А я? Что осталось мне? – Дорогие друзья, мы рады приветствовать вас в нашей клинике! – раздаётся голос мужа, отвлекая меня от моих мыслей. Аплодисменты. Из-за открытых на проветривание окон всё прекрасно слышно, тем более он говорит в микрофон. – Благодарим вас за то, что разделяете с нами эту радость в такой важный день! – продолжает и снова аплодисменты. – Как вы знаете, мы потратили больше года на выбор идеального расположения места, строительство этого прекрасного здания, подбор персонала, и, кстати, не просто сотрудников, – делает эффектную паузу для усиления значимости сказанных им слов, – а настоящих профессионалов высочайшего класса! – вновь аплодисменты. Он продолжает говорить, но его речь звучит настолько примитивно, что становится очевидно: к этому выступлению он не готовился. Да, мы действительно упустили этот момент, не обсудили его. Вероятно, он рассчитывал на меня, а у меня даже мыслей не возникало, что её должна буду говорить я. Но теперь я рада этому, потому что горькая правда об его измене для меня лучше самой сладкой лжи, где он клялся, что наша семья для него самое главное достижение в жизни. Пока он выступает, его слова путаются, фразы обрываются, он постоянно делает паузы, будто пытается вспомнить, что хотел сказать или подобрать подходящие слова. Сейчас ему приходится импровизировать, и я чувствую его волнение. Мне казалось, я знаю своего мужа, умею его "читать". Но ошиблась, главного не разглядела: что он настоящий обманщик и предатель. Да, всё, что он говорит – чистая правда. И про поиск площадки, и про переживания, и про поиск, кстати, мною, настоящих профессионалов в своей отрасли. Мы действительно очень старались. Чётко распределили обязанности, и я все эти два года выкладывалась по максимуму, чтобы выполнить свою часть. Дел было так много тогда, что я буквально валилась с ног от усталости. Каждый вечер, приходя домой, наспех готовила ужин, уделяла мужу немного внимания и мечтала только об одном – поскорее лечь спать. А мой муж... Он оказался куда энергичнее и активнее во всех смыслах этих слов. Успевал не только заниматься строительством, согласованиями, закупкой оборудования, но и другими, не менее важными делами. Например, изменять мне с дочерью нашего партнёра. Да, наш пострел везде поспевал... На ватных ногах выхожу на улицу, где по-прежнему многолюдно. Кто-то хватает меня за руку, поздравляет, восхищается нашей работой. А я лишь автоматически киваю, улыбаюсь натянутой и искусственной улыбкой, благодарю и иду дальше. Торжественные речи о перспективах клиники закончены, но аплодисменты не стихают. От этого гула начинает болеть голова. Хочется, чтобы всё это поскорее закончилось. – Наконец-то, Марта Викторовна! Мы вас уже потеряли! Привычно ласковым тоном обращается ко мне партнёр мужа. Если несколько минут я избегала его компании, то сейчас, выйдя из клиники целенаправленно шла именно к нему. – Отойдёмте, – прошу. Он кивает, и мы отдаляемся от толпы. – Что-то случилось? – не успеваю ответить, как он продолжает: – Скажите хоть что-нибудь вы для народа, а то ваш муж, как оказалось, двух слов связать не может. Наверное, волнуется... – ищет оправдания моему неверному супругу. – Но к таким событиям надо готовиться серьёзнее. Здесь же телевидение, журналисты. Материалы пойдут в сеть, а он стоит, мычит! Я бы и то лучше сказал! Замечаю как Александр Николаевич недоволен им. А уж как я недовольна, и не только речью, не передать! – Он мычит, потому что растерялся. Я застала его с другой женщиной, – уточняю. – В смысле? – не понимает Воронов. – Он изменял мне, когда надо было готовиться к выступлению. И кстати, та, с кем он это делал оказалась ваша дочь. – Не понял… Его лицо искажает гримаса недоверия и нескрываемого возмущения. – Как это он с ней изменял? Что конкретно они там делали? Его вопрос звучит так, будто он надеется на иное объяснение. Умный мужик, бизнесмен, а задаёт идиотские вопросы. Видимо, тоже в шоке, как и я недавно. – Они занимались сексом! Мой муж и ваша дочь. Знаете, что это такое? И что из моего слова «измена» вам непонятно? Глава 3. Глава 3. – Что за чушь? – неожиданно рычит на меня Александр Николаевич, его лицо искажено злостью, гневом, возмущением. – К сожалению... – Она ваша сотрудница, а не любовница Артура, и моего, кстати, партнёра! – даже закончить не даёт. – Мне кажется, вы, мадам, переволновались, пока готовились к открытию клиники и с кем-то спутали мою дочь. Вас нужно отдохнуть. Его реакция понятна, и она, вероятно, чревата для меня большим скандалом, но я не собираюсь отступать. Во мне тоже внутри всё кипит от боли, унижения, предательства, растерянности, возмущения. – Тише, Саша, тише, – его жена, дёргает его за рукав. – Люди услышат! Она поворачивается ко мне, и её глаза сверкают в ненависти и злости, как недавно сверкали у её мужа. – Вы, милочка, совсем что ли чёкнулись!? – теперь она шипит на меня, как змея, готовая кинуться для укуса. – Прекратите говорить такие вещи! – добавляет он к словам жены. – Я говорю то, что видела собственными глазами, и не затыкайте мне рот! Мне плевать, в этот момент, что это мой работодатель. Я пока ещё жена его, как он сам заметил, партнёра в том числе, и тоже имею право на многое по закону. А даже если бы не имела, я никогда не пресмыкалась перед власть имущими независимо от ситуации. Замечаю, как некоторые присутствующие начинают поглядывать в нашу сторону. Их взгляды полны любопытства, и я понижают тон. – Я не слепая и не дура. И даже будь я трижды уставшая, вряд ли мои глазам меня подведут. – Замолчите! – повторяет Воронов повышая голос. Он хватает меня за локоть и пытается оттащить подальше, где совсем нет людей. – Что вы себе позволяете? Моя дочь и ваш муж?! Это абсурд! Такого просто не может быть! Он что, самоубийца, а она дура?! – Очень вероятно, – хныкаю, когда он говорит про них в таком сравнении. – Ну, если я всё придумала, тогда скажите, где она сейчас? После моих слов он начинает озираться по сторонам, как совсем недавно делала я. – Как сотрудница, она должна быть здесь и аплодировать успеху отца! – Мы всё обязательно выясним, но я знаю, что такая как моя дочь никогда не будет с таким как ваш муж. Нахрен ей этот … нищеброд! А вам, Марта Викторовна, придётся перед ней извиниться! И заставлю сделать это прилюдно, при всех сотрудниках этой долбанной клиники! Потому что я никому не позволю порочить её имя, честь и достоинство! – игнорирует мой вопрос. – А мне и не нужно его порочить, она прекрасно справилась сама. И я не намерена молчать. Если ваша дочь, которая младше его почти на двадцать лет и к тому же моя подчинённая, спокойно ложится в постель с женатым мужчиной, то это говорит, что ни чести, ни достоинства у неё нет. Не находите? Он смотрит на меня с таким возмущением, будто это я его оскорбила, а не его дочь – меня. – Урою! – не знаю, к кому относится эта угроза, но мне на данный момент плевать. – Вы так и не ответили, где ваша дочь, Александр Николаевич? Почему её нет здесь? – настаиваю на ответе. – Я за ней слежу, она не маленький ребёнок. Его голос по-прежнему резкий, но я вижу – он совершенно точно расстроен. От прежней улыбки и беззаботности не осталось и следа. Тот, кто несколько минут назад травил шутки, веселился и показывал всем своё превосходство теперь выглядит как грозовой фронт, который с сумасшедшей скоростью движется в нашу сторону. – Если она не ребёнок, пусть отвечает за свои поступки. Она сбежала, как... мышь, так тихо, что я даже не успела оглянуться. Александр Николаевич быстрым движением достаёт телефон из кармана брюк и начинает набирать номер. "Дочка" – замечаю, как он нажимает кнопку вызова. Несколько долгих гудков, кажущихся вечностью, и... звонок сброшен. Но Александр Николаевич человек настойчивый, это я уже поняла. Его улыбка лишь кажется добродушной, но на самом деле это видимость, не более и за ней скрывается холодный расчёт и твёрдость характера. Он добивается всего, что его интересует. А сейчас его интересует обманула я его или нет. Для него, как я неожиданно для себя поняла – это практически дело чести. – Моего мужа, кстати, тоже уже нет, – замечаю это. – как и она, сбежал, – оглядываясь по сторонам, понимаю, что это так. Воронов снова набирает дочери. Теперь она, видимо, понимает – разговора не избежать. И наконец отвечает: – Да, папочка... – я стою рядом и слышимость довольно хорошая. – Где ты?! – его тон уже совсем не ласковый. – Я дома! – лжёт она. Он поворачивается ко мне, и я вижу, как ему неловко от этого разговора. Отходит в сторону. – Что за враньё?! – повышает голос. – Я видел твою машину! Где ты?! Она ему что-то отвечает, но теперь её слова для меня недосягаемы. – Немедленно, – его слова звучат как приказ, – сюда, в кабинет главного врача! Сейчас же! И попробуй не прийти! Он сбрасывает звонок, опускает лицо и несколько минут стоит молча, не шевелясь. Глаза его закрыты, а дышит он тяжело. Я его просто не узнаю. – Она придёт, – поворачивается ко мне чуть позднее и говорит тихо, но твёрдо. – Саша, успокойся! – его жена продолжает пялиться на меня с недоверием. – Надо во всём разобраться. Может, эта... сама что-то придумала про нашу Ларочку. – Зачем ей это? – недовольно бросает он. – Ну не знаю… Может, завидует её молодости, красоте, уму… – Ума у неё нет, не льстите способностям вашей дочери, – кидаю этой дуре в пику. Уж я-точно это знаю, потому что вела её как куратор в ординатуре. – Всё, все прекратили базар! – прерывает нас Воронов. – Марта Викторовна, если вы что-то выдумали... – ему, естественно, хочется верить именно в это, и я, если честно, его понимаю, – вряд ли мы сможем продолжить сотрудничество. Я всё-таки верю, что вы ошиблись, и это была другая девушка. Я понимаю, узнать об измене мужа тяжело, но … – Конечно! Какое тут уж может быть сотрудничество, – даже не слушаю его дальше, прерываю, хотя я знаю правила хорошего тона. – Я сама собираюсь уйти, не беспокойтесь за это. Данный вопрос, как раз решается очень быстро. Есть более важные. – Например? – не понимает меня. – Например, клиника и имущество в ней. Часть, естественно, моя, сами понимаете. Отдайте мне мою долю – и мы в расчёте. И пусть ваша дочь станет, например, в этой клинике главным врачом. Будет прекрасный тандем: отец, дочь, зять. Правда, боюсь дело развалиться даже не начавшись, но это уже не мои проблемы. – Ваш сарказм неуместен, – вклинивается в разговор и шипит на меня мать любовницы. – Какие у вас дебильные шуточки! – фыркает. – Совсем не смешно! – добавляет уже со злостью. – Не думайте, что вы здесь незаменимы! Найдутся и другие врачи на ваше место. Ишь, возомнила из себя королеву! – Ну да, я прямо вижу, как за воротами этого здания выстроилась очередь квалифицированных кадров с желаем работать у вас. – Марта Викторовна, ну будьте хоть вы умнее, не уступайте в перепалку с моей женой, – пытается «разнять» нас Воронов. – Или вас это всё веселит? – Конечно, как раз самое время для веселья, – улыбаюсь я, хотя внутри всё дрожит. – Александр Николаевич, – поворачиваюсь к нему и улыбка теперь сходит с моего лица, – скажите правду: вы знали про их отношения? Просто, по-человечески, скажите мне правду. И если да, зачем вам это? Удобнее, чтобы всё было в куче? Не притворяйтесь и не играйте со мной в игры. ----- **** Друзья, приглашаю вас в историю И да, это тоже история о сильной женщине, которая, к сожалению, уже имела опыт измены мужа, но простила его (причины будут раскрыты в сюжете). Стоит ли прощать измены? Ценит ли такие жертвы со стороны жены вторая половина? Глава 4. Глава 4. – Да уж какие тут игры, о чём хоть вы говорите. Я же сказал, ни мне, ни дочери моей с таким, как ваш муж не может быть интересно. Да, он трудился много, чтобы открыть эту клинику, этого у него не отнять, но в другом… Можете мне верить или нет, но я не знал ничего об их связи. Вижу, действительно не знал. Он и правда очень переживает, его глаза говорят сами за себя. Потухший взгляд, напряжённые черты лица. Я на каком-то подсознательном уровне понимаю: он не врёт. – Впрочем, для меня это не имеет значения, я ничего не обязан вам доказывать, не находите? – киваю. – Неужели, если я знал, я бы позволил состояться этим отношениям? Да никогда! Только партнёрство в вопросе клиники и всё! – определяет границы, которые он планировал устанавливать в этих отношениях. Молчу, не знаю, что ответить. – Я даже не помню, чтобы Лара возле нас крутилась, когда он приезжал в наш дом, – вижу, как он пытается проанализировать ситуацию, видимо, действительно, вспоминает. – Нет, Лара всегда была где-то, но точно не с нами в кабинете, когда мы обсуждали дела. Хрень какая-то… – чешет лоб. – Да, да, наша Ларочка достойна другого мужчины, – его жене, видимо, крайне важно показать своё присутствие рядом. – У нас на неё другие планы. – Закрой рот, – поворачивается к супруге Воронов и резко говорит ей. Видимо, не хочет, чтобы я владела лишней информацией. А она, точно есть, как я догадываюсь. Она опускает глаза и замолкает. – Конечно он ей не пара, если говорить о них как о гипотетических супругах в будущем! – подхватывает Александр Николаевич, снова в диалоге со мной, – зачем ей этот нищеброд? У вас же, по сути, заложено всё было из имущества, как я понял, чтобы вложиться в этот проект и открыть клинику. Вы до трусов практически всё продали, чтобы он стал моим партнёром. А я с такими, как правило, дел не имею. У меня масштабы другие. – А зачем же тогда вы связались с нами? – не понимаю, правда. – Ради дочери. Ей захотелось, чтобы я прикупил клинику, ну я и ввязался… на свою голову. Знакомых у меня в этой сфере нет. Ваш муж шарит в таких вопросах. Вы тем более – профессионал. А так мне ваш мужик не нужен ни в каком качестве. Я его в своё окружение никогда не выведу. А насчёт вашей супружеской доли в клинике, между прочим, тоже не всё гладко. Воронов говорит это неожиданно, а затем усмехается. А мне от этого смеха почему-то становится не по себе. – Кстати, мужу своему тоже наберите, раз он… участник событий. В рожу с удовольствием дам ему, если этот урод предал меня и позарился на то, что нельзя. – Ой, а я на это посмотрю! И, кажется, получу от этого своё удовольствие, – сквозь боль, которую пытаюсь всё-таки скрыть от них, говорю вслух. – А вы язва, Марта Викторовна! Никогда бы не подумал так о вас, но теперь вижу, что это так, – даже, кажется, удивляется. Ничего не отвечаю ему на его «комплимент», достаю телефон и набираю номер мужа. В отличие от своей пассии, он поднимает трубку сразу. – Вы вместе? – спрашиваю его, когда берёт трубку, зная, что поймёт подтекст: с любовницей ли он сейчас. – Вместе, – уверенно отвечает. – Скоро будем. Меня смущает, как он ровно теперь разговаривает. В голове стучит набат, что эта ситуация очень много изменит для нас. И не только в части вопроса семейной жизни, но и в других. Ловлю себя на мысли, что Артур откроется для меня с такой стороны, которую я не знала. И от неё, как мне подсказывает интуиция, я буду в полном шоке. Ну а как иначе, если он скрывал так искусно связь с дочерью своего партнёра, и ни я, ни Воронов, ни его охрана тем более ничего не знали про эти отношения? А это, кстати, при условии такого количества лишнего народа рядом надо очень постараться! – Пойдёмте в клинику, Марта Викторовна, – спокойно берёт меня под локоть партнёр мужа. И теперь совсем не грубо. Видимо, поуспокоился, пока мы говорили эти несколько минут. Он указывает головой в сторону здания. – Нам предстоит крайне неприятный разговор. Честно, признаюсь вам, я растерян. Хотя... учитывая характер моей дочери, всё ожидаемо. Дурочка... – вздыхает. – Может натворить такое, что потом не разберёшь. На ней же потом из наших хрен, кто женится после этого идиота с его провальной репутацией, – рассуждает вслух, но потом замолкает. – О какой провальной репутации идёт речь? – хочу уточнить. – Его репутации. Впрочем, скоро сами всё узнаете. Мы идём к зданию, а его жена остаётся снаружи, беспокойно озираясь. Видимо, хочет первой встретить дочь и поговорить с ней до отцовского допроса. – Позволите? – кивает на мой кабинет, спрашивая разрешения поговорить там. – Без разницы. Несколько минут после того, как мы остаёмся одни, каждый из нас молчит, думая о своём. И ему тяжело, и мне тоже. – Я был с вами груб, – начинает он первый, опускаясь в моё кресло. – Приношу извинения. Вы ни в чём не виноваты, я признаю это безоговорочно, но, честно говоря, ваши слова меня ошеломили. Это, просто первая защитная реакция, не более. К тому же вы говорили так громко... Будто хотели, чтобы все услышали. – Мне терять нечего, смысл шептать? – Не стыдно перед людьми будет за измену мужа? – удивляется. – А особенно, при условии, что вы начальница моей дочери были и будете. – А должно быть мне стыдно, считаете? Это же он и ваша дочь - предатели, а не я. – Вы испортите ей репутацию в клинике. – Плевать. – А мне нет. Она ведь не только ваша сотрудница. Она моя дочь. – В клинике она не ваша дочь. Плевала я на вашу родственную связь, если мы говорим о профессионализме. Кстати, её профессионализм сильно хромает. Я жалею уже, что согласилась и пообещала вам и дальше её обучать, только уже не в стенах городской больницы, а здесь. Надо было ещё там, на старой работе Ларису под зад коленкой выгнать за неправильные назначения по лечению пациентов и халатное заполнение документов. – Уверен, вы говорите на эмоциях, преувеличивая масштаб бедствия. Я вас понимаю, в вас сейчас говорит, нет, кричит обиженная женщина, но я прошу успокоить её. И всё-таки насчёт Лары… я бы предпочёл, чтобы это осталось между нами. Постараюсь убедить дочь прекратить эту связь. А как вы с мужем... – Вряд ли у нас останется будущее после этого, – перебиваю. – Вам тоже придётся решать вопрос с ним. – Не сомневайтесь, с этим вопросом я разберусь, – в его глазах вспыхивает новая порция злости. – Кстати, насчёт вашей усмешки по поводу моей доли – это мне показалось или...? Глава 5. Глава 5. Он не успевает ответить – дверь распахивается. Моё сердце начинает трепетать в волнении предстоящего разговора. Но не из-за того, какие слова я боюсь услышать от собственного супруга, а оттого, что может, и скажет мне Воронов. Он сам сказал: «скоро всё узнаете». Вот я и намереваюсь прямо здесь и сейчас узнать это «всё». По крайней мере, очень на это надеюсь! Я настроена критически, и пока мне не ответят на вопрос о долях, я не уйду. Эти два предателя входят, держась за руки. Позади, следом семенит мать девушки, её лицо искажено тревогой. Я понимаю её как мать, но не понимаю её как женщина. У нас же тоже растёт дочь, и я даже не представляю, чтобы я сделала на её месте, окажись в аналогичной ситуации. А Артур? Интересно, как бы он отреагировал, если бы его дочь встречалась с женатым мужчиной? Впрочем, я сейчас не о том совсем. – Саша, прошу... Будь помягче с дочкой! – подходит к столу, говорит приглушённо, но я слышу. – Не обижай её ради... этой... – бросает в мою сторону высокомерный взгляд. – Я разберусь. – Да, да, я о том же. Пока есть все шансы… Ну, ты понимаешь, да, о чём я? – смотрит на него вопросительно. Они несколько секунд ведут свой немой диалог, а я за ними наблюдаю. Это замечает Воронов. – Ты сегодня закроешь свой рот, а? – цедит жене сквозь замкнутые зубы. – Главное, не кричи на дочь и держи себя в руках! Что же, теперь понятно, откуда у Ларисы такое поведение. Похоже, для неё никогда не существовало никаких запретов. Чего бы они ни касались. И даже если она, как сказал Воронов «натворит дел», мать Ларисы закроет глаза на всё, лишь бы дочка была счастлива. – Папа, – обращается к нему Лариса, – хорошо даже, что эта... – она кивает многозначительно в мою сторону, – узнала о нас с Артуром. По большому счёту, всё, что ни делается, всё к лучшему. Ты же мне всегда так говоришь, правда? Совершенно точно её мать ей всё рассказала, и она готова к этому разговору. Её голос перед отцом звучит по-детски, почти наивно, но, я уверена, что это только выбранная перед отцом роль. Когда она увидела меня, стоящую в проёме двери, и сказала громко о том, что я пришла, интонации голоса были совсем другие. И взгляд, не такой, как сейчас, где она хочет его разжалобить. Там был взгляд уверенной в себе особы и не имеющей никакого стеснения девки. – Когда вы успели провернуть это за моей спиной? Почему я ничего не знал о ваших отношениях? – А я что, отчитываться должна? Мне уже далеко за восемнадцать, если ты не помнишь! – Не дерзи мне! Тебе давно за восемнадцать, а кажется, что мозгов как на шестнадцать, где мозг отключён и плевать на последствия! А на счёт отчитываться, ты пока на моей шее прочно обосновалась, если ты не помнишь! Отвечай на мой вопрос: давно ты с ним? – игнорирует её слова Воронов. – Нет, не так уж. Всего несколько месяцев. Но нам очень хорошо вместе, и я люблю его! – начинает хлюпать носом. – Лара, хватит соплей. Это с матерью проходит, а со мной нет, и ты это знаешь, – тяжело вздыхает Воронов. – Тебе же работать у Марты Викторовны под её руководством. Как это будет – теперь даже представить страшно. – И что? – словно не понимает его. – Это не взаимосвязано. – Ок, ладно… Но ты практически ровесница их дочери, – кивает в мою сторону, а затем в сторону моего мужа. Начинает сначала ровно, но вижу, сдержаться не может. – И что? – снова повторяет, не принимая аргументы отца. – Ты идиотка?! – всё-таки не выдерживает её «и что?», басит теперь и неожиданно бьёт с силой кулаком по столу. Со стола слетают все предметы, расставленные на нём, оставляя абсолютно чистую поверхность. Замечаю, как резко вздрагивает дочь Воронова в растерянности от такого поведения отца в данный момент. Видимо, она неожиданно поняла, что поддержки в его лице не найдёт. Но мне, бесспорно, это только на руку! Она теперь стоит, потупив глаза, не рискуя что-то сказать отцу в ответ. Её мать приобнимает дочь в знак утешения, целует в щеку, что-то шепчет, а потом зло смотрит то на своего мужа, то на меня. – Ну а ты, партнёр... – Александр Николаевич обращается к Артуру и словно выплёвывает это слово, – как тебе с моей дочуркой спится? Ты, мразь, ничего не попутал, а? Мы, кажется, только о деньгах и клинике говорили. Когда ты успел её в постель затащить и что пообещал, чтобы она рискнула потерять своё нормальное будущее ради тебя? – голос жесть, металл, кремень. Да, я не ошиблась в нём, когда думала, что добродушность его – это лишь иллюзия, на самом деле там всё иначе. – Александр… Саш… – начинает уверенно мой муж в разговоре. – Какой я тебе, нахрен, Саш! Я больше не намерен с тобой вести никакого панибратства. Вон к чему оно привело! Отныне и навсегда, при любых обстоятельствах и ситуациях я для тебя Александр Николаевич! – Александр Николаевич... – поправляется сразу Артур. Он отвечает, но голос его на удивление ровный и спокойный. Такое ощущение, что он был готов к этому разговору, в отличие от меня: – Я люблю вашу дочь, – и даже сразу на «вы» – и готов развестись со своей женой ради неё. Он говорит это прямо при мне, так в лоб, без сомнений, колебаний, уверенно! – В смысле, развестись?! – я даже не успеваю ничего сказать. Эту фразу говорит за меня Воронов. – То есть ты, не стесняясь, даже не обсудив это со своей женой, при условии того, где мы только что открыли клинику, назначили её главным врачом, готов с ней развестись? Я всё верно понял?! – Замечаю, как желваки на его скулах начинают двигаться. Лариса бегает глазами по отцу, видимо, понимает, что он злится. – То есть так всё просто?! Херня – вопрос, как говорится? – раскидывает широко руки. Он явно сдерживает себя, но я чувствую, что вот-вот произойдёт взрыв. И когда он произойдёт, всем будет тяжело от последствий. – Папа, – пытается вмешаться Лариса снова, и её голос уже звучит нервно, почти умоляюще. Да, девушка, кажется, точно теперь поняла, что папа недоволен и это не просто проступок, за которой не погладят по голове. Но Александр Николаевич не обращает на неё внимания. Его взгляд по-прежнему прикован к моему мужу. – Ты понимаешь, что это значит? – продолжает он. – Ты понимаешь, что ты разрушаешь не только свою семью, но и наш бизнес? – Я понимаю, – отвечает Артур и кивает. – Но уверен, ситуация не так критична, как вам кажется. С Мартой я смогу договориться, – поворачивается ко мне, смотрит взглядом, словно убеждает меня в этом. – Папа, – опять пытается влезть в разговор его дочь. – Ты сейчас рот закрой и не выступай, – Александр Николаевич поднимает предупредительно руку, повернувшись к дочери. – Я сейчас разговариваю с ним! Помолчи! Он же мужик, он же должен нести ответственность за тебя, за себя, за свою жену. Кстати, как ты с ней ситуацию собираешься разруливать? – теперь кивает в мою сторону. – Или ты забыл, что твоя жена при разводе может очень сильно навредить нашему делу? Даже я, пообщавшись с ней несколько раз понял, что характер у неё волевой и она не оставит тебе безнаказанно эту историю, уйдя в тень, рыдая, гордо подняв голову. Ты сам, как, не понимаешь этого? – Я разберусь! Вам не стоит волноваться. – И как ты это сделаешь? – Я же сказал – вам не стоит волноваться! – настаивает. Но я чувствую, он просто блефует и не знает, как теперь быть. Скорее всего не ожидал такого поворота событий, где Воронов готов разорвать его на куски. – Интересно будет посмотреть на это, – ухмыляется Александр Николаевич. Глава 6. Глава 6. – Александр Николаевич, хватит с ним, прошу. С ним всё понятно: готов развестись, стать вашим зятем. Давайте потом вы решите этот вопрос. Меня отпустите. Мне ещё надо заявление на увольнение написать. Вы спрашиваете, как быть со мной? Со мной как раз всё ясно. Я же сказала: отдайте мою долю, деньги прошу вернуть в ближайшее время. Уверена, для вас это немного. Вы же сами сказали – у вас другие масштабы. – Счастливого пути, – колко бросает Лариса. Ей, видимо, как и её мамаше, обязательно надо вставить своё слово. – Веселишься… Не стыдно тебе ни капли ни передо мной. Ну ладно, передо мной, я тебе никто. Но перед отцом. Посмотри на него, как он расстроен. – поворачиваюсь к ней. Задаю ей этот вопрос, и сама понимаю, что в нём нет никакого смысла. – Мы разберёмся сами! – фыркает Воронова младшая. – Учительница здесь нашлась мне морали читать. – Неблагодарная ты дрянь… – вырывается из меня. – Нет, Марта Викторовна, никуда вы не уйдёте с должности! – прерывает нас Воронов. Я собираюсь ответить, но он не позволяет. – Как люди без вас начнут работать? Вы собирали коллектив! Вы их костяк! Завтра первый день, как полноценно выходит весь коллектив. Сегодня вы были на открытии, и это все видели. Как объяснитесь с людьми, что открыли клинику и уволились сразу же? Это же автоматом куча вопросов, обсуждений, сплетен! Журналисты были на открытии, реклама везде, разве что из утюга не идёт. Только ленивый, сопоставив факты, где главный врач сначала открывает клинику, а следом увольняется, не поймёт, что внутри организации явные проблемы. А конкуренты ещё и воспользуются этой новостью в свою пользу! – Вашей дочери об этом надо было думать, когда она к моему мужу в постель ложилась. – Также самое могу сказать про вашего мужа – мудака! В конце концов, он старше! – Между нами теперь искрит. – Нет, я против вашего ухода. – С чего вдруг вы решили мне указывать, что делать? Вы что-то перепутали. У вас с мужем моим, почти бывшим договорённости, а не со мной. Я нанятый работник. – Согласен. Но не спешите с выводами на тему, что вы так просто можете развернуться и уйти! На данном этапе теперь я буду решать, кто куда пойдёт! – Замолкает на мгновение. – Я на взводе сейчас, Марта Викторовна. Воронов смотрит на меня пристально, и хоть его голос звучит уже чуть мягче, но в нём слышится сильное напряжение. – Давайте с вами потом решим все вопросы, хорошо? Прошу вас! Очень! Мне с этими, – кивает в сторону дочери и моего мужа, – разобраться надо. Только вы хотя бы вы не вмешивайтесь. Я ссориться с вами не хочу. Вы отличный главный врач, уверен, но эта ситуация... дрянь! Я ввалил в эту клинику кучу денег. Как я понимаю и, в принципе, не удивлён, вы не в курсе, того, что ваша семья здесь с минимальным участием, и для вас, даже если здесь что-то закроется, практически ничего не изменится. А для меня – очень даже! – Да хватит ходить кругами! Какими минимальным?! Вы о чём? Мы говорили, что будет вложена половина ваших средств, половина наших. И так и было по бумагам! Не надо водить меня за нос и делать из меня идиотку! – А я и не собираюсь, – пожимает плечами. – Довольно того, что из вас её делает ваш муж. Извините, конечно, но это так. – Я уже ничего не понимаю. Артур, ты вроде не трус, всегда говоришь всё в лицо, почему ты молчишь сейчас, как только речь о деньгах заходит? О чём твой партнёр говорит? – обращаюсь к мужу теперь я. Чувствую себя растерянно, хотя стараюсь этого не показывать всем тем, кто сейчас здесь собрался. – Марта, я своё слово сказал! Нам надо развестись, а по поводу денег я тебе позднее всё объясню. – Ну почему ты такой тупой?! И почему приоритетом ставишь своим личные интересы, а не интересы клиники! – разрывает наш диалог Воронов. Не понимаю, он защищает меня, что ли или всё-таки свой интерес? – Тебе с женой не ссориться надо, а в ногах валяться, чтобы она не ушла! Ты слышал, что Марта Викторовна сейчас сказала?! Твоя жена здесь не останется, и мне снова нужно искать главного врача?! Где я такого специалиста найду?! Ты же сам убеждал меня, что она лучшая в городе! Я всем своим друзьям, приятелям, партнёрам по другому бизнесу расхвалил твою жену как лучшего кардиолога! Друзья моих родителей, вся родня, все подряд, у кого проблемы с сердцем выстроились к ней в очередь! И что теперь мне, перед каждым из них оправдываться?! – Марта, насчёт работы, может, Александр Николаевич и прав. Подумай… Хорошо подумай… Не надо уходить тебе пока. Если ты уйдёшь, останешься вообще без всего. – Поясни о долях, деньгах. О чём все говорят, чего я не знаю. Отворачивает лицо. – Я поясню, – Воронов не выдерживает. – Но вас это расстроит, предупреждаю сразу. У вас практически ничего нет. А знаете почему? Вложиться-то вы вложились, только муж ваш за два года, пока клиника строилась, успел порядком мне задолжать. И долги эти оформлены документально. – А откуда долги? Что-то со стройкой было не так, не хватило денег, и вы дали больше? – Если бы... Нет, не так всё радужно. Артур, оказывается, любит играть в азартные игры. Уже год как. Подсел ваш муженёк на них! Да так, что теперь за уши не оттащишь! Ребята с казино его за задницу взяли, чуть яй… – не договаривает слово, видимо, вспомнив, что ведёт диалог с женщиной, – мужские органы не отрезали. На счётчик жёсткий посадили с дикими процентами. Он ко мне приполз пару месяцев назад, чтобы я его выручил. – А клиника здесь причём… – уже догадываюсь, что он мне скажет. – При том, что денег я ему дал, занял, а рассчитываться он собирался с прибыли этого мероприятия, – обводит рукой мой кабинет. – Но раз вы уходите, и клиника нормально работать не будет, значит с тобой, – кивает моему мужу, – я отзываю все договорённости о «подождать». Гони долг! – Но вы же знаете… – блеет теперь Артур, – у меня… – Знаю: сейчас нет! Но есть эта доля. Она и будет покрывать твои долги передо мной. Ну, из такого диалога вам всё понятно, Марта Викторовна? Кто, кому, что и откуда. Или ещё пояснения нужны? – Воронов смотрит на меня, я смотрю на мужа, а мой муж смотрит на его дочь. Та еле заметно улыбается ему в ответ, полагаю, в качестве поддержки, и он следом переводит взгляд на меня, словно вспомнив, что я вообще здесь стою. После такого заявления – открытия наступает молчание. Две новости, от которых мой мозг просто взрывается в ужасе – это как-то уже перебор. Я не была готова ко второму потрясению за день. И эта новость теперь похлеще измены кажется. – Сколько ты ему задолжал? Это действительно равно нашей доле?! Общей? Говори, – практически срываюсь на крик. – Успокойся, – пытается взять меня за руку, но я отдёргиваю её. – Дома поговорим. – Убери свои руки и никогда больше меня не трогай! Я не позволю ему больше прикасаться ко мне после того, что я увидела и услышала сегодня. Он убил во мне всё, что жило ещё утром и казалось незыблемым. Без оружия, кстати, убил всего лишь несколькими мерзкими поступками и словами. – Нет, разговаривай здесь, при мне, при жене своей, любовнице ... Я тоже хочу послушать, как ты ей в уши будешь лить сладкий мёд и обещания давать, что всё решишь. Это же самое с моей дочкой делал, да? А эта дура повелась? Глава 7. Глава 7. Жду его ответа. Мне становится в этот момент совершенно неважным, что нас окружают чужие люди. Мне главное – сейчас понять сколько мы должны Воронову. А потом надо думать, как из этой ситуации выходить. Игрок… Мой муж играет в азартные игры. Сейчас закричать хочется, что Воронов врёт, но я же понимаю, что нет. Иначе он бы не вёл себя сейчас, так как ведёт. Он уверен в том, что делает, в том, что говорит. Да и в принципе, такие как он не играют в тупые игры формата: «Улыбайся. Я пошутил!». Он всегда у меня вызывал двоякое чувство. Страх, смешанный с восхищением. Страх от его могущества, внутренней силы, уверенности в себе. Восхищение от того, как он при этом умеет мило улыбаться, и ты неожиданно начинаешь верить в то, что он добряк, неспособный на жёсткие действия. Поднимаю на него глаза, он смотрит на меня. Пристально, не отводя взгляда, словно хочет мысли мои прочитать, но я не позволю. Во взгляде Воронова читается поддержка, и … сочувствие? Ну, или мне просто хочется в это верить. В голове начинает пульсировать тупая боль от того адреналина, которые вулканом во мне кипит. Начинаю тереть виски. Готова рыдать, но сейчас нельзя. Ни в коем случае. Стыдно и позорно будет плакать при всех этих людях от того бессилия, что охватывает меня после таких новостей. – Ну, отвечай. – Перевожу снова взгляд на мужа. Молчит. – Сколько?! В какое дерьмо ты меня втянул?! И главное, зачем? Разве ради этого мы рискнули всем? Я же не хотела уходить из больницы, меня всё там устраивало, но ты уговаривал меня, чтобы я взялась за это дело. Я всё бросила: своих больных, своих друзей, всех, кто уговаривал меня не пускаться в эту авантюру! Я отдала той больнице пятнадцать лет! А теперь прихожу сюда, и практически в первый день своей работы узнаю, что ты спишь с дочерью своего партнёра!? Ну ладно, это я переживу, но клиника, доля, долг… – Успокойся! – повышает на меня голос, – дома поговорим, я же сказал! – Нет, у нас нет с тобой дома больше. – Да? – удивлённо вздёргивает брови и улыбается. – Ты собираешься уходить из нашей квартиры жить в другое место? Или я что-то не понял, когда ты говоришь, что у нас нет больше дома? – смотрю на него и теряюсь. Это не Артур, не мой муж. Словно чужой человек стоит передо мной. Только не понимаю, в какой момент он стал таковым? Когда понял, что пришла пора открывать все секреты и потайные комнаты? Хорохорится или реально ублюдком стал из-за безвыходности в ситуации? – У тебя нет. Ты уйдёшь, – безапелляционно. – Если ты всё потерял, и я из-за твоих действий тоже, пусть квартира мне останется. Это будет как минимум – честно! – Ничего подобного! Даже не подумаю ничего тебе оставлять! И с чего я должен уходить? Если ты забыла, то я тебе напомню: мы покупали эту квартиру с тобой вместе. Она принадлежит нам с тобой одинаково, на равных правах, что мне, что тебе. Тебе надо, ты и иди куда хочешь. Вон, хоть к матери своей, а я останусь! – пожимает плечами практически игриво, и каждое слово он говорит с каким-то непонятным для меня удовольствием, словно смакуя. Улыбается при этом и смотрит на Ларису, словно оценки её ждёт, реакции. А та довольно улыбается в ответ и кивает в подтверждение того, что она согласна с такой постановкой ситуации. – Ну ты и мудак, – удивлённо говорит Воронов, влезая не в свой разговор. – Папа… – удивляется дочь. – Не называй так Артура. – А кто он, если так со своей женщиной поступает?! Замечаю шокированный взгляд супруги Александра Николаевича после этих слов. Они переглядываются с Ларисой, но молчат. – Уходи жить к своей любовнице. В чём проблема? Наверняка у неё есть жильё, – киваю в её сторону. – Вали к ней. Девушка, услышав мои слова, отрицательно крутит головой. – Ко мне некуда. У меня пока нет своего жилья, папа не хочет, чтобы я отдельно жила, пока замуж не вышла, – поворачивается к своему отцу, видимо, ожидая, что на это Воронов скажет. – Папа, ну раз жена Артура выгоняет и ему негде будет жить, может, тогда к нам? – вижу, как ждёт, одобрит ли он такое предложение. – Ха! – смеётся в голос. – Ну и наглецы! Денег у меня занял вагон и не отдаёт. Дочку мою в постель затащил, мозг запудрил. И ещё в мой дом на всё готовое собрался привалить? На мой белый любимый диван в своих грязных ботинках. А ничего не треснет?! Нет, друзья, так точно не получится! Александр Николаевич крутит головой отрицательно, не соглашаясь с предложением дочери. – Да, Лариса всё верно сказала: пока она живёт со мной. Я планировал передать её мужу, то бишь своему зятю. Но я не планировал, что это будешь ты! Какой ты зять? Ты тот зять, с которого нехрен взять! Ну и зачем ты мне такой сдался? Я для неё кандидатуру поинтереснее подберу! – У меня отличная квартира в центре города! Машина тоже недешёвая совсем, – гордо нос задирает мой пока ещё муж. – Да, но для такой, как она это… пшик! Моя дочь привыкла к тому, что у неё есть: обслуживающий персонал, жить на всём готовом, получать удовольствие от жизни и не задумываться ни о чём. Она не знает, что такое быт! От слова «совсем»! Моя дочь с пелёнок привыкла к шелкам да бриллиантам. Прислуга на цыпочках, мать перед ней тоже, хоть я и против. Сколько из-за этого у нас скандалов было, но не суть! Как думаешь, ты реально сможешь ей дать всё, что она привыкла иметь? Или мне будешь снова звонить, чтобы я вас спонсировал? – Папочка, Артурчик баловал тоже меня. У тебя о нём ошибочное мнение. Ему всегда было важно, чтобы я была счастлива. Так же как и вам! Мы справимся, не волнуйся за меня. – Да? А с каких барышей он тебя баловал, если он весь в долгах передо мной? От стройки деньги отрывал деньги? Воровал, что ли?! – Па-а-ап, – канючит, – можно всё-таки к нам Артуру переехать? – смотрит с надеждой на отца любовница моего мужа. – Нет. Я же сказал, в свой дом этого прохвоста я не пущу! – Но папа, – обиженно дует губы и складывает руки на груди. – А где же мы будем встречаться, если ты не разрешаешь ему переехать к нам, а в его квартире его жена? Не на работе же! – Ларис, ты реально это сейчас говоришь, да? После всего, что знаешь о нём? – Воронов расстроен. – У нас же совсем другие планы были… – Это у тебя они были, а не у меня! – фыркает. Для меня их разговор сейчас как фон, я в своём внутреннем ужасе плаваю, прокручивая слова Воронова: «Предупреждаю сразу: у вас практически ничего нет. Вложиться-то вы вложились, только он за два года, пока клиника строилась, он успел порядком мне задолжать, и долги оформлены документально». – Всё, замолчи! Ты меня и так сегодня выбесила и кучу проблем создала! – отворачивается от дочери. – Но... – Насчёт денег... Марта Викторовна, – привлекает моё внимание, и я поднимаю на него растерянные глаза. – Как я сказал, денег он мне должен! Кучу! Как бы прискорбно это ни было мне вам говорить, я вынужден сказать: если вы, Марта Викторовна, сейчас уйдёте с должности главного врача и опозорите меня перед всеми, я оставлю вашу семью без всего, лишив последнего. Голыми. Босыми. Раздетыми. И это не в переносном смысле, а в прямом! Не хватит денег от доли в клинике, квартиру заберу. Пусть и единственную. Вы не оставляете мне выбора. Глава 8. Глава 8. Я без сил прикрываю руками лицо и сижу так пару минут. Все молчат и ждут моего решения. – Как там вы сказали? Мой муж мудак? Нет, не он один, – смеюсь с печалью в голосе. – Меня, видимо, окружают только такие теперь. И как я раньше этого не замечала? – пожимаю плечами. Не говорю открыто, кишка у меня тонка говорить оскорбление Воронову в лицо, признаю. Но уверена, что намёк он мой понял по той реакции, которую замечаю: как он удивлённо вздёрнул бровь и неожиданно улыбнулся краешком губ с одной стороны лица. Я злюсь. Хотя… почему я на него-то злюсь, если он по большому счёту такой же пострадавший, как и я? Только он тот пострадавший, кто своё вернёт, а я та пострадавшая, кто останется в итоге ни с чем при таком раскладе, как заявляет мне сейчас Александр Николаевич. – Понимаю ваше разочарование во мне. Но и вы меня поймите. Могу лишь сказать стандартную фразу современности: ничего личного, только бизнес! Сами подумайте: он мне должен. Много. Вы его жена. А муж и жена одна история как по закону, так и в остальном. – То есть добровольно у вас меня уговорить не получается, и вы таким способом меня хотите к клинике наручниками приковать? Чтобы на хлебе и воде сидела и на ваше благо работала? – Нет, я не настолько суров к тем, кто меня не предавал. Вы будете главной, как и планировалось, и продолжите управлять, распоряжаться, руководить. В общем, делать всё, изначально мы обговаривали и планировали, чтобы бизнес наш развивался и процветал. – Только не наш, а ваш. Ведь, как я поняла, нашего там… – Да, так. Но тем самым ваш муж мне вернёт долг. Он будет работать, вы тоже. Раскрутите клинику, найдёте себе замену и можете уходить. А с этим, – кивает в сторону моего мужа, – я буду разбираться дальше сам. Встаю со стула, но мой муж неожиданно преграждает мне путь. – Пошёл вон с моей дороги, – цежу сквозь зубы. – Подожди. Александру Николаевичу пообещай, что раскрутишь клинику. Мне нужны гарантии. – Ты обгадился, ты и штаны свои стирай. Но без меня. – Марта, это ненадолго! Да услышь ты! Вы все меня топите сейчас! Зачем!? Обо всём же можно договориться. Артур крутит головой, поглядывая то на Воронова, то на меня. Он ждёт реакции хоть чьей-то, но её нет. – Мы справимся, но действовать надо сообща! Да, правда, я проигрался! – говорит громко, с надрывом. – Так случилось! Но я думал, что отыграюсь! Александр Николаевич дал мне денег и обещал, что ничего тебе не скажет. Но нарушил своё слово После этих слов мой муж недовольно смотрит на отца своей девки. – То есть ты мне ещё претензию предъявляешь, что ли? Ну так-то и я не планировал, что ты будешь спать с моей дочерью! У меня на неё были другие планы. И она это знала! Но с неё, дуры не знающей реальной жизни что взять, а вот на что ты рассчитывал, я примерно теперь уже понимаю. Вижу, как ты растерялся на мою реакцию насчёт вашей связи. Надеялся, что в итоге долг прощу? Или, на худой конец, с Лары решил денег тянуть? Я ей отсыплю, она тебе, ты мне. Охрененная цепочка! Через неё хотел моими же средствами со мной рассчитываться? Так всё, у Лары ларчик закрывается, и ничего у тебя не получится! – Я подумаю, как решить всё. Ситуация не стандартная, согласен, – отвечает, отводя глаза. – Пустой трёп и никакой конкретики. Всех накормил своей болтовнёй, – вздыхает, – но ничего о решении проблемы не сказал. И я даже знаю, почему: потому что в лужу сел, руки моей ждёшь, чтобы я тебя вытащил. А её не будет! – Я понял уже, – опускает голову. – Хорошо, – говорит Воронов. – А пока ты будешь думать, как и сказал, я забираю твою долю. Вернёшь деньги, верну долю. Всё равноценно, я считаю. В его голосе снова появляются нотки того добродушного тона, который был совершенно недавно в нашем разговоре. – Марта Викторовна, я очень вас уважаю и давно понял, что вы прекрасная женщина и врач. Вообще не понимаю, что не хватало вашему уроду... – Он делает демонстративную паузу, – но у меня нет выбора. Я бизнесмен прежде всего, и, если вопрос коснулся моей дочери, чести, и денег, простите, здесь без вариантов, как говорится. Продолжает Воронов, и его голос снова становится жёстким: – Сами понимаете, меня просто засмеют в моём круге, среди бизнесменов, если я прощу такое! Если ваш муж, скажем так… нагнул мою дочь, я в ответ нагну его. Да так, что взвоет! Теперь его слова звучат, как приговор. – В бизнесе, если ты слабину показал, всё, сожрут. А я из – за кого должен быть сожранным? Из-за Артура? Нет, я против! В глазах Воронова горит холодный, почти звериный огонь. – Так что отключайте эмоции и судите по справедливости. Вы расстроены сейчас, я понимаю и поэтому прощаю вам в том числе ваше оскорбление в мой адрес. Но, поверьте мне, если бы вы были на моём месте, вы поступили бы точно так же. Догадываясь, что диалог дальше уже совершенно бесполезен, я ничего не отвечаю больше. Слова застревают в горле, будто ком, который невозможно проглотить. Понимаю, что любые попытки что-то объяснить, что-то доказать для меня просто пустая трата времени. Он уже всё для себя решил, и точно не поменяет своего решения. Должна ли я унижаться и выпрашивать, чтобы он не лишал меня последнего, что осталось? Нет, не должна. И не хочу! Если ему действительно должен Артур, и Воронов начнёт воевать за возврат долгов, согласна, там будет сложно отбиться и выиграть. Но квартиру он не получит никогда. Падать духом раньше времени не хочу. Пойду к адвокатам, послушаю, что они скажут и посоветуют, и тогда уже буду думать, как поступать дальше. Резко встаю со стула, разворачиваюсь и иду на выход из кабинета. Каждый шаг отдаётся в висках, сердце колотится, словно вот-вот вырвется из груди. Рука сама тянется к ручке двери, я дёргаю её с такой силой, и закрываю, переступив порог, что дверь с грохотом захлопывается за моей спиной. Звук эхом разносится по коридору, но мне всё равно. Я не вижу больше смысла разговаривать с этими людьми. Пусть сами как пауки в банке жрут друг друга доказывая кто прав, кто виноват. А я пас. Глава 9. Глава 9. Хочу сбежать отсюда и никогда больше здесь не появляться несмотря на то, что и сколько я сюда вложила. Ловлю себя на мысли, что моя жизнь теперь изменилась на сто восемьдесят градусов и как это принять, пока ума не приложу. Разве я могла подумать об этом утром, когда мы собирались сюда? Даже представить не могла… Всё смешалось в моей голове: любовная связь мужа с дочерью Воронова, работа клиники, предстоящий развод, который теперь кажется неизбежным. И как итог – практически нищее существование после двадцати лет тяжёлого труда на нескольких ставках в больнице и частных клиниках на подработках. Почти двадцать лет! Я отдала столько сил, столько времени, столько здоровья этому браку, этим достижениям, этой, даже не моей мечте, а теперь всё это рушится, как карточный домик… Спешу побыстрее в уборную, потому что слёзы градом, и мне надо привести себя в порядок. Умывшись, чувствую, как холодная вода немного освежает лицо, смывая следы слёз и размазанный макияж. Замечаю, что из зеркала на меня смотрит разочарованная и растерянная женщина с покрасневшими глазами. В уборной провожу около пятнадцати минут. От былой красоты, которую я наводила так тщательно перед открытием не осталось и следа. Возвращаюсь в кабинет, чтобы скинуть с себя это платье. Открываю шкаф, достаю припасённые джинсы и кофту. Наспех одеваюсь, накидываю куртку, застёгиваю её на все пуговицы, будто пытаясь защититься не только от прохладного весеннего воздуха, но и от всего, что происходит вокруг. Решаю не ехать домой сразу. Мне нужно время. Нужно отвлечься, переключить мысли, иначе я просто сойду с ума. Хочу прогуляться, почувствовать свежий воздух, и не думать об этой ситуации хоть немного. Замечаю входящий звонок от дочери. Не знаю, как сейчас поступить: взять трубку или нет. Наверное, надо взять, потому что, если она не дозвонится до меня, она может начать звонить отцу. А этого никак нельзя допустить. Он сдуру ляпнет что-нибудь, и расстроить её. Но дочь я втягивать в эту ситуацию не хочу. Она сейчас учится в другом городе на бюджете, и, если она начнёт отвлекаться на наши проблемы, переживания будут неизбежны. А я этого точно не допущу. – Алло, милая… – беру себя в руки насколько это возможно. – Да, мамуль! Привет! – щебечет моя птичка. – Ну что, вас можно поздравить? Вы открылись? – чувствую, как она рада за нас и закрываю глаза, смахивая очередную слезу. – Ну да, открылись. – Что-то радости в голосе нет… – сникает. – Что-то пошло не по плану? – Да, есть немного, – цепляюсь за её предположение. – Но ничего серьёзного, не переживай! – спешу успокоить. – Расскажи свои впечатления! – ей так хочется знать больше, а мне совершенно нечего ей рассказать. – Доченька, так голова болит от волнения и переживания, – пытаюсь посмеяться, – давай потом, на днях? – Ладно, понимаю всё. Папе тогда от меня привет и поздравления! Вы для меня настоящий пример, мамочка! Я буду ровняться на вас в будущем! – сыплет комплиментами, а я плачу тихонько, прикрыв ладошкой рот. – Всё, целую! – Плохой мы пример, доченька, – говорю уже погасшему телефону, точно зная, что она меня не слышит. – Я совершенно точно никогда не пожелаю тебе, милая, оказаться в такой же ситуации, как твоя мама… Скинув платье в мусорное ведро, не желая иметь его больше в своём гардеробе, спешу уйти из этого здания прочь. Выхожу из кабинета и замечаю капли крови. Поднимаю лицо, замечаю, как недалеко стоит мои муж и держит салфетку возле своего носа. Скорее всего ждал меня. – Ввалил тебе всё-таки Воронов? – молчит, хмурится. – Эх, жалко, я не видела. А как хотелось посмотреть… Быстрыми шагами иду к выходу из клиники. – Подожди, Марта, – следует за мной муж. – Я попросил же: подожди! – хватает за руку и держит, не позволяя вырваться. – Как ты собираешься решать проблему долга? – это единственный вопрос, который мучает меня больше всего. Про измену говорить бессмысленно. Это уже свершившийся факт, который ничего не изменит. Но долг... Долг Воронову – это то, что может разрушить всё окончательно в финансовом плане для меня самой. – Пока не знаю. Был уверен, что клиника раскрутится, и я быстро верну ему деньги. Лариска с отцом обещала поговорить и закрыть этот вопрос. Всё бы разрешилось и утряслось, если бы ты не разболтала, что я с ней сплю, и что теперь не хочешь у него работать! Его слова обрушиваются на меня новым ушатом дерьма. – То есть то, что вы сношались как два кролика в кабинете, с условием, что войти в него мог даже Воронов, и ты мне изменил, это как бы ничего, да? А то, что я рот открыла и сказала об этом открыто, так всё испортила, – смотрю на него с нескрываемой ненавистью. – Лара дверь не закрыла на замок, – объясняется этот идиот, словно оправдывается, что они были застуканными. Наблюдаю, как из его носа снова течёт кровь, он размазывает её по лицу, а потом задирает его вверх. – Блин, надеюсь, он мне нос не сломал, мудило. – А я надеюсь, что сломал, – отталкиваю его с дороги. – Надо было молчать о том, что увидела! – продолжает муж иди за мной. – Натворила ты дел, Марта! Ох, натворила! Своим языком всё сама испортила, и теперь он не только меня на счётчик посадил, но и тебя захватит. Оставит нас вообще без жилья. Без единственного, кстати! Он назойлив, продолжает добивать меня, шагая по пятам. – Какой же ты трус. Боишься, да? – А ты нет? – Нет, потому что у меня мозг есть. Мы же с тобой оба знаем, что он не сможет это сделать. Это наше единственное жильё, а значит, никакой суд он не выиграет, желая лишить нас его. – Разберёмся с жильём, уверен. Марта, пожалуйста, пока не пиши заявление на увольнение, – неожиданно выдаёт мне практически умоляюще. – Всё правильно Воронов сказал, пусть хоть клиника работает, деньги приносит. Прогремела же рекламой на весь город. Я продолжаю идти к выходу. – Слышала, что он говорил: к тебе как к специалисту ещё народ захочет попасть на консультации. В том числе его родители. Не заставляй Воронова перед всеми краснеть. Он таких вещей не прощает. Для него оскорбление его чести и достоинства равно смерти, но только не его личной, а тех, кто это оскорбление нанёс. А в нашем случае моей. Между собой всё решим, уверен. – Да, и как же? – Спокойно, но ясное дело, что не здесь. И так, наверное, кто-то слышал наши разборки в твоём кабинете, – оглядывается по сторонам. – Клиника сегодня закрыта, давно уже все разошлись. – Ну и отлично. Меньше глаз, меньше сплетен. Просто давай поговорим, а потом и разойдёмся по-хорошему, по-человечески. Я не то, что тебя прошу, я тебя даже умолять готов. Сейчас Воронов успокоится, решим вопрос, где я буду жить с Ларой, а ты будешь спокойно жить в нашей квартире, если у меня всё получится, как я хочу. Всё нормально будет. Только пока не уходи с поста, не зли его. Муж смотрит на свой испорченный костюм в разочаровании, трогая мокрые кровяные пятна на пиджаке, а затем на рубашке. – Выбросить только всё остаётся. Жаль костюм. Но лицо, конечно, больше жаль. Я сейчас его умою, глянь на меня, на кого я похож, а потом поехали домой. На ключи, подожди меня в машине. А там, дома и договорим. Если легче тебе станет, по роже мне стукни пару раз, но пока сделай так, как я тебе сказал. Он что, у Воронова слизал привычку улыбаться при любых обстоятельствах? Сейчас как тот пытается даже шутить. Только выглядит это по-разному. У Воронова от его улыбки можно очароваться, а у мужа моего, напротив, разочароваться. Уж слишком наигранно и неестественно получается. Ничего не отвечаю, разворачиваюсь, ухожу. – Марта, ты ничего не ответила! Ладно, давай хотя бы на полгода договоримся! Или максимум год! Слышу, как он кричит мне в спину, пытается уговорить. – Ты здесь отработаешь это время, а потом уйдёшь, и я оставлю тебе квартиру официально, так чтобы со всеми бумагами, как положено! – Ок, – поворачиваюсь к нему, находясь уже довольно на далёком расстоянии, замираю на мгновение, думая, как лучше это сделать. – Тогда оформляем её сейчас на меня! Завтра же идём к нотариусу. – Как… Сейчас? Зачем сейчас? Нет, я не могу сейчас… – отвечает сразу же и даже не сомневается. Значит, и не собирался идти мне на уступки… – Почему? – улыбаюсь, предвещая ответ. – Потому что… потому что пока всё не решилось, я не могу рисковать тем, что у меня осталось. Если мы поедем на тебя оформлять квартиру и Воронов узнает, он мне не простит этого. Скажет, что я за его спиной что-то мухоморю. Нафига мне ещё и из-за этого оправдываться перед ним? Да и Лара... вряд ли поймёт... – А тебе важнее, чтобы Лара была довольна и Воронов не нервничал, да? – опускает глаза. – Ну, я так примерно и поняла. Жук ты, Белов, хитрозадый жук. Я, конечно, знала, что он не согласится на это, но так хотелось послушать, как и здесь он будет выкручиваться. Не понимаю, как не замечала раньше в нём этой черты. Хотя, почему же не замечала? Он довольно часто умел вывернуться из любой ситуации, и выйти «сухим из воды». Пару раз, признаться, я даже восхищалась таким качеством. Только теперь он применяет его к своей семье, ко мне – своей жене, с кем прожил долгие годы. А в мои планы терпеть такое точно не входит. *** Друзья, приглашаю вас в историю Измена. (Не)удобная жена (жмите на ссылку!) Это книга об идеальном муже, жене, браке и … идеальной лжи… ? Предупреждаю сразу, что у главного героя очень своеобразное мнение о браке и отношении с женой. Глава 10. Глава 10. Желаний было очень много, мечт тоже! Мы строили их вместе, шаг за шагом, год за годом. Казалось, что всё идёт так, как должно быть. Мы были уверены в завтрашнем дне, в себе, в наших силах. А теперь... Теперь не осталось ничего. Единственное, чему я сейчас радуюсь – это то, что наша дочь уже выросла и уехала в другой город учиться. Ей, по крайней мере, не придётся видеть всё то дерьмо, что происходит между мной и её отцом. Она всегда видела пример практически идеальной семьи, и теперь для неё такие изменения, впрочем, как и для меня, могут стать настоящим шоком. Я хочу отложить этот момент на как можно дальше. Не нужно ей это сейчас. Пусть пока она не видит, как рушится то, что мы когда-то называли семьёй. Пусть пока она не узнает, как её отец предал всё, что было для нас важно. С Артуром мы познакомились, когда были ещё студентами медицинской академии. Оба молодые, беспечные, полные амбиций и планов. Да, у нас не было огромного стартового капитала для лёгкой жизни, но и нищими нас назвать было сложно. Мы были обычными студентами, которые верили, что всё в этой жизни зависит от нас самих. Ну и родители с обоих сторон на старте помогли нам с квартирой, пусть небольшой, но мы и этому были рады. Закончив медицинскую академию, оба устроились работать в одну больницу. Оба кардиологами. Мы жили дружно, спокойно, родили ребёнка и наслаждались всем тем, что имели. Мы были обычной среднестатистической семьёй, но для нас это было счастье. Моя мама, несмотря на своё слабое сердце, помогала растить нашу дочку Дашу, настаивая на том, чтобы мы строили карьеру. Мы с благодарностью это принимали и трудились, стараясь обеспечить крепкий финансовый тыл всей семье. Незаметно для себя я заработала рекомендацию хорошего специалиста. Пациенты шли ко мне с удовольствием, коллеги уважали, и я чувствовала, что нахожусь на своём месте. А вот Артур... Он, напротив, свою работу не очень любил. Его раздражали люди, которые жаловались на свои болячки. Я до конца так и не поняла, что он делал в медицине, при условии, как он её не любил. Спустя пять лет работы Артур бросил профессию, но не ушёл из направления навсегда. Он начал работать в бизнесе, связанном с медициной в части поставок лекарств и оборудования. И, на удивление всех тех, кто в него не верил, у него отлично получилось. Его умение общаться с людьми, говорить то, что они хотят слышать, привели к отличным результатам. Он нашёл свою нишу, и, казалось, был доволен. Шли годы, одна мечта сменялась другой, и со временем Артур решил воплотить в жизнь главную мечту: о своей клинике. Оставалось найти партнёра. Этим партнёром и стал Воронов. Я видела, что они были очень разными по характеру, но ни одного из них это не смущало. Воронов – человек жёсткий, прагматичный, с холодным расчётом. Артур, напротив, харизматичный, умеющий убеждать, с лёгкостью находивший подход к людям. Несмотря на эту разность, мой муж легко нашёл с ним общий язык, и они решили рискнуть. Но оказалось, что как раз этот союз стал началом конца нашей семейной жизни и краха в финансовом вопросе. … Выхожу на улицу. Весна уже вступила в свои права. Снег сошёл, и земля, кажется, дышит новой жизнью. Трава зеленеет, радуя глаз своими яркими оттенками. Поднимаю глаза, замечая, какое чистое и безоблачное небо. Смотрю на него и пытаюсь убедить себя, что, может быть, не всё так плохо, как казалось ещё пару часов назад. Ну надо же во что-то верить? А иначе как? В кармане пиликает телефон. Достаю его, читаю сообщение: «Упрямая ты, Марта. Убежала! Раз не захотела ехать со мной в машине, тогда я жду тебя дома». Не отвечаю. Не хочу. Не могу. И домой... домой я тоже не хочу. Но куда деваться? Я не могу ночевать на улице, как бы мне этого ни хотелось. Через пару часов прогулки иду к остановке. Подъехав к дому, ещё несколько минут сижу возле подъезда и не решаюсь туда войти. Это вроде мой дом, но при этом мне кажется, что с сегодняшнего дня жить мне там станет невыносимо. Смотрю на знакомые окна, и у меня возникают ощущения, что я стою здесь, на этом пороге, как будто в преддверии чего-то нового и пугающего. Пытаюсь проглотить очередной комок слёз, потому что мне неожиданно становится страшно. Но сбежать от реальности я всё равно не смогу, поэтому нужно просто войти в квартиру и принять неизбежное. – Где ты была? Я жду тебя уже пару часов! – голос мужа звучит резко, он даже не пытается скрыть своего раздражения. Молчу. – Я задал тебе вопрос! – теперь его голос становится чуть тише, видимо, вспоминая, что со мной такой тон общения не приведёт ни к какому положительному результату. Хотя сейчас любой его тон ни к какому результату не приведёт. – А тебе какое дело, где я была? – Не разговаривай так, словно сквозь зубы, – срывается всё-таки. – Я вообще предлагаю тебе не разговаривать, – усмехаюсь. – Сбережём нервы. – Марта, ну я же попросил тебя, пожалуйста, давай не будем вести себя как обиженные дети. Давай сядем и всё спокойно обсудим. Да, ситуация нестандартна, согласен, но... – Ничего себе. Нестандартная! Это полное дерьмо называется, а не нестандартная ситуация! Она работает вместе с нами! Если тебе на меня было плевать, ты хоть бы подумал, что о тебе и обо мне в коллективе будут говорить! Ты создал условия для сплетен, где только-только люди начинают работать вместе! Какой тон ты задал нашей работе! – Да, я не думал об этом, мне было плевать, – признаётся без смущения. – А насчёт Лары, просто так получилось, пойми же ты, наконец! – Поняла, приняла, опускаю тебя с миром, – киваю, соглашаюсь. – В каком смысле? – он смотрит на меня не понимая. – Куда ты меня с миром отпускаешь? Я не шутил, когда сказал, что никуда не уйду отсюда. Это было сказано на полном серьёзе. Пока мне пойти некуда. – И всё-таки я настаиваю, чтобы ты ушёл, хотя бы потому что ты мужчина! Вспомни, что дамам принято уступать. Он смеётся на моё заявление, но его смех звучит несдержанно нервно. – Вы давно все требовали равноправия. У нас нет разделения давно. Хотели, получите! – отшучивается. – Воронов остынет и пустит тебя к себе. Я это говорю, но сама понимаю, что это полная чушь. Но мне нужно, чтобы он ушёл. Мне совершенно всё равно куда, лишь бы ушёл! – Там тебе будет совершенно точно лучше. Насколько я знаю, по твоим рассказам, у них отличный дом, огромный, на территории, в престижном посёлке, куда не каждому смертному вход разрешён. Но ты как раз стал из тех смертных, кому позволят. Ты членом своим проложил туда дорогу! – Прекрати надо мной насмехаться! И сарказм свой поганый прекрати! Мне достаточно того, что меня уже Воронов сегодня как мальчонку отчитывал. Если бы я не был должен ему столько денег, не позволил бы с собой так обращаться никогда. Белов бесится на мои слова, его лицо краснеет от злости. – Артур, я не собираюсь выяснять отношения. Пожалуйста, уходи, – устало опускаюсь на диван и закрываю глаза. – Ну как мне тебя ещё просить, чтобы ты услышал меня? Просто услышал и сделал, как я хочу? Я ведь тебе часто уступала, уступи и ты мне. – Нет, – садится рядом со мной, закидывает нога на ногу, чувствует себя уверенно. – Не принимаешь моё предложение, не принимаю и твою просьбу. Я в этом доме такой же хозяин, как и ты. Вместе всё покупали, и я, как и ты здесь прописан! Соответственно, выгнать меня отсюда ты не можешь. В принципе, как и я тебя. Поэтому я предлагаю тебе в сотый раз договориться. Раз ты такая принципиальная, и не собираешься выходить в клинику, до того момента, пока шакалы Воронова не заберут у нас жильё, мы будем жить как жили. Он смотрит на меня, и в его глазах не вижу ни сожаления, ни какого-то смущения, и тем более, переживания. Только холодная расчётливость, и всё. Тяжело поднимаюсь с дивана. На ногах словно гири. Ухожу в ванную. Закрываю за собой дверь, включаю воду, сажусь на край ванны, охватываю голову ладонями и качаюсь пару минут из стороны в сторону. Затем поднимаю голову и смотрю вокруг. Скольжу взглядом по плитке, раковине, джакузи, в которую больше всего сейчас хочу окунуться. Вспоминаю, как мы вместе выбирали каждую деталь, как мечтали валяться в ней после долгого трудового дня, пить шампанское, смеяться, говорить о будущем. И даже пару раз так было. Но сейчас это место кажется таким чужим, как будто всё это больше не принадлежит мне. Сколько же сил я вложила в этот ремонт. Сколько времени, сколько души. Я выбирала каждую плитку, каждый кран, каждую деталь. Хотела, чтобы всё было идеально. Но теперь всё это кажется таким бессмысленным. Как и работа в клинике. Сколько сил ты вложила в неё, сколько времени, сколько надежд. И ради чего? Через несколько минут выхожу из ванной комнаты, иду, завариваю себе чай, пытаясь как-то отвлечься. У меня звонит телефон, но я не успеваю взять трубку, первым её берёт мой муж. – Да, здравствуйте, мама, – привычным тоном отвечает на звонок, а я напрягаюсь. – Да, всё в порядке, просто закрутились. Да, дел много. Он ещё пару минут говорит с ней о разных пустяках, и я выдыхаю, когда он кладёт трубку. Артур обычно называет мою маму по имени-отчеству, а сегодня мамой назвал, глядя на меня пристально. Ох, не нравится мне всё это, ох не нравится… – С чего такие нежности? Ты зовёшь её всегда по имени-отчеству. – Ну как же… Она мне за двадцать лет уже практически мамой стала… – усмехается. – Я, кстати, давно у неё не был... Закрутился в делах. Надо бы навестить, спросить, как сердце.... – Нечего тебе у неё делать, – говорю, а сама мысленно трясусь от мысли, что она может узнать о моих проблемах. – Моей маме ничего не смей говорить о том, что у нас происходит. Ты знаешь, какое у неё здоровье, – говорю, а потом сама понимаю, что зря. Но все мы умные задним умом... – Ну я же не изверг! Я знаю, что это её убьёт, – говорит страшные для меня слова и как-то ехидно подмигивает. Глава 11. Глава 11. От слов Артура у меня перехватывает дыхание. – Ты на что намекаешь?! – вырывается из меня резко, голос дрожит, но не от страха, а от дикой ярости, которая вот-вот взорвётся и выплеснется наружу. – Ни на что, – он пожимает плечами, но в его глазах открытая насмешка, а в голосе открытое ехидство. Вдыхаю. Глубоко, но воздуха не хватает. Злость и ненависть к нему кипит во мне в этот момент. Кулаки сжимаются сами по себе. Хочу вмазать в его наглую морду. И так, чтобы со всей дури. И желательно попасть в нос, который Воронов уже разбил недавно. Он ловит мою руку с лишком быстро, и я не успеваю вложить в удар всю ненависть и ярость, которая кипит внутри меня. – Отпусти! – рычу сквозь зубы на него, но он только сильнее сжимает моё запястье. – Успокойся! Ну, не подумав ляпнул. Глупая шутка, согласен! – За такую шутку я возьму у хирургов скальпель и отрежу тебе твой поганый язык! Если только ты попробуешь позвонить моей маме и что-то сказать, я тебя уничтожу. – А сил-то хватит? – улыбается. – У меня да, не хватит. Пойду к тому, у кого хватит. Когда ты стал таким ублюдком? И как я пропустила этот момент? Артур понимает, что я про Воронова сейчас говорю и хмурится. Иду на кухню, и он снова следует за мной. – А ты когда стала такой упрямой и дерзкой?! – Слушай, уйди, а? Я устала от тебя до тошноты. Пару часов он не появляется в нашей спальне, я в это время стараюсь отвлечься, включила музыку, на телефоне листаю новостную ленту. У меня даже немного получается это сделать. Но в дверном проёме снова появляется муж и моему спокойному состоянию приходит конец. – Ну что, как жить будем? – присаживается недалеко от меня. – Давай поговорим. Молчу. – Марта, – вздыхает устало, и в его голосе даже слышится что-то вроде сожаления. – Да, я понимаю, всё перевернулось вверх дном сегодня, но так случилось. Наверное, в твоей голове сейчас куча вопросов, но я могу сказать только одно: просто так случилось, и всё. Хоп, и молния в меня попала, когда увидел её! – он стучит себе по груди, – вот прямо сюда, в сердце! Его на откровения что ли пробило? Усмехаюсь, но больно всё равно. – Мы же с тобой с медицинского вместе, по сути, ни с кем, кроме друг друга не были, потом работали тоже вместе. Наскучили, наверное, друг другу. Белов долгим браком пытается оправдать себя, мол, все в долгом браке устают, и я устал. Я примерно так понимаю его слова. Он что, хочет тем самым оправдать свою слабость, нечистоплотность и подлость? Не получится! Точно не со мной! – Просто устали друг от друга. Приелись, – да, я всё верно поняла. Я молчу, делая вид, что его здесь нет, но муж продолжает не щадить меня, рассказывая свои впечатления от нашего брака, и его голос при этом звучит уверенно. – Я её как увидел в доме у Воронова… Замечаю, как его глаза загораются, когда он говорит о Ларисе. – Понимаешь... она вся такая… из бассейна выходила… Задница… – он показывает руками, как будто пытается изобразить её фигуру, – как орех! Грудь, – он снова жестикулирует, поднимая руки выше, – шик! Закрывает глаза, словно её представляет. – Волосы, улыбка! Потом я её после сауны случайно увидел. Она даже после сауны словно куколка накрашенная, представляешь. Не знаю, что у неё за косметика такая на лице, но я залип на её красоте и свежести. А ты? Ты… Ты вечно с минимумом косметики и… – И задница не орех, – заканчиваю ты за него, и он улыбается, не стесняясь, кивая. Смущения от своей подлости и откровенности – ноль. Уважения ко мне как к своей супруге тоже. Понимаю почему. Он не боится обидеть мои чувства, потому что меня не любит. Ему просто плевать, что они будут ранить меня. Обычный мужской эгоизм. – Какой же ты … тупой… Грудь, задница у твоей дамы силиконовые. Зубы – виниры. Губы яркие и стрелки на глазах – татуаж. Обычная, но искусственная девка. Сбрось до заводских настроек свою куклу, где не было бы операций и такого ухода, и уверена, будет обычной, – я продолжаю улыбаться, хотя на душе, конечно, скребут кошки от обиды и возмущения. – Ну ладно, всё это мелочи. Марта, прошу, ты, главное сейчас, подумай обо мне. – О тебе? – удивляюсь и всё-таки вступаю с ним в диалог. – Да мне на тебя плевать! Меня ты лично меньше всего теперь интересуешь! Я не хочу и не собираюсь о тебе думать. Ты разом убил все чувства своим поступком. Совершенно странно, что ты этого не понимаешь. Ты или идиот, или глупец, если просишь подумать о тебе. Я о тебе теперь могу думать только в одном варианте: чтобы бы исчез! – Да? – с усмешкой смотрит на меня, прищурившись. – А почему же ты тогда плакала? – оказывается, видел. – А что, при таких условиях был повод для радости?! – удивляюсь его выводам, что это было из-за него. – Я оплакиваю годы, отданные такому уроду, как ты! А ещё меня волнует, что из-за тебя я без денег и на крючке у Воронова! Вот из-за чего я плакала, потому что это единственное, что меня волнует по-настоящему! Мы понимаем оба теперь, что разговор пустой, и расходимся в разные углы квартиры. Ночь прошла тяжело. Естественно, мы не спали вместе с одной комнате, а легли в разных. Казалось бы, после такого эмоционального потрясения и навалившейся усталости я должна была провалиться в сон, как в бездну, но всё оказалось ровно наоборот. Я лежала в постели, укутавшись в плед, и вместо долгожданного покоя чувствовала лишь сильный озноб в своём теле. Оно дрожало, словно от холода, хотя в комнате было тепло. Я знаю, что это всего лишь реакция на стресс, и это надо пережить. Мой муж тоже не спал, бродил по квартире, периодически, как я слышала, заходил на кухню, там сидел, разговаривал со своей любовницей и даже хихикал. Он обещал ей что-то, говорил, что всё решит, и, наверное, сам в это верил. Нет, я не подслушивала, но тишина в квартире стояла звенящая, не услышать чужую речь при таких условиях было сложно. Не знаю, может, он даже специально это делал, чтобы позлить меня, но я не обманула его, когда сказала, что он разом во мне всё убил. А затем я услышала, как он собрался и куда-то уехал. Ближе к восьми утра я взяла в руки телефон и увидела кучу пропущенных вызовов от коллег. Сердце сразу ёкнуло, и первая мысль была, что что-то случилось. Они, как и я только начинают работать на новом месте, и у них, как и у меня ничего не налажено. Возможно, у них были срочные вопросы, которые требовали моего участия, а я ведь не собиралась ехать на эту работу теперь. Я быстро перезвонила всем тем, кто пытался до меня дозвониться вечером, чувствуя лёгкое чувство вины. Но как оказалось, всё было намного проще. Они просто хотели ещё раз поздравить меня с открытием клиники, поделиться своими впечатлениями и спросить, куда ты так внезапно исчезла. Голоса моих коллег звучали очень воодушевлённо, и я, подыгрывая им, старалась отвечать в том же тоне, хотя внутри меня всё сжималось от боли. Я оправдывалась, шутила, говорила, что вы с мужем решили сбежать с мероприятия и побыть только вдвоём, ведь у нас так давно не было свободного времени. Они понимающе смеялись, говорили, что восхищаются вашей парой, и это было самое ужасное для меня из того, что я могла слушать в этот момент. Помимо дифирамб в отношении нашей семьи я слушала, как они благодарили меня за то, что были приглашены мной работать в эту клинику, рассказывали о своих надеждах, о том, как уверены, что у вас всё получится. Только я-то теперь уже в это не верила. Я кивала, но понимала, что уже ничего не получится. По крайней мере, у меня в этом месте вместе с ними. Мне теперь важнее определиться, как не остаться без имущества и отомстить всем тем, кто так планомерно сейчас уничтожает мою жизнь. Глава 12. Глава 12. Всю ночь я думала о клинике, рассуждала, какой из вариантов для меня будет самым лучшим, но пока в голове крутились лишь сомнения. В принципе, его предложение про полгода работы могло бы стать для меня стимулом, если бы не одно «но». А точнее, два. Первое «Но»: я ему не верю. Второе «Но»: как я смогу продержаться эти полгода рядом с ним? Как я буду улыбаться людям, которых сейчас ненавижу? Я же отчётливо понимаю, что Артур никуда не денется из клиники и его кабинет недалеко от моего. У него нет другой работы, нет другого места, куда он мог бы уйти. Он привязан к этой клинике так же, как и я на данный момент. Уволить его, да, возможно, но сложно. Крайне сложно, я бы даже сказала и очень долго по времени. Но, с другой стороны, это как раз может стать одним из стимулов остаться работать. В реализации моих планов мне может помочь то, что Воронов ненавидит Артура. К тому же он не хочет, чтобы я уходила, и чётко это обозначил. В его лице я могу получить поддержку, только меня немного напрягает его наглость и уверенность в себе. Он точно знает чего хочет, и завтра вместо меня он может захотеть кого-то другого в качестве главного врача в этой клинике. Сейчас он воспевает мне оды, клянётся, что я останусь главным врачом, но кто даст гарантию, что в любой момент он не передумает и не вышвырнет меня, как отработанный медицинский материал? Набираю следом номер мамы. Это уже стало привычкой – звонить ей каждое утро и каждый вечер, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. После её сердечных приступов я не могу позволить себе пропустить с ней привычный диалог, даже если сама нахожусь в отвратном состоянии. – Алло, мамочка, привет. – Привет, моя хорошая, – её голос ровный и спокойный, и я расслабляюсь. Значит, с ней всё в порядке. – Артур как? – задаёт вопрос. – Хорошо… А почему ты спрашиваешь? – Ты слышала, он вчера меня мамой назвал! – чувствую, как улыбается в трубку. Мне так приятно, Мартюш, так приятно! – Да, наш Артур умеет удивлять! Догадываюсь, она его слова по-своему поняла: она и зять становятся ближе. Но точно не собираюсь переубеждать её в обратном именно сейчас. Пусть пока так и будет! Мне надо время, чтобы подготовиться для разговора с ней о нашем расставании. Привычный разговор на несколько минут, с вопросами, как она себя чувствует, как спала, и она отвечает, что всё хорошо. Пока разговариваю с ней слышу, как открывается дверь. Я была уверена, что Артур сегодня не придёт домой, потому что, скорее всего, он уехал с Ларисой в гостиницу ночью. Но я слышала, что совершенно точно кто-то вошёл в квартиру. Дочь не должна приехать, по крайней мере, об этом она меня не предупреждала. Только если решила сделать сюрприз? Встаю с кровати, и первое, что ощущаю – учащённый стук сердца. Гулкий, неровный, будто предупреждающий о чём-то плохом. Ноги сами несут меня в коридор, к прихожей, где слышны голоса. Замечаю, как мой муж стоит в дверях с двумя сумками. И он не один. За его спиной… Лариса. Артур, увидев меня в дверном проёме, замирает, расправляет плечи, слегка приподнимает подбородок. Я по очереди смотрю сначала на него, потом опускаю глаза на сумку, потом перевожу взгляд на Ларису. Артур смотрит на меня с вызовом в ответ, словно заявляет: «Попробуй что-нибудь сказать против!». Замираю. Мозг отказывается понимать происходящее. Это что, шутка? Сон? Галлюцинация? Она не может быть здесь. Не в моём доме. – Проходи, милая, – говорит Артур, и его голос звучит так сладко, так неестественно, что у меня сводит желудок. – Располагайся, чувствуй себя как дома. Лариса переступает порог, медленно оглядывает прихожую, потом не разуваясь, идёт в гостиную. – Тесновато у вас, – наконец она недовольно фыркает. Голос её такой… ленивый, высокомерный, словно пропитанный снисхождением. По моим ощущениям она оценивает нашу квартиру не как квартиру, а как самый дешёвый мотель. Артур тут же начинает оправдываться перед ней. – Ну нет, почему? Прекрасная квартира, и вполне, кстати, просторная. Артур жестикулирует теперь перед её носом, как риелтор на показе перед потенциальными квартирантами. – Я понимаю, ты привыкла к другому: например, к отдельному дому в закрытом посёлке, бассейну, садом. Но всё-таки, посмотри – это самый центр города! Глянь, какой вид из окна! На парк выходит. Всё рядом, уютно, ремонт хороший… Он говорит это так, словно пытается втюхать ей наше жильё. А я стою, сначала прихожу в себя пару минут, наблюдая эту картину, а потом осознав, что происходит, сжимаю кулаки в закипающей внутри меня ярости. – Ладно, ладно, милый, – перебивает его Лариса. – Хватит оправдываться. Я всё понимаю и готова пойти тебе на уступки, это же временно! Замечаю, как её взгляд падает теперь на меня. Глаза сужаются, губы растягиваются в сладкой улыбке. – О… И главврач здесь! Её тон в этот момент – смесь фальшивого удивления и едва скрываемого торжества. Это какое-то дежавю, и никак иначе! Я ведь совсем недавно, чуть меньше суток назад слышала эту фразу, когда застала своего мужа с этой девицей! Эта девка смотрит на меня глазами победительницы, желающей напомнить мне, что именно у неё с ним отношения, а я так, сбоку припёку. Пока мы играем в переглядки Артур в это время тащит её сумки в наш дом. Понятно зачем! Потому что он привёл её жить в наш дом. – Артур… я не поняла, что происходит? Зачем ты сюда приволок эту девку? После моих слов Лариса резко поднимает на меня глаза, а потом переводит их на Артура. – Я пришёл домой, – мой муж бросает это так просто, будто объясняет, почему принёс молоко из магазина. – Ну ты пришёл, понятно… А она что здесь делает?! – снова киваю в её сторону. Он молчит и отводит глаза после моего повторного вопроса. Лариса теперь стоит также за его спиной, играет с браслетом и улыбается. Догадываюсь, ей явно нравится этот спектакль. Она, будто наслаждается ожиданим, когда у нас начнётся противостояние с ним. – Ты слышал мой вопрос?! – я больше не сдерживаюсь. – Ты её сюда решил притащить?! Ты совсем без царя в голове?! Артур вздыхает, пожимает плечами, как будто я устраиваю сцену из-за пустяка. – Она со мной. Это всё, что я могу тебе сказать, – он бросает это тихо и отворачивается, дав мне понять, что разговор закончен. – Она со мной, и это всё, что ты можешь мне сказать? Серьёзно?! Нет, здесь её не будет с тобой. Иди со своей подстилкой в гостиницу, – но я не отступаю и отрубаю безапелляционно. – Я не подстилка! И прекрати меня оскорблять! Я его любимая женщина! – Лариса перестаёт улыбаться, топает ногой, её голос звучит истерично. – Милая, успокойся. Мы сейчас с Мартой обо всём договоримся! Посиди немножко в другой комнате, – он притягивает её к себе за талию, целует в плечо. Артур обращается к ней, уговаривая, сюсюкая, совершенно игнорируя меня. Это просто какой-то нонсенс! – Пару минут, и вопрос решится! После его слов она кивает, соглашаясь с его предложением, и затем, словно специально, чтобы унизить меня ещё сильнее целует его в губы, глядя прямо мне в глаза. Идёт мимо, виляя бёдрами, и когда проходит мимо, я хватаю эту мокрую курицу за её тощую ручонку, впиваюсь ногтями в кожу до крови и тяну за собой к выходу. Пока Артур соображает, что происходит, я уже пинаю дверь ногой и вышвыриваю эту гадину в подъезд. Она начинает стремиться попасть обратно в квартиру, сопротивляться, вырываться, её лицо искажается от злости и нескрываемого удивления. – Пусти, гадина! Я с ним! Воронова младшая тянет ручку двери на себя, взвизгивает и начинает вопить ещё сильнее. – Ты чё, больная?! – орёт и пытается открыть шире дверь, но я не отпускаю её. Во мне всё кипит в адреналине, и, кажется, сейчас, что за свою территорию я готова биться с ней до конца. Для меня такое поведение совершенно несвойственно, но вариантов, кроме как защитить себя, и свой дом в этот момент я не вижу. Надо будет и с лестницы вниз спущу! И мне неважно, что она может переломать себе ноги, будучи на таких высоких каблуках. Даже если шею сломает я буду довольна исходом дела, главное, чтобы она больше не появлялась в моём доме! ---- **** Приглашаю Вас в мою книгу - хит: Измена. Ты мне (не) соперница (жмите на ссылку!) В моей жизни ничего не предвещало развода, но в один из дней ко мне неожиданно пожаловала любовница моего мужа. Она требует, чтобы я дала ему развод. Теперь, в свете таких событий я и сама желаю расторгнуть наш брак, но муж категорически против... Глава 13. Глава 13. В этот момент Артур, видимо, словно опомнившись, хватает меня за талию и дёргает на себя. Его руки сильные, и я на мгновение, теряя равновесие, ослабляю хватку. Лариса, воспользовавшись моментом, вырывается из моих рук и проскальзывает обратно в квартиру. – Успокойся! – кричит мне муж, его голос звучит громко, почти зло. – Ты что творишь? Совсем с ума сошла?! – Это я что творю? Это ты что творишь?! Ответно нападаю на него, дышу тяжело, и голос срывается. Говорить даже нормально не могу, не хватает дыхания от возмущения и злости. – Ты её зачем сюда притащил?! Ты сошёл с ума, шлYх своих сюда таскать?! И тем более приволочь жить?! Тебе что, гостиниц мало?! Совесть хоть где-то есть у тебя? Хотя бы грамм! – А почему я должен снимать гостиницу, если у меня есть свой дом? – он также дышит тяжело. – Хорошо, у тебя есть свой дом, но это не её дом! Я словно во сне нахожусь и не могу поверить, что он способен на такой поступок. Он уже и так меня уже шокировал не единожды за такой короткий срок, но уже, в конце концов, пора остановиться, не правда ли?! – Воронов её, – показывает в сторону шалавы, – выгнал из дома, когда Ларочка поставила условие принять меня в их доме. Куда ей было идти? Ну,, скажи, куда?! Он требует от меня ответа, словно я несу за эту девку какую-то ответственность и обязана решить её проблемы. Белов говорит мне всё это, словно такие признания что-то для меня должны резко изменить, и я должна передумать. – Воронов выгнал... Ну и отлично! Правильно сделал! С такой как она по-другому и нельзя! Значит, пусть идёт в помойку, под мост, куда угодно, плевать! Но только не в мой дом! Или ты... – догадываюсь, что он скажет, но Артур перебивает меня. – Да, я решил, что мы будем жить здесь, если больше пока негде, – отрезает. – Ты что, пьян?! – вглядываюсь теперь в его лицо, пытаясь понять, серьёзно ли он это говорит. – Что-то несёшь?! Она не будет здесь жить, я просто запрещаю! А если тебе что-то не устраивает, собирай вещи и уходи отсюда. Проваливай! – показываю рукой на дверь и иду к выходу, чтобы открыть для них дверь. Он отрицательно только крутит головой на мои слова, сложив руки на груди. – Никуда я не уйду! Дыхание моё по-прежнему сбивчиво, но я всё равно пытаюсь успокоиться. Несмотря на то, что я никогда ни к кому не применяла рукоприкладства и всегда была категорически против любых драк и агрессии, сейчас я настроена решительно. Во мне проснулась доселе неизвестная даже мне самой львица, которая готова растерзать сейчас любого, кто встанет на её пути. – Повторяю: я требую, чтобы она ушла отсюда вон! Сейчас же! – Она никуда не уйдёт! Будет жить здесь, как и я! Глядя на Артура, понимаю: он не собирается отступать, даже несмотря на мою категоричность. Пока мы ведём этот разговор на повышенных тонах, Лариса уже проскальзывает в комнату, а точнее, в нашу спальню. Разорваться на обоих я не могу, сосредотачиваюсь на разговоре с почти бывшим мужем, поэтому не сразу это замечаю. – Ты сам говорил: дай полгода поработать в клинике и оставлю тебе квартиру. Что изменилось? Почему ты тогда тащишь её сюда?! Или ты думал, мало того, что я пойду тебе на уступки с клиникой, ты ещё получишь право притащить её в наш дом? – Ты так и не дала ответ. – Как же не дала? Оформляем квартиру на меня сейчас, и я остаюсь в клинике. – Нет, меня это не устраивает. Я же не дурак, ты ведь тогда и жить нам здесь ты не позволишь. Я понимаю это! Да к тому же, кое-что изменилось. – Что?! – Ну я же сказал, что Воронов выгнал Ларису… Пока мы препираемся, неожиданно нас отвлекает какой-то звук. Артур поворачивается в сторону спальни, я также поворачиваю голову за ним и замечаю, как эта гадина уже активно раскладывает косметику на моём туалетном столике. – Ну уж нет! – мой голос продолжает дрожать от ярости. – Ты что, совсем тупая? Ты в этом доме жить не будешь, я же ясно это сказала! Не раздумывая, подхожу и со всего размаха смахиваю всё со столика. Флаконы духов, тюбики с кремом, пудреницы – всё летит на пол и с грохотом, разбиваясь о паркет. – Ты офигела?! – визжит Лариса. – Мои духи стоят дороже, чем твоя зарплата! Не рассчитаешься, идиотка! – Закрой свой рот, иначе... – я предупредительно поднимаю кулак, намекая, что он прилетит сейчас ей в лицо. Она затыкается, смотрит растерянно то на меня, то на Артура, ожидая его защиты. – Артурчик… она что, ударит меня сейчас, а ты ничего не сделаешь?! – губа наигранно трясётся. Муж стоит и лишь растерянно хлопает глазами. – Ну что же… тогда я пошла, – торопливо идёт к выходу. – Погоди, милая, погоди! Я разберусь! – останавливает её мой муженёк у самой двери, предупредительно поднимая руку. – Но ты меня не защищаешь! – кидает ему претензию. – Не надо торопиться, моя прелесть. Не нервничай, всё нормально будет. Мы решим! Воронова младшая начинает наигранно хлюпать носом и кивает, словно шанс ему даёт. – Марта! Да услышь ты! – снова оказывается возле меня и заглядывает в глаза с призывом. – Лариса так и не смогла уговорить отца, чтобы я переехал к ним. Да я, наверное, и сам бы сейчас отказался. У нас слишком натянутые отношения с Вороновым. Сначала надо решить вопросы о долге, а потом пытаться налаживать какие-то другие отношения. Те условия, к которым привыкла жить Лариса, я предоставить ей в гостиничном номере не могу. Мне просто денег не хватит. Я в долгах! Единственным вариантом остаётся вернуться в эту квартиру и жить здесь. У нас всем места хватит! И тебе, и нам! Белов пытается это объяснить мне, словно я не жена ему, а, например, сестра, и у нас одна квартира на двоих, которую мы не можем поделить и живём вынужденно вместе. – Интересно! А если я с этими условиями не согласна, куда тогда должна деться я из своей квартиры?! – Ну я же предложил: живи в соседней комнате, никто тебя не выгоняет! Марта, ты слишком торопишься. Нам нужно хотя бы какое-то время, чтобы решить эту сложную ситуацию. Ты сама всё испортила, а теперь требуешь от меня каких-то быстрых решений. На меня давят со всех сторон: Воронов, ты... Одна только Лара терпеливая и понятливая, старается помочь в моей такой непростой ситуации. Будь хоть на грамм такой же, не истери! – Всё, даже слушать дальше не хочу этот бред. Уходи или с ней, или пусть валит одна! Но лучше с ней валите оба! Жду пять минут. Если через эти пять минут её здесь не будет вместе с её шмотками, я всё-таки вытолкаю её, и меня уже даже ты не остановишь. Время пошло! Смотрю демонстративно на часы на самом деле, а не образно, отсчитывая минуты, и жду. Они тянутся мучительно медленно, но я жду. Моё сердце колотится в груди, я нахожусь в состоянии абсолютного нервного возбуждения. Руки трясутся, пульс бьётся в висках, и сердце бешено торопится в груди. Состояние моё понятно, потому что я никогда не сталкивалась с ситуацией, чтобы мой муж вёл себя настолько подло и жестоко по отношению ко мне. – Я тебе сказал: мы никуда не уйдём. Я предлагаю тебе пока оставить всё как есть. Если тебе не нравится здесь при таких условиях, уматывай сама! Артур чеканит каждое слово, смотрит на меня агрессивно, подходит очень близко. – Говори, соглашаешься, чтобы она здесь на пару дней осталась, пока мы не решим ситуацию, или нет! – Естественно, что нет! – ухмыляюсь, но дышу очень тяжело. – Ну, тогда вали! Не успеваю даже ничего ответить или как-то среагировать, как муж хватает меня за руки и с силой выталкивает за пределы нашей квартиры. Буквально за считаные секунды дверь захлопывается перед твоим носом, и теперь я стою в полной растерянности за пределами своего дома. Глава 14. Глава 14. Я стою посреди коридора, словно вкопанная, и хлопаю глазами, пытаясь осознать происходящее. Мой разум отказывается верить в реальность этой ситуации, где он выгнал меня из дома. Из моего собственного дома. Слышу, как идёт возня в замке у соседей и открывается дверь. Именно этот звук выводит меня из оцепенения, которое меня схватило в свои объятья. – Марта? – раздаётся мягкий голос нашей соседки. Она приоткрывает свою дверь и смотрит на меня с явным беспокойством. В её глазах нескрываемая тревога. – Здравствуйте, Галина Андреевна. – Милая, что-то случилось? – её голос звучит так тепло и участливо-беспокойно, что у меня ком подкатывает к горлу. – Я слышала, у вас там… шум, голоса. Решила выйти и проверить. Всё в порядке? У вас обычно так тихо, а сегодня… Очень шумно… Соседка замолкает, подбирая слова, чтобы не обидеть меня. Её взгляд в этот момент полон вопросов, на которые она хочет получить ответы. Женщина в солидном возрасте, я не хочу, чтобы она нервничала, поэтому натягиваю улыбку, но, догадываюсь, выходит плохо. – Всё нормально. Извините, если мы вас напугали. Мне нужен телефон, дайте, пожалуйста. Моё тело неожиданно начинает дрожать крупной дрожью. – Ох, детка… Марта, вы дрожите, – замечает соседка и, не дожидаясь моего согласия, берёт меня за руку, желая затянуть в свою квартиру. – Заходите ко мне, вы ведь в одном домашнем костюме, а на улице всё-таки пока холодно для такой одежды. Я позволяю ей вести себя в её квартиру. Мои ноги двигаются сами по себе, а мысли продолжают крутиться вокруг одного и того же: он вытолкнул меня из дома и закрыл перед моим носом дверь. – Проходи. Тебе надо согреться. Надо выпить чая. Вы успокоитесь и станет легче. Будете чай? Киваю на автомате. Естественно, никакой чай я пить не буду. Желудок сжат в тугой узел, и даже глоток воды сейчас вызовет тошноту. Какой уж тут чай? – Мне нужен телефон, – напоминаю ей. – Да, да, конечно. Вы поругались? – спрашивает она, усаживая меня на диван и участливо накрывая пледом. Молча киваю ей в ответ снова. Отрицать бессмысленно, потому что уверена: наш скандал, наверняка, слышали все соседи. Она же сама сказала – «обычно у вас тихо…». А сегодня мы кричали так громко, что, казалось, стены дрожали. Кроме того, я вышвыривала сумки любовницы моего мужа, пыталась вышвырнуть и её, и у меня даже на мгновение удалось это сделать. Но муж, который, теперь, совершенно точно, бывший не дал мне закончить начатое. Да, никогда со мной такого не было. Мы – приличная семья, оба врачи, с высшим образованием, с безупречной репутацией. – Где же он, этот телефон! – бегает глазами по комнате и поднимает то одну подушку на диване, то другую. – Склероз! – пытается шутить. – Ну ничего, помиритесь, – говорит Галина Андреевна, пытаясь утешить меня, и её голос звучит так, будто она уверена, что это просто нелепая семейная ссора. – Все ссорятся, все мирятся. Мужики, милая, существа такие… глупые, импульсивные часто, обидчивые. Натворят дел, потом каются. Мой вот такой был один в один! Твой тоже, думаю, скоро одумается. Я же вас пять лет знаю, вы никогда не конфликтовали. Вроде же нормальный был мужик. Она делает паузу, словно вспоминая, а мне хочется, чтобы она уже наконец-то замолчала и дала мне этот долбанный телефон. – Здоровался со всеми, улыбался. Помню, у меня замок заклинило, так он мне открыть помог. Такой дружелюбный… – Неожиданно замолкает, смотрит на меня пристально, а затем осторожно добавляет, присаживаясь рядом: – А кто там ещё кричал возле вашей квартиры? Догадываюсь, стояла за дверью, слушала, смотрела в глазок, но не решилась выйти раньше. – Любовница его. Соседка не может скрыть своего удивления. В глазах написано возмущение, негодование, шок, но она, видимо, при таком открытии не знает, что сказать в качестве поддержки теперь. – Погоди, я тебе валерьяночки налью, станет легче! – она резко встаёт и торопливо идёт к кухонному шкафчику. – И тебе бы поспать, ты так выглядишь… плохо… Прости, конечно, что я тебе это говорю, но твоё бледное лицо и почти что белые губы меня беспокоят. – Всё хорошо, не волнуйтесь за меня. Галина Андреевна, так что там с телефоном? Нужно вызывать полицию. Нужно взломать дверь, потребовать, чтобы эту... эту девку выкинули из моего дома. С того момента, как мы живём в этом доме, мы с соседкой общаемся довольно тепло. Она добрая женщина в возрасте, которая не раз останавливала меня в подъезде на пять минут поболтать, а я никогда не отказывала. Между нами всегда царило взаимное уважение: она приносила мне пироги, а я помогала ей разбираться в медицинских назначениях для её родственников. Она добрая, отзывчивая женщина в возрасте, и я начинаю догадываться, почему она не хочет давать мне телефон. Ждёт, чтобы я остыла. Соседка смотрит на меня с нескрываемым сомнением. Она явно не уверена в моём плане. Понимаю, такие как она никогда не решились бы на такое. – Думаешь, нужно так делать? Всё прямо так кардинально? – осторожно спрашивает она. – Может, постучать, или позвонить ему на телефон, и ты попробуешь с ним договориться? – О чём? – Не знаю. Ну, чтобы … чтобы … – ищет слова, – вдруг это всё на эмоциях? Ну, в жизни всякое бывает... Может, он просто совершил ошибку. – Это теперь не важно. – Марта, он же мужчина, он скорее всего уступит тебе, если ты попробуешь его попросить, поговорить, ласково. Ну не монстр же он! Наверняка тоже остынет, послушает тебя и уйдёт к ней. Он, случаем, не пьян? – Нет, – резко прерываю её. Мне совершенно не хочется слушать всё то, что она мне пытается сказать. У меня своя точка зрения и убеждать ни в чём меня не надо. – Никого я ни в чём уговаривать и убеждать не буду. Он не пьян и не уступит. К ней он жить не уйдёт. Пожалуйста, дайте телефон, у меня своего нет. Если вы не хотите, значит, я пойду искать в другом месте. Встаю, скидываю с себя плед и иду к выходу. Глава 15. Глава 15. Она преграждает мне путь, но делает это неуверенно. Думаю, достаточно одного моего взгляда, чтобы она поняла, что лучше не стоять у меня на дороге. – Успокойтесь, Марта. Я хочу как лучше. Зачем такой скандал для вашей семьи, – вздыхает. – Может, всё-таки, не стоит полицию? – И что? Я как-то должна этого бояться? – Нет, конечно, но что скажут люди? – смотрю на неё с абсолютным удивлением в этот момент. – Просто, вы молоды, Марта. А все молодые импульсивны. Только как бы потом жалеть не пришлось. Она, понимая, что я настроена критически, достаёт телефон из кармана своего домашнего халата и протягивает его мне. Её взгляд полон сочувствия, и я понимаю, что ей действительно жаль меня. Становится неудобно перед ней. Почему я на неё накинулась? Её поведение понятно. Она в возрасте, женщина «старой закалки», а это значит, что её мировоззрение сформировано в другую эпоху, где общественное мнение значило куда больше личных желаний конкретного человека. Для таких людей главным мерилом поступков всегда было: «А что скажут люди?» Меня всегда бесила эта вечная оглядка на мнение посторонних, и я давно для себя решила, что никогда не буду оглядываться на мнение других. Вот и сейчас меня «что скажут люди» вообще не волнует. Набираю номер полиции, и через несколько гудков раздаётся спокойный, почти равнодушный голос: – Алло, полиция. – Здравствуйте. – Здравствуйте. Что у вас случилось? Голос в трубке ровный и безжизненный. – У меня произошёл конфликт с мужем. Он выгнал меня за пределы квартиры и не пускает обратно домой. Я прошу вас приехать и помочь попасть мне обратно. Кроме того, в доме посторонний, и я прошу выпроводить её из моего дома. – Насколько большой конфликт? Драка? Поножовщина? Что-то такое есть? Он вас избил, или что-то наподобие того, – спрашивает монотонно. – Вам причинены телесные повреждения? – А это что-то меняет? – Конечно. Трупы есть? – Нет, трупов нет, но... – Хорошо. Вызов зафиксирован. Диктуйте адрес, – он мне даже закончить фразу не даёт, что есть царапины и синяки. Я называю адрес, чувствуя, как внутри всё клокочет. Полиция, на удивление, ехать не торопится. Пока я жду её, прокручиваю в голове, кому я могу позвонить, чтобы попросить о помощи в этом вопросе. Через полчаса приезжает полиция. На лестничной площадке появляются двое мужчин. Один сотрудник, мужчина лет сорока пяти с усталыми, потухшими глазами, окидывает меня равнодушным взглядом, когда я выхожу из квартиры соседки и хочу обратиться к нему. Взгляд полицейского сразу даёт мне понять: для него это обычная рутина, и ему совершенно всё равно, что я буду говорить. Догадываюсь: для них, наверное, такие вызовы - норма, но для меня моя ситуация аховая. – Капитан Рыжов, – показывает удостоверение. – Младший лейтенант Сидоров, – представляется второй. – Ну, что у вас происходит? Рассказывайте, – спрашивает первый, тот, что выше по званию, как я предполагаю. – Вы долго ехали. – Время прибытия наряда определяется оперативной обстановкой и служебными задачами, которые выполняются нарядами полиции в конкретный момент времени, – монотонно, заученной фразой говорит мне полицейский. – Если речь идёт о ситуации, явно угрожающей общественной безопасности, жизни и здоровью граждан, сообщение будет проверено в первую очередь. В вашем случае, как понял дежурный, принимавший вызов ничего страшного не произошло. – Ну, кому как… – На административные правонарушения в черте города сотрудники полиции прибывают в течение тридцати пяти минут. Это стандартное время ожидания, – дополняет. – А это разве административное? – спрашиваю удивляясь. – Если совершено впервые, да, стараемся административкой обуздать. Некоторым помогает. А вы считаете, что мы сразу уголовку должны возбуждать? – удивляется. – Что случилось? – Мы с мужем поссорились, и он вытолкал меня за дверь квартиры. Я не могу попасть обратно. Сотрудник полиции кивает, словно услышал что-то вроде «сломался кран» или «потерялся кот». Он подходит к двери нашей квартиры и начинает стучать по ней, а затем нажимать на звонок. С той стороны тишина. Ни звука, ни шороха. Как будто там никого нет. – Вы сказали, у вас есть повреждения? Мне кажется, что с вами всё в порядке? Показываю царапины на руках, синяки от пальцев рук, где хватал меня этот предатель. Я даже не догадалась осмотреть себя до их приезда, в голове каша. Но я тоже никогда не была в такой ситуации, поэтому растеряна. А особенно, при условии, что эту ситуацию создал для меня мой муж, человек, с которыми я прожила двадцать лет и в котором я была уверена ещё вчера утром. – Ох, уж эта бытовуха... – вздыхает он. – Ну что, давайте вызывать МЧС, дверь ломать будем. – Естественно! – Уверены? – зачем-то переспрашивает меня, словно даёт шанс передумать. – Да. Мы зря теряем время. – А вы категоричная дама. Давайте я всё-таки ещё раз попробую постучать. Зачем ломать-то? Он смотрит на меня с лёгкой усмешкой, а затем снова начинает громко стучать в дверь. – Они точно дома, товарищ милиционер! – называет полицейского по привычке милиционером, вмешиваясь в наш диалог Галина Андреевна. – Стучите громче! Мой сосед хороший мужчина, я уверена, у них с Мартой всё разрешится! – Галина Андреевна, вы можете хоть минуту помолчать, – здесь ей надо своим носом залезть. – Мужик, это полиция! Если через пять минут не откроешь, я вызываю МЧС, и тогда дверь снесут. А тебя на пятнадцать суток заберу! Лучше открывай по-хорошему! – кричит капитан Рыжов, и его голос звучит теперь так громко, что, казалось, его услышат даже на других этажах. Проходит несколько мгновений, прежде чем мы слышим, как за дверью Артур начал возиться с замком. Несколько секунд и дверь открыта. Перед нами стоит мой муж. – Почему так долго не открывали? Мы вместе с сотрудниками полиции заходим в квартиру. – Капитан Рыжов, – показывает удостоверение моему мужу. – Младший лейтенант Сидоров, – представляется второй следом. – Ну, что у вас происходит? Рассказывайте, – спрашивает первый у моего мужа. – Господин, полицейский, я, кажется, рассказала ситуацию, – напоминаю ему, что произошло. На мои слова он предупредительно поднимает руку, намекая на то, чтобы я замолчала. – Секунду помолчите. Я вас услышал. Мне надо услышать, что скажет ваш муж. Я обязан выслушать обе стороны конфликта. Глава 16. Глава 16. Белов стоит в дверях, его поза расслаблена, будто ничего необычного не происходит. Губы растягиваются в лёгкой, почти дежурной улыбке, но в глазах я вижу страх. Он переживает, я чувствую это. Смотрит на полицейского, делая вид, что просто уточняет обстановку: – А что у нас случилось? Вроде всё нормально. Старший по званию полицейский резко кивает подбородком в моём направлении, не отрывая глаз от мужа: – А если ничего не случилось, сами разобраться не могли? Нас вызвала ваша жена. Он, не ожидая приглашения, проходит в квартиру. Его взгляд оценивающе скользит по прихожей, затем возвращается вниманием к Артуру: – Почему я стучал, вы не открывали? Тон у полицейского сухой, официальный, и в нём уже слышится раздражение. – Документы мне покажите на квартиру, паспорта, – теперь он обращается к нам обоим. Я не жду повторного приглашения, молча достаю из папки договор купли-продажи и выписку на квартиру, где указано, что у нас совместная собственность. Протягивая документы полицейскому, не смотрю на мужа, но чувствую его тяжёлый взгляд на себе. Поднимаю глаза встречно и вижу, как его брови сведены, ноздри слегка раздуты, губы плотно сжаты. Он явно не ожидал, что она дойдёт до вызова полиции. Полицейский быстро пробегает глазами по тексту, сверяя данные по договору купли-продажи и выписке на квартиру. Потом также открывает паспорта, смотрит на наши фотографии поочерёдно, затем на нас, видимо, сравнивая. В квартире в это время полная тишина. Лариса сидит как мышь и не показывает своего носа. Удовлетворённый документами, отдаёт мне их назад и спрашивает уже спокойнее: – Всё в порядке. Я киваю. Старший по званию полицейский снова переключается на мужа, его голос становится жёстче: – И всё-таки, что у вас произошло? – Он достаёт бланки, готовясь записывать. – Мне нужна полная информация, чтобы я мог составить протокол. А то потом начнутся всякие обжалования к вышестоящим. При этом он вздыхает, будто уже предвкушая бюрократическую волокиту. – Главное, что случилось – здесь посторонние. Я хочу, чтобы её здесь не было. Полицейский поворачивается к Артуру: – Где она? Я, не ожидая ответа Белова, перехватываю инициативу, указывая на комнаты: – Вы можете пройти по всем комнатам и найти её, раз у неё вдруг пропала смелость выйти самой. – Если это правда, пусть сама выходит. Не надо усугублять, – старший по званию полицейский уже явно раздражается и от происходящего и твёрдо говорит эти слова моему мужу. В его голосе даже я почувствовала явную угрозу. Второй полицейский, тот, что младше по званию, до этого молчавший у двери, вдруг фыркает: – Вот ведь цирк! А сами всё-таки разобраться не могли? Ну ясно же, что это обычная бытовуха. Любовница и жена – сказка стара как мир! – Помолчи, – резко, я бы даже сказала, грубо бросает старший младшему. – Пусть дамочка выходит, и мы составим протокол. Младший замолкает, но по его лицу видно, что он недоволен происходящим. – А протокол-то зачем? – удивляется Белов. – Ну ясное дело – зачем. Раз она здесь без согласия второго собственника, она должна покинуть квартиру. Но вызов мы зафиксировать обязаны. Мне становится легче от мысли, что они выкинут её из моего дома. Пока полицейские разговаривают, Белов делает шаг ко мне. – Марта, – обращается. Его голос звучит натянуто – мягко, с фальшивой попыткой примирения. – Марта, можно тебя на минутку? Всем своим видом я показываю, что не слушаю его. – Марта, не упрямься, надо поговорить! – настаивает. – Я смогу тебе всё объяснить. Поднимаю на него глаза и смотрю в его. Думаю, он видит в моих всё то, что я чувствую к нему теперь: дикая ярость, перемешанная с презрением. Разговаривать с ним я совершенно точно не хочу. Всё, что я хочу – это, чтобы он исчез. Старший по званию полицейский, наблюдающий за нами, вздыхает и подходит ко мне. Он отводит меня чуть в сторону и начинает раздавать советы. – Пожалуйста, поговорите с мужем. Вы не видите, он настаивает. Может, сможете миром решить конфликт. Хочется сказать ему, чтобы он не лез не в своё дело, но грубить стражу правопорядка, особенно при условии, что он приехал по моему звонку, я не решаюсь. Ещё один сердобольный нашёлся, но вслух я этого, естественно, не говорю. Галина Андреевна уже успела за пару минут влезть со своими "да вы помиритесь, все люди ошибаются", а теперь вот и полиция учит её жизни. – Если вы немедленно выведете эту даму, я поговорю, – определяю условия для общения с мужем. – Кроме того, мне нужно пару минут, чтобы скорую вызвать для фиксации побоев. Полицейский кивает, слишком быстро, на лице появляется улыбка. – Это непременно! Я догадываюсь, ему очень хочется поскорее замять ситуацию, и совершенно точно он рассуждает как младший по званию. Только у него хватает ума и опыта не говорить нам с Беловым это вслух. Разворачиваюсь и иду на кухню, не оглядываясь, но слышу за спиной шаги Белова. Поворачиваюсь к нему и жду, что он скажет. – Ты слушал, её выпроводят. Так что лучше, чтобы не позориться и её не выводили в наручниках, пусть валит из моей квартиры побыстрее. – Ты сейчас не кипятись, ладно? Я уже понял, что ты настроена категорично, но… У нас ситуация такая сложная. Я был уверен, что отец уступит ей, если Лариса поставит ему определённые условия. Он дочери многое прощал раньше, но сейчас неожиданно в позу встал. Она ему предложила, чтобы, ну раз он не хочет, чтобы мы в основном доме жили, пусть хотя бы в доме для гостей тогда. Но он упёрся и сказал, что раз я ей так дорог, она уходила вместе со мной. Белов начинает оправдываться. Не агрессировать, как примерно час назад, когда он вытолкал меня из дома, а наоборот, мягко стелить. – Вышвырнул её, значит. И правильно сделал! Молодец мужик, что не прогнулся. Наверное, до этого слишком долго прогибался, раз она такой дурой выросла. Он хмурится, но ничего не отвечает. – Марта, а давай так… Я не планировал тебя никуда выталкивать, это чистой воды импровизация, но теперь она мне кажется прекрасной, – признаётся не стесняясь. – Я думаю, мы быстро теперь, при таких остоятельствах решим как сделать так, чтобы ты одна жила в квартире, а мы жили с Ларой у неё. Я прямо вижу, как он усердно думает. Глаза бегают, он сам слишком суетлив в своём поведении. – Ты сейчас прямо позвони Воронову и скажи, что я привёл её в наш дом, а ты вышвырнула её за дверь. Прямо так и расскажи: что она тут начала вести себя как хозяйка, что у вас драка случилась, что я тебя вытолкнул. А ещё что ты устроишь скандал и об этом все узнают! О, обязательно скажи, что ты вызвала полицию! И Ларису выведут отсюда в наручниках! В обезьянник скажи, к преступникам заберут. Белов замолкает на мгновение, словно подбирает слова, как бы ещё усугубить историю. – Напугай его и по поводу клиники тоже. Он же хочет, чтобы ты работала в клинике, верно? – Нагнетает, перечисляя всё подряд. – Всё как было у нас скажи, в лоб! А если ты на самом деле не планируешь работать, тогда добавь, что репутацию ему похоронишь. И ничего уже её не спасёт! На лице почти бывшего мужа столько злости и агрессии, что, кажется, будто он сейчас взорвётся от ненависти к Воронову. Смотрю на него очень пристально. В глаза смотрю, хочу понять, расширены ли зрачки, есть ли какие-нибудь признаки, возможно, приёма каких-то препаратов, от которых он ведёт себя столь неадекватно. – Ты принимал что-нибудь? – спрашиваю в лоб. Он сначала не понимает меня, но потом догадывается о моём вопросе и начинает отрицательно крутить головой. – С ума, что ли, сошла?! Нет, конечно! – Просто поведение у тебя крайне неадекватное. И зрачки… они всё-таки расширены, Артур. Ты же знаешь как врач, что это может означать, поэтому мой вопрос вполне логичен. – Ничего я не принимал! – гаркает. – Зрачки могут быть расширены от отсутствия нормальной освещённости, при тревоге, сильном психологическом возбуждении. Ты сама всё это знаешь и не сочиняй ерунду! Ещё полицейским ляпни что-нибудь такое! – Слушай, отличная идея... – Не говори хрень, я не идиот, чтобы такими вещами заниматься! – А вот в этом у меня большие сомнения, – не сдерживаюсь. – У меня сейчас проблем выше головы, нервная система ни к чёрту. Всё навалилось. Ещё вчера всё казалось распланированным, а сейчас. Ну почему вы оба такие упрямые? Он заартачился, не уступает. И ты такая же. Позвони Воронову! Он поймёт, что ты её не оставишь в этом доме, и изменит своё отношение к ситуации. В таком случае мы уверены, что он позовёт её обратно. – А дальше что? – А дальше разберёмся! – отмахивается. – Ну же, Марта! Для тебя же лучше! Ты останешься в квартире, а мы уйдём. Честно, я не планировал тебя прямо за дверь выгонять, но закрутилось всё… – заканчивает этими словами, словно это смягчит мой гнев. Он не отводит теперь от меня глаз и ждёт ответа. Глава 17. Глава 17. – Ну же, Марта! Для тебя же лучше! Ты останешься в квартире, а мы уйдём. Честно, я не планировал тебя прямо за дверь выгонять, но закрутилось всё… – заканчивает этими словами, словно это смягчит мой гнев. Он не отводит теперь от меня глаз и ждёт ответа. Только мой ответ для него не в разговоре. Он в действиях. Разворачиваюсь и иду в гостиную, где под присмотром полицейских сидит Лариса и разговаривает с ними. – А где ваш паспорт? – слышу, заходя в комнату, как спрашивает младший по званию. – Я не взяла, – говорит недовольно Лариса. – Пару вещей, косметики и обуви закинула в сумки и к Артуру поехала. – И к его жене, – тот, что младше, всё-таки не может, видимо, сдержаться, наблюдая за нашим спектаклем. – Стой, Марта! Погоди! – Артур хватает меня за руку, но я дёргаюсь и вырываю её. Его пальцы оставляют на коже очередную порцию следов. А я и не против. Пусть лучше будут синяки. – Капитан, – мой голос звучит бескомпромиссно, – вы обещали составить протокол и задержать её. Прошу, сделайте то, что должны по закону. Капитан Рыжов кивает. – Антон Маратович, административку писать или…? – задаёт тот, что моложе старшему вопрос, и я догадываюсь: он говорит про выбор между административным делом и уголовным. – Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор, но раз уж это моя квартира, тогда и выбор за мной, верно? – кивают снова. – Прошу по всей строгости закона. К тому же я буду оформлять побои, скорая уже в пути. И это не блеф. Мои друзья-врачи действительно приедут и зафиксируют всё для уголовного дела в будущем. Гулять так гулять, потому что по другому таких иначе не наказать. – Пиши по сто шестнадцатой УК РФ. – А может, по сто тридцать девятой? – предлагает младший. – Что такое сто шестнадцатая и сто тридцать девятая? И что такое УК? – сразу встревает Артур, и в его голосе впервые за это утро слышится нескрываемая тревога. Он бегает глазами от одного полицейского к другому и обратно. – УК – это Уголовный кодекс. Насильственные действия, причинившие физическую боль, но без тяжких последствий. Совершённые из хулиганских побуждений. Ну или, та, что вторая – незаконное проникновение в жилище, совершённое против воли проживающего в нём лица, – монотонно поясняет капитан, пристально изучая моего мужа. В комнате повисает тяжёлая тишина. Лариса бледнеет. Артур сжимает кулаки. А я... Я просто стою и смотрю, как лихо всё меняется в ситуации, где недавно он привёл свою девку в дом, а она теперь блеет как овца. – Пожалуйста, фиксируйте всё как положено. Ничего не забудьте. Тоже смотрю на мужа, а не на полицейского, пока говорю. Вижу, как он теряется ещё больше, понимая, что я отступать не намерена, как и Воронову звонить не буду. – А в чём разница между этими двумя статьями, которые вы назвали? – Артур продолжает приставать к полицейским с допросом. – Она штраф и тюрьма, вторая штраф или принудительные работы. Лариса резко встаёт с дивана, подходит к Артуру, и в её поведении теперь чувствуется напряжение. Её пальцы смыкаются вокруг его руки не просто так, а с какой-то почти отчаянной настойчивостью. Она пытается привлечь к себе внимание своего любовника, отвлекая от разговора с полицейскими. – Артур, ты мне нужен. Можно тебя на минутку? Это не просьба. Это требование, завёрнутое в вежливость для посторонних. Он кивает, они выходят в соседнюю комнату, но я и полицейские слышим её возмущение, потому что дверь не закрыта. – Какая ещё тюрьма?! – тихо и визгливо вскрикивает Воронова младшая. Её голос дрожит от истерики. – Ты с ума сошёл?! Меня папа убьёт! – Лариса взрывается в своём возмущении. – Успокойся! Он тебя вытащит! – Нет, он же сказал если я уйду, он мне не простит! Ты же говорил, что всё будет тихо, мы придём, напугаем её совместным проживанием, она позвонит папе, и уговорит его принять нас обратно! Сделай что-нибудь, нельзя ничего допускать никакой уголовки! Ты же обещал, что всё будет под контролем, Артур! Ты же клялся! Артур, догадываясь, что мы можем слышать, быстро закрывает дверь. Капитан Рыжов в это время поворачивается ко мне, его лицо внезапно становится менее официальным, почти человечным. – Марта Викторовна, – он понижает голос до тихого, его глаза становятся устало-понимающими. – Я уже понял в чём дело, и поэтому терпеливо жду, когда эта дамочка испугается окончательно. Но я видел и у неё следы, полагаю, от ваших ногтей. Вы должны понимать, что эта дамочка покажет нам их, и мы тоже должны будет всё это оформить. Я буду действовать строго в рамках закона. Она, уверен, пусть не сейчас, но тоже, скорее всего, напишет на вас заявление. – Плевать, – выдыхаю я, отворачиваясь к окну. – Пусть пишет. – Эмоции не всегда хороший советчик. Иногда нужно включать и холодный расчёт, – говорит, возможно, с высоты своего опыта работая в такой профессии. Лариса и Артур возвращаются к нам. – Кстати, у меня тоже побои! Смотрите! – Она резко протягивает руки к лицу капитана, тычась в него тонким запястьем с едва заметной царапиной – следом от моего ногтя, когда я в ярости схватила её за руку. – Видите?! Это же явные телесные повреждения! У меня предложение! Давайте я не буду на неё писать заявление по всяким УК, и она не будет! Заставьте её! Лариса практически топает ногой, видимо, представляя, что перед ней её молчаливая, со всем соглашающаяся прислуга. – Нет, я не могу Марту Викторовну заставить отказаться от дела. – Но почему?! – не понимает Воронова. – И что тогда будет? Тогда вы посадите меня в тюрьму?! – Таков закон, – невозмутимо пожимает плечами страж порядка. – Оформляй шустрее, не отвлекайся, – вздыхает и говорит старший младшему. Второй полицейский лишь кивает, продолжая методично заполнять бумаги. – Марта, давайте без уголовки, а? – обращается ко мне Белов. – Ларисе нельзя уголовку. Воронов, он … зверь! Он её убьёт. – Убьёт, значит, сядет, – не поднимая головы, заполняя бумаги говорит младший. Белов тараторит, и, полагаю, это страх осознания, что гениальный план этой парочки дал серьёзный сбой. Он был уверен, что я начну названивать Воронову и умолять, чтобы тот забрал их к себе. В принципе, логично: кроме этой квартиры и машины у нас ничего не осталось. К маме уйти никак – начнутся вопросы. Придётся ей всё рассказать, она начнёт нервничать, а я этого допустить не могу. Сама себя на амбразуру брошу, но маму тревожить не стану – у неё недавно был тяжёлый кризис. Выходит, по логике Белова, у меня и выбора-то нет и остаётся только сделать то, что он требует. – Капитан, – обращается Белов к полицейскому, – может, как-то можно договориться? – Хозяин - барин. А в вашем случае – барыня, – кивает в мою сторону полицейский. – Попытайтесь. А то Лариса Александровна прямо в истерике бьётся. Всё про папу говорит. Папа такой страшный у неё, что ли? – усмехается. – Интересно посмотреть на этого монстра! – Марта, не надо уголовки! – повторяет. – А ты … ты за это забирай машину. Мы оба с капитаном поворачиваемся к Артуру. – Да, да, – кивает. – С квартирой я говорил тебе, сложнее, а машину забирай. – Она и так наполовину моя по закону. – Ну вот и забирай полностью! Только не надо уголовной статьи против Ларисы. Я вижу нескрываемое удивление в лицах полицейских. Да и сама, если честно, я в шоке от такого неожиданного предложения. Глава 18. Глава 18. Не успеваю ответить, чувствую, как телефон вибрирует в сумке. Воронов... Его имя всплывает на экране. Лёгок на помине. – Алло, здравствуйте, Александр Николаевич, – громко так, для Ларисы с Артуром говорю. – Рада вас слышать. На той стороне повисает молчание. Видимо, растерялся от моего добродушного приветствия. Ну, его тоже понять можно. Вчера мы были готовы глотку друг другу перегрызть, а сейчас я сама любезность. Пока он молчит, я судорожно соображаю, как повернуть ситуацию, которая так неожиданно у меня сложилась в собственную выгоду. Мне совершенно точно нужно этим воспользоваться, и делать это как можно быстрее. Теперь я всё больше понимаю, что у этой девки отношения с отцом очень тяжёлые, и надо цепляться за эту возможность. Самым лучшим вариантом будет, чтобы её забрали, завели дело, и Воронов понервничал. Они всей дружной компанией играли на моих нервах, тогда почему и мне не сыграть?! По-моему, отличная идея. Лариса и Артур оба смотрят на меня выжидающе, совершенно точно хотят услышать наш разговор. – Марта Викторовна, – начинает он по-деловому, как будто между нами ничего не произошло. – Здравствуйте. Очень рад вас слышать. Настроение… кажется, за ночь изменилось? – Да, оно отличное. – Тогда, может, встретимся? – он тоже, кажется, доволен. – С удовольствием. Нам с вами есть что обсудить. Я буду на работе через пару часов. У меня к вам тоже разговор, и, возможно, даже об одном и том же. Всё, не прощаюсь, скоро приеду в клинику. Сбрасываю звонок и больше не хочу с ним разговаривать. Любезность моя наигранна, и главное — не переиграть. – Я готов сейчас всё оформить, только не надо уголовки, – говорит Белов, когда я заканчиваю разговор. Отрицательно кручу головой. И теперь Лара и Артур понимают, что я не уступлю. – Господин полицейский, я прошу вывести её отсюда. Не выжидая долго, капитан Рыжов подходит к Ларе, достаёт наручники и ждёт, когда она позволит ему надеть их. – Ваши руки. Не заставляйте меня применять силу, – настаивает. – Артур, Артур, – подвывает Лара, – спаси меня, я не хочу в обезьянник! Тот мечется между мной и Ларой, не зная, чем ей помочь. Через несколько минут младший по званию заканчивает оформлять протоколы и предлагает мне их подписать. Делаю это без промедления, а Артур крутит отрицательно головой. – Вас, что ли, ещё с ней забрать? – злится полицейский, и Артур сдаётся. – Так, что мы имеем. У нас два эпизода. Первый – административное дело, связанное с установлением личности. Раз у Вороновой нет паспорта с собой, это тоже нужно зафиксировать. Второе дело по сто тридцать девятой – нарушение неприкосновенности жилища. – Что нужно, чтобы её освободить? – суетится по-прежнему Белов. – Паспорт, как минимум. Пока его нет, мы можем держать Воронову до сорока восьми часов. – Но где мне его взять?! Воронов на мои звонки не отвечает. На территорию дома Воронова меня не пустят! – у Артура тоже начинается паника. – Марта! Ты набери ему! – снова пристаёт. – Прощайся со своей дамой и поехали со мной в клинику, – мне крайне важно, чтобы он сдал анализ. – Зачем?! – рявкает мне, теперь уже забыл о любезности. – Там расскажу, – пока не хочу при полицейских. Если он что-то принимает, в том числе и моя репутация может пострадать. – Если ты думаешь, что тебе это так сойдёт с рук, ты очень сильно ошибаешься, стерва! – бросает мне Воронова младшая уходя из квартиры. – Я в долгу не останусь! Лару забирают полицейские и уезжают, а я остаюсь один на один с Беловым. Я словно все силы пока происходил этот ужас потеряла. На душе полное разочарование, смешанное с удовлетворением, что я смогла их наказать. Естественно, скорее всего, Воронов вытащит её в ближайшее время, я даже не сомневаюсь в этом ни на минуту. Но всё равно хоть так, я проучу её. Да и для Белова будет уроком, чтобы он понял: я никогда не позволю издеваться над собой, даже если окажусь в безвыходной ситуации. – А всего-то стоило тебе нам просто подыграть и позвонить Воронову, – заходит в спальню. – Сгинь с глаз моих, ты мне противен. – Что ты намерена делать дальше? – Тебе мой план расписать? Идти до конца, и сделать так, чтобы ты пожалел, что был на мне женат. Приезжает скорая, и наши бывшие коллеги снимают побои. Фельдшер смотрит на меня с удивлением, и он совершенно точно в шоке от происходящего. Но теперь, как и в синяках, я вижу в этом сейчас только плюсы. Больше свидетелей ситуации, больше мне доказательств в копилке. Приезжаю в клинику, и ноги сами несут меня к кабинету моей подруги Насти. Мы всегда были близки, делились всем – и радостями, и проблемами. Естественно, добирались мы до клиники отдельно. Белов обещал сдать анализ, и я уверена, что ради Лары он сделает это. Насчёт машины я буду думать, но прежде мне надо понять, о его вменяемости. Оформи я машину сейчас бегом, потом, узнав, что он принимает запрещённые препараты, можно легко отменить любую сделку. Никаких резких движений – это совершенно точно, на что я настроена. Открываю дверь её кабинета и вижу, как Настя сидит за столом, опустив голову, и тихо плачет. Её плечи слегка вздрагивают, а в руке она сжимает салфетку, которую уже успела измять. – Настя, что случилось? – спрашиваю, быстро закрывая дверь на ключ. – Ничего, – поспешно вытирает она слёзы и пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой, неестественной. – Не обращай внимание. – Ну как же не обращать?! – подхожу ближе и обнимаю её. – Ты плачешь. Расскажи, что случилось, я постараюсь помочь! Она молчит несколько секунд, словно собирается с мыслями, а потом вздыхает и начинает говорить: – Мне утром, около семи часов твой муж звонил и сказал, что ты увольняться собираешься. Но почему, Марта? – её голос звучит почти как крик. – Мы же только-только начинаем работать! Что случилось? Вы поругались, что ли?! Но разве это можно переносить на работу? – заваливает меня вопросами. – Нет, конечно, успокойся. Этот урод даже моей подруге решил все нервы измотать, зная, что она начнёт давить мне на совесть. Ну что за человек! – Тогда какова причина, что ты собралась уходить? – Он соврал, – говорю убедительно. – Правда? – смотрит на меня с надеждой. – Конечно, – притягиваю её к себе и обнимаю. – Вот скотина! – срывается с её губ. – А зачем? – Я тебе потом всё расскажу. Сейчас некогда мне, извини. – Фуф, даже от сердца отлегло! Я так расстроилась! Он так говорил, словно это прямо окончательное твоё решение. Я уже не знала, что думать! Твой муж сказал, что назначит на твою должность Дегтярёва. Эти слова словно выбивают у меня почву из-под ног. Мы все знаем этого человека. Бывший главный врач одной из больниц, откуда уволились все сотрудники, когда он там руководил. Слава о нём ходит жутчайшая. Самим с моими коллегами нам столкнуться не довелось, но другие врачи, кому удалось поработать под его началом называли его не иначе как «самодур». – Из-за этого ты плакала? – Ну, конечно! Мне тогда тоже придётся уйти. И другим врачам тоже. Работать под руководством Дегтярёва… так себе удовольствие. Только тяжело, конечно, будет, ведь у меня муж без работы сидит уже второй месяц… – Как… Ты не говорила мне, – пытаюсь вспомнить, говорила она мне или нет что-то на эту тему, и не могу припомнить. Мне стыдно, наверное, я очень плохая подруга, но я слишком растворилась в деле своего супруга и Воронова. – Ты сама завалена работой была слишком сильно, зачем я тебя буду грузить. Марюш, я понимаю, работать с роднёй сложно, и чаще всего, даже не надо. Но уж если так случилось, даже если вы ссоритесь, пожалуйста, не переносите это на работу. И уж совершенно точно не бросай людей. У нас обязательства, кредиты, а мы пошли за тобой, понимаешь? За тобой! Её слова падают, как камни, на мою совесть. Она давит на то, что, если уйду я, людям будет здесь плохо. На то же самое, как я понимаю, утром, когда мой муж набирал Насте он и планировал давить. – Всё, успокойся, я же сказала – никуда не собираюсь. Настя улыбается в ответ и быстро кивает мне. – Насть, – не знаю, как начать разговор. – Ты не удивляйся моему вопросу, но я всё-таки скажу: может быть есть у тебя такие знакомые врачи, чтобы не из наших были… Она смотрит, хмурится. – Какая специализация? – Нарколог, – замечаю, как меняется её лицо. – Нужно проверить человека на наличие в организме запрещённых препаратов. У одного человека из моего окружения расширены зрачки, но главное – поведение неадекватное. Мне крайне важно знать, что с ним всё в порядке и нет повода для переживания. – Я помогу, – Настя кивает. – Но ты же знаешь, зрачки бывают расширены по разным причинам. Впрочем, как и поведение человека. Например, сильный стресс порождает активные движения, потерю самоконтроля и так далее, – перечисляет мне то, что я и сама знаю. И мне так хочется верить, что это правда, что у Артура просто стресс, с которым он не может справится! Потому что, если нет, неприятностей на мою голову будет уже перебор. Понимаю, что мне всё равно не скрыть личность того, кого будут проверять, я открыто признаюсь близкой подруге, что это Артур. Она договаривается со знакомыми врачами провести тесты, и я, успокоившись, что один вопрос решён, спешу в сторону своего кабинета. – О, Марта Викторовна! – вдруг слышу голос. Навстречу мне спешит Воронов. – Здравствуйте! А я вас уже жду, – он спокоен, собран, и, кажется, ничем не расстроен. Его вид вызывает у меня раздражение в эту минуту, но поговорить нужно. – Здравствуйте ещё раз. – Ну что, надеюсь, вы остыли и поработать пришли? Его голос звучит нарочито легко, словно между нами не было вчера конфликта. Он подмигивает, уголки губ приподняты в дружелюбной улыбке, но в его глазах совершенно точно расчётливая внимательность, а не попытка мне понравится. – Да, – отвечаю и тоже улыбаюсь ему. Воронов не скрывает восторга – его лицо озаряется довольной улыбкой, будто он только что получил именно ту реакцию, на которую рассчитывал. Я даже не успеваю опомниться, как он уже рядом. С нами случается дежавю. Его пальцы снова сжимают мой локоть, с настойчивой уверенностью, приглашая меня в сторону моего кабинета. – Пойдёмте, поболтаем. Зачем нам с вами лишние уши и глаза? – Его голос звучит почти интимно, словно мы заговорщики, делящиеся тайной. Через минуту мы уже в кабинете. Воронов подводит меня к столу переговоров, затем делает широкий жест в сторону моего рабочего кресла. – Приглашаю вас, – говорит он с лёгкой театральностью, – вы здесь хозяйка. «Ох уж этот льстец…» – проносится в голове. – Ну что же, – начинает он, садясь напротив меня. – Пора нам без эмоций поговорить. По крайней мере, без отрицательных точно! Как и в прошлый раз, я сказал, что больше всего не хочу с вами ссориться, потому что вы мне нравитесь. Как руководитель. Как медицинский работник. И, если хотите, как женщина! – А вы не могли бы ближе к делу? Со мной не надо флиртовать, я не ведусь на такие штучки, – резко прерываю его, не желая тратить время на церемонии. Ситуация с его дочерью разочаровала меня и в нём, как в человеке. – Да и думаю вы, после того, что я скажу вам сейчас, очень вероятно вообще перестанете мной восхищаться. Скорее, возненавидите. – Даже страшно представить, за что я могу вас возненавидеть! – Для начала прошу показать мне бумаги, которые доказывают, что у моего мужа перед вами долги. И в которые вы, кстати, совершенно незаконно меня впутываете. – Я знал, что вы не поверите мне без бумаг, – продолжает улыбаться Воронов. – Как показал всего один день в моей жизни – никому доверять нельзя, – отвечаю холодно, скрестив руки на груди. – К сожалению… – неожиданно соглашается он, и его голос звучит почти искреннее. Но я не верю в эту внезапную откровенность. Александр Николаевич достаёт из папки договор и кладёт передо мной. Мой взгляд скользит по строчкам, выхватывая ключевые моменты: Наша фамилия, Белов Артур… должен… сумма… сроки… Следом цифры, подписи, печати. Всё выглядит безупречно, придраться ни к чему. И это оригинал, не копия. Ситуация действительно плачевная. Сумма долга Белова меньше стоимости его доли, но это не меняет сути: если Белов не заплатит, Воронов просто заберёт деньги через долю в клинике, как и обещал. Чистая, циничная и жестокая математика наглого бизнесмена. Белов сел в лужу, и сначала, как выражается сам Воронов – он ему руку помощи протянул, а, потом дождавшись нужного момента, хочет утопить в этой же луже. Но главное, что у него, скорее всего, получится это сделать. Только мне надо сухой из этой воды выйти. Как угодно, любыми средствами и способами, но выйти. – Мне нужна копия, чтобы показать юристам, – всё-таки хватаюсь хоть за один малейший шанс, чтобы с договором было что-то не в порядке. – Конечно. Без проблем. Я знал, что вы это скажете. Он тут же протягивает мне второй экземпляр. Он не сомневается ни на миг в том, что делает. Молча забираю бумагу и убираю её в сумку, даже не удостоив его благодарности. – Если это всё, теперь я хочу узнать: так по каким причинам я вас должен возненавидеть? – Я вашу дочку отправила час назад в обезьянник и написала на неё заявление по уголовной статье. Моя реплика звучит спокойно, почти буднично, но эффект – мгновенный. Вижу, как меняется лицо Воронова, и почему-то не могу сдержать ехидную улыбку. – Куда отправили? – переспрашивает Воронов, и в его голосе притворное непонимание, будто он не расслышал. – В обезьянник. Ну, можно и другим языком назвать, если вы, случаем, не знаете, что такое обезьянник. Изолятор временного содержания. Место заключения для нарушителей правопорядка и закона. Так яснее? Он замолкает. Я жду его реакции, готовясь к взрыву и негодованию. Жду как он, спустив на меня всех собак, бросится звонить всем подряд и спасать свою ненаглядную дочь. И Воронов реагирует. Но так, что теперь растерялась я… ---- *** Уважаемые читатели, книга уходит в подписку! Буду рада, если вы останетесь со мной! В следующей главе визуал Воронова Александра Николаевича. Я решила, что наверняка вам интересно на него посмотреть? ;) Напоминаю вам, что все те, кто купил эту книгу, получает возможность приобрести любые другие мои книги по программе «Лояльность». Скидка действует в течение 24-х часов после совершения покупки! Истории вы легко найдёте перейдя по ссылке: Елена Грасс (жми!). Глава 19. Глава 19. Александр Николаевич Воронов, 45 лет. Бизнесмен. Совладелец клиники. Вместо этого, чтобы топать ногами, орать с обвинениями: «Как я это себе позволила!»... Воронов смеётся. Громко. Громче, чем я когда-либо слышала. Его смех раскатывается по кабинету и мне кажется, что стены дрожат от этого звука. Он запрокидывает голову, и я замечаю слёзы, которые выступают у него в уголках глаз. – Что с вами? – не сдерживаюсь, спрашиваю. – Марта Викторовна... Простите, я просто представил всё это. Ларису в изоляторе… – он едва может говорить, задыхаясь от хохота. – Ну что ж… Если до этого я был готов вам аплодировать, то теперь я готов утопить вас в овациях! Рукоплескать, чтобы вы в них утонули! Я в растерянности. Вообще-то, я планировала увидеть его бешенство, его страх за дочь, и, может быть даже его унижение. А он... смеётся?! – Вас что, всё это веселит? – спрашиваю открыто. – Нет, с чего вы так решили? – искренне удивляется. – Просто я в очередной раз вами восхищён. Разве это плохо? – Как вообще вы допустили, чтобы она пришла с вещами в мой дом?! – вырывается у меня. – А я поняла, что вы были в курсе этого! – А что, мне надо было её за руки хватать и останавливать? Она мне все нервы измотала за вечер, чтобы я Артуру разрешил к нам переехать. Мы поругались, Лара начала ставить мне условия, и я предложил ей уйти. И в итоге, как я понимаю, она, глупое создание, ушла жить к вам. А вы её за это в обезьянник! – продолжает хохотать. – Верно? – Да! И так будет всегда, как только её селиконо - манекенное тело появится на пороге моего дома! Она припёрлась в мой дом без зазрения совести и начала расставлять свои банки-склянки с духами и кремами. Это не вы её такой бессовестной, случайно, воспитали? – Да, не ожидал от неё такого. Ну ладно, идиота себе выбрала, но самой то… не противно приходить в дом, где жена любовника живёт? Но думал, в гостиницу поедут. Вот дура…Ну что же, в таком случае раз она так сделала, я хочу извиниться перед вами за Лару. Признаю, она виновата перед вами. И глупа, если хотите. Мы разбаловали нашу дочь, согласен. – Это не избалованность, а распущенность. Ваша дочь наверняка знает, что спать с женатыми мужчинами нельзя! И уж тем более идти жить в дом, где, как ты только что сами сказали – живёт жена её любовника. – Ну, не могу же я ей это запретить, – он усмехается, но смех этот какой-то нервный теперь. Кажется, я его всё-таки оскорбила. – Что я должен был сделать? – Запретить ладно, согласна, в таком возрасте не можете. Раньше надо было думать об этом. Воспитывая, прививая ценности, например, мама её, жена ваша ей не рассказывала, что такое хорошо и что такое плохо? – Не знаю, – пожимает плечами, даже не задумываясь. Теперь он уже не смеётся. Глаза Воронова опущены и смотрят на стол, когда я говорю ему это. Его пальцы начинают нервно стучать по нему, отбивая какую-то мелодию. Неужели ему на самом деле стыдно за неё, хотя он очень усердно пытается это скрыть? – А вы что, участия в её воспитании не принимали? Или, как многие отцы, зачав, решили, что ваша миссия выполнена? На эти мои слова он неожиданно резко поднимает на меня глаза, хмурится, но потом снова начинает улыбаться. То, что Воронов умеет владеть своими эмоциями, это факт. Такие мелочи, на которые я обращаю обычно внимание не многие обращают. Я смотрю на лица людей, как правило, по профессиональной привычке. Потому что люди с больным сердцем имеют признаки болезни уже на лице. Поэтому я всматриваюсь часто именно в лица. – Или… А, я, кажется, поняла! – продолжаю размышлять. Неожиданно мне приходит мысль в голову, что Воронов, возможно, сам имеет любовницу, и для дочери это нормально – видеть такие отношения?! Сам не без греха? Просто прикидывается человеком с чёткими и правильными жизненными устоями? – О чём вы? – Например, что у неё пример для подражания есть… – Вы обо мне? Мол, у меня самого рыло в пуху, и она с меня узоры срисовывает? – прямо, откровенно удивляется. Воронов от такого предположения снова заходится весёлым смехом, и я совершенно точно понимаю, что он искренен. – Да, я многое упустил, но нет, я не пример для подражания в этом вопросе. – В любом случае, если бы моя дочь спуталась с партнёром своего отца, да ещё и женатого, я бы… я бы… – задыхаюсь в возмущении. – Что бы вы? Ну, расскажите, чтобы вы сделали?! – глаза Воронова загораются нескрываемым интересом. Он придвигает кресло к моему столу и ждёт заинтересованно моего ответа. Опускаю лицо, не зная, что ответить. Надо успокоиться, я слишком возбуждена и взволнована. Нельзя при нём так себя вести, я же не планировала ему открывать свои эмоции. – Я, кажется, придумал: а давайте вы запретите? – О чём вы? – Всё просто. Давайте вы ей запретите встречаться с вашим мужем? Ну, раз вы уверены в том, что всё знаете в этой жизни. Если нам с её матерью не удалось Лару воспитать, а вы воспитали отличную дочь, возьмитесь за её воспитание вы! Отвоюйте мужа у этой девчонки! Вон, за пару часов мою дочь даже в обезьянник умудрились засунуть, избавившись от конкурентки! – Это не избавление от конкурентки! Хватит шутить! И вы правда реально думаете, что я из тех, кто будет бороться за мужика? – Да, вы правы, это не про вас. Ладно, не так я выразился, признаю, – думает, подбирает слова. – Наверное, правильно будет сказать: проучите её! Проверим, что победит: ум или молодость?! Насколько сильно у неё будут работать мозги, чтобы сопротивляться вам. Замечаю, как глаза Воронова загораются. Богатый ублюдок явно решил развлечься… Молчу несколько минут, пребывая в шоке от услышанного. – Вы ненормальный… С чего я должна с кем-то воевать? И кого-то воспитывать?! И я не поняла, вы так спокойно отреагировали на то, что она в обезьяннике. Почему ещё здесь? – А где я должен быть? – Спасать любимую дочь. – У неё мужик есть, она к нему жить ушла, пусть спасает он, – равнодушно отвечает, и я вижу, что это равнодушие не наигранное. Он правда в это верит. – А она пусть смотрит и делает выводы, если простые разговоры не помогают. Сижу пару минут в растерянности, потому что в моей голове совершенно другое поведение представлялось со стороны Воронова. Он удивляет меня всё больше и больше. Он же, как я поняла, так любит дочь, а сейчас сидит и ничего не предпринимает, чтобы вытащить её оттуда. – А когда её выпустят, – меня волнует ответ на следующий вопрос, – вы позволите её вернуться домой? Я не верю, что Лариса насколько идиотка, чтобы возвращаться после изолятора временного содержания в мой дом снова. Неужели теперь моя жизнь будет состоять из того, что я буду воевать за собственное жильё? И всё это будет длиться, пока не будет приговора суда или мы не разъедемся с Беловым?! – Вряд ли, – пожимает плечами. – Пусть живёт где хочет, пока не поумнеет. – Почему? – Потому что мне надо, чтобы она кое-что поняла. Она стала слишком много своевольничать. – Я не верю, что вы не можете совладать с собственной дочерью! Пока я пытаюсь доказать ему, что его дочь не мои проблемы, в кабинет без стука заходит девочка возраста лет семи. Замечаю, как Воронов, увидев девочку, напрягается. Он сначала смотрит на девочку, затем на меня. Александр Николаевич совершенно точно не планировал мне показывать этого ребёнка. Девочка идёт к Александру Николаевичу с абсолютной уверенностью. Её движения спокойные, и в них нет ни капли робости. – Здравствуйте! – говорит мне, и я ей киваю на приветствие. – Вот я тебя и нашла! – теперь обращается к Воронову. Ещё мгновение и её руки обвивают его плечи с такой естественностью, словно они всегда должны были лежать именно здесь. Александр Николаевич даже не вздрагивает, смотрит на неё и в его проскальзывает что-то мягкое и нежное. А я смотрю на неё и понимаю: черты лица у девочки такие… знакомые. То ли в скулах, то ли в изгибе бровей – что-то неуловимо «Вороновское». – Малышка! Ты убежала от тёти Любы? Я же попросил тебя с ней поиграть, – говорит ласково и сажает её к себе на колени. Мгновение и я понимаю: да она же его копия! Получается, у него есть ещё одна дочь? А я всегда была уверена, что у него только Лариса. Глава 20. Глава 20. – Прости… – сразу же начинает извиняться в ответ малышка. – Я заволновалась, что тебя долго не было. Думала, ты оставил меня одну… – вижу, как девочка опускает глаза и губы начинают трястись. – Милая, никогда на свете я не оставлю тебя! – Ладонь Воронова ложится на её спину, гладит мягко, успокаивающе. Он отвечает ей коротко и твёрдо, и в его словах, даже несмотря на эту твёрдость нет холодности. Наоборот, в его взгляде и словах читается что-то очень тёплое и нежное. Я даже теряюсь, что вижу именно такого Воронова. – Можно мне ещё минут десять с этой красивой тётей поговорить и поедем обедать. Что ты хочешь? – они ведут свой спокойный диалог, словно меня здесь нет. – А ты что хочешь? – спрашивает она в ответ, и в её голосе, как мне кажется, слышится не детский каприз, а что-то более глубокое. Будто малышке действительно важно его мнение. – Я хочу, что ты хочешь. Давай вместе придумаем, что мы хотим? – Ты же моя девочка, – целует её ласково в голову, и она расцветает от этой ласки. Воронов спускает ребёнка с рук, поправляет платье и показывает на выход. – Беги, милая, я скоро приду. – Это… – нескромно пристаю к нему с вопросом, – это чей ребёнок? – Мой, – короткое слово. – Марта, давайте вернёмся к нашему разговору, – сразу же обрубает вопросы Воронов. От добродушной улыбки не осталось и следа. Он смотрит на меня, и я вижу, как его взгляд меняется. Ещё пару секунд назад в нём было тепло, а теперь лишь лёд, айсберг. – Я уже забыла, о чём мы говорили, – признаюсь, до сих пор пребывая в растерянности. – Мы говорили, что я не буду Лару выручать из обезьянника. Это первое. И я не позову её обратно домой сам. Это второе. Здесь дело принципа! Моего принципа! Она не ценит то, что я для неё делал все эти годы. Поэтому обратно сам, я, лично, – делает на этом акцент снова, – принципиально теперь её не позову. Мне надо её наказать за дурость, и чтобы она наконец-то начала включать мозг, и ценить то, что имеет. Мне важно, чтобы она осознала свои ошибки. – И вы хотите это сделать моими руками? Вам не стыдно вообще?! – Я бы так сказал: с вашей помощью! Вот это будет точнее! Мне выдалась прекрасная возможность, почему нет? Плюс, мне категорически важно, чтобы она рассталась с Беловым. А без вас мне никак не ускорить этот вопрос. Вы со своей стороны, я со своей. Чуть-чуть и их расставание неизбежно. – Зачем? В чём принципиальность их разлучить? Пусть живут, раз любят друг друга и счастливы. Но не в моём доме! Я подам на развод в ближайшее время. Или вы как отец своей дочери счастья не желаете? – С ним – нет! Он такой же бестолковый как и она. – Отомстить ему хотите за предательство в партнёрстве? Воронов, когда речь идёт про поведение его дочери и Белова, говорит резко, громко и безапелляционно, словно отрезает, показывая мне свою чёткую позицию на этот счёт. Теперь я стараюсь его разговорить, раз его так волнует ситуация. Чем больше информации, тем лучше. – Да, это в том числе. Хочу! – Знаете, вы говорите всё это, а мне на ум приходит поговорка. Она словно о вас, – улыбаюсь. – Интересно! Какая же? – Я ведь еду, еду не свищу, а наеду не спущу. Воронов кивает одобрительно на такое сравнение. – Марта Викторовна, поверьте, я не злой человек, и, наверное, смог даже понять их, если бы он не был женат, они не действовали за моей спиной, и он не был игроком. Но когда меня предают, сами понимаете… – Понимаю, конечно, – и не вру. Я сама оказалась в ситуации, в которой никак даже в самом страшном сне не думала оказаться. – Знаете, я ведь последние сутки тоже про всё это только и думаю. И у меня о нас с вами сложилось чёткое представление. – Надо же! Интересно, какое? – В моём понимании мы сейчас в одной лодке. Только ваш враг моя дочь, а у меня ваш муж. Предлагаю думать вместе, как нам выйти из этой ситуации выход. Супруг ваш вцепился в Лару мёртвой хваткой и совершенно точно не отстанет. Конечно, девка огонь во всех смыслах, я его понимаю, как мужика, но это ничего для меня не меняет. Делает паузу, думает, подбирает слова. Он откровенен, потому что я ему важна, нужна и выгодна сейчас. Даже здесь он рассуждает как бизнесмен. Если изначально Александр Николаевич думал заставить меня отрабатывать долги за мужа, то теперь он понял, что я ему могу помочь не только в денежном вопросе, но и в другом. И как мне кажется – более принципиальном и важном для него. И давить на меня нельзя, я показала это. Со мной надо дружить и ладить. Воронов это принял и понял, чему я бесконечно рада. Пока я не до конца понимаю в чём эта принципиальность в отношении этой парочки, но постараюсь всё-таки разговорить его. Ну, и про девочку мне, конечно, интересно. Кто она ему? – Да, я в итоге намерен вернуть Ларису домой, но через осознание себя и своих ошибок. Пора уже, моё терпение кончилось. – Воронов вырывает меня из собственных мыслей. – Чтобы наконец-то она выбрала другие приоритеты в жизни, нежели только спускать заработанные мной деньги. Я многое пробовал, старался помочь ей. Но надо признаться – я действительно, плохой воспитатель для своей дочери оказался. – И как это сделать? – Вчера я понял: единственное, что мне остаётся – это сделать их жизнь невыносимой. Любыми способами, средствами, возможностями. – Вашу позицию проучить непослушную дочь я поняла. А какой у меня в этом интерес? – А вы, оказывается, не только отличный врач, но и бизнес-леди! – словно восхищается и снова начинает улыбаться. – Ладно, понял… – он постукивает пальцами по столу, словно обдумывая мои слова. – Интерес… Ваш интерес… Надо подумать... Какой у вас может быть интерес… Материальный подойдёт? Я вам ничего другого всё равно предложить не смогу. – Покупаете меня? – Нет, почему же. Не надо так это воспринимать и оскорбляться. Я, если вы поняли, прежде всего бизнесмен. В бескорыстность людей я давно уже не верю. Никто за бесплатно в этом современном продажном мире стараться не будет. Так что, нет, это не попытка вас купить. Это попытка заключить взаимовыгодный контракт. Так устроит вас? Расскажите мне, что вы хотите взамен. Его слова про мой интерес неожиданно направляют меня в самое правильное русло из всех возможных. В голове вдруг возникает идея, о котором я пару дней назад даже не думала и мечтать не могла. – Даже не знаю стоит ли ... – делаю вид, что усердно думаю чего бы такого мне от него попросить. – Вы словно сомневаетесь... Или не знаете, чего хотите? – Знаю. Но, разве я могу вам доверять? – Почему нет? Договор мы оформим, если хотите. А что ещё нужно, чтобы вы смогли мне совершенно точно довериться? – Меня почему-то не покидает чувство, что вы что-то недоговариваете, – вглядываюсь в его лицо, хочу какую-нибудь подсказку, что я права. – Например, для меня открытие, что у вас есть ещё одна дочь. А об этом, как я понимаю, никто и не знал! Водите всех за нос? Где гарантия того, что вы и в истории с Ларисой не делаете тоже самое? – Умозаключения у вас интересные, – смеётся. – Тогда расскажите мне всю правду, – желаю знать полную информацию о том, что происходит, словно ощущая, что она может что-то изменить для меня. – И мы сможем договориться? – Пока не знаю. – Нет, мне нужен ответ «Да, сможем». – Говорите, – отрезаю безапелляционно. – Клянусь, за пределы моего кабинета ничего никуда не выйдет. – Давайте так, я сейчас с Лизой пообедать съезжу, отвезу её домой, и вернусь. А хотите, можете с нами пообедать? – Нет, нет, спасибо, – не хочу с Вороновым лишних контактов сейчас. Он для меня крайне непонятен пока. Хочу осмыслить всё то, что он мне сказал. – Ну, как хотите. Я приеду часа через три. А вы придумайте про «договориться». У вас шикарная возможность получить от меня, например, кучу денег! – настаивает он. – Найдите что-то такое, что вдохновит вас согласиться на моё предложение! Глава 21. Глава 21. Пока не было Воронова, я быстро пошла искать Любовь, но она уже ушла. Её смена закончилась. Мне сказали, что она и девочка уехали. Александр Николаевич предложил Любе подбросить её до дома, и та согласилась. Всё это время я думала как сделать так, чтобы сначала он рассказал мне свои тайны. Ну а потом я буду решать насколько можно обнаглеть и потребовать то, что я хочу. Он вернулся через три часа, как обещал. Пунктуален, ничего не скажешь. Садится напротив, смотрит на меня пристально и несколько минут молчит. Не знаю, о чём его мысли в этот момент, но его тяжёлый взгляд заставляет меня ёрзать на стуле. – Ну что, придумали, чего вам хочется больше всего остального? – Придумала, – говорю, чувствуя, как сердце колотится бешено. На лице моём непроизвольно растягивается улыбка. – Говорите. – Нет, сначала вы. На этот раз я хочу вам уступить. – Хорошо. Я думал, с чего начать, но начну с главного. А следом, остальное станет ясно. Но помните: моё откровение остаётся только между нами. – Да, обещаю, между нами. – Эта девочка, что заходила к вам в кабинет – дочь Ларисы. Вот так, в лоб, без предупреждения! – Как Ларисы… А я думала, что ваша… Вы сказали: «Это ребёнок мой». – Да, мой ребёнок. Самый родной, самый любимый, она мне не просто внучка. Она мне… самый близкий человек на этом свете. – Погодите, простите… – аж дыхание перехватывает у меня от непонимания ситуации, – но Лариса у меня в ординатуре работала, и сейчас я на работу её принимала. Нигде в документах не было указано, что у неё есть ребёнок. Судорожно начинаю вспоминать, что я точно подписывала недавно документы на её оформление на работу, но, чтобы хоть что-то о ребёнке было, нет, ни слова. Я не могла бы не заметить! Плюс мы с коллегами в перерыве не раз говорили о детях, но Лариса о своей дочери ни разу не упомянула. Ни словом, ни намёком, ничем-то другим. – Конечно вы не увидите её в документах Ларисы. Девочка оформлена на меня. Правда, вы первая, кто узнаёт об этом. Но сейчас я обещал быть с вами честным и откровенным. Вот, я весь перед вами, Марта Викторовна. – И теперь вам придётся меня убить, раз я знаю вашу главную тайну? – пытаюсь разрядить обстановку, скрывая тем самым своё замешательство. – Я бы предпочёл на вас лучше жениться. Вы совершенно точно штучный экземпляр. Только дураки таких женщин упускают и отпускают, – бросает мне в ответ шутку на мою. – Не понимаю, вы флиртуете со мной? – Нет, я констатирую факты. Не более. – Ясно, – перевожу дух. – Но почему на вас девочка оформлена? – возвращаю его к главной теме. – Потому что… Александр Николаевич не может впервые подобрать слова, чтобы выразить свои эмоции. Такого Воронова я не видела ни разу за всё то время, пока мы так или иначе пересекались по рабочим вопросам. – Девочку хотела опека забрать. Я добился переоформления на себя, когда моя дочь бросила Лизу одну на два дня, живя отдельно. Она ушла гулять с друзьями, оставив только воду на столе и кусок какой-то булки. Лизу обнаружила домработница, которая пришла убирать квартиру. Никто из соседей даже полицию не вызвал, когда ребёнок плакал. Полное равнодушие… – замечаю, как он хмурится. – С того времени Лиза оформлена как моя дочь и у Ларисы нет возможности манипулировать мной через своего ребёнка. – Какой ужас! – выдыхаю. – Простите, что я это говорю, но... – А вам не за что извиняться. Вы правы, ужас. Понимаете… у Лизы есть мать, но её словно нет. Девочка ей не нужна. А Лизе как раз мать очень нужна, к сожалению. Как бы мне хотелось оградить внучку от Ларисиного равнодушия… Если бы я только мог… Деньги не все проблемы способны решить. Мою вот точно не могут. Я стараюсь быть для Лизы и папой, и дедом, и матерью, если хотите. Но она всё время ждёт эту кукушку. – А Лариса, она… – А Ларисе плевать! Она то приходит, то уходит, то вспоминает про девочку, то забывает, словно нет её. Я потому и выручать её не хочу сейчас. Мне надо, чтобы она поняла: игр больше не будет, послаблений тоже. И прощения в том числе. Больше ходить туда-сюда не позволю. Либо она возвращается и осознанно с дочкой живёт, либо пусть уматывает навсегда. Лара родила её, когда ей было семнадцать. Я не знаю даже, кто биологический отец Елизаветы. Я много раз помогал Ларе, вытаскивал из передряг, умолял, чтобы она вспоминала о малышке, но моя дочь продолжает жить праздной жизнью. Воронов меняется прямо на глазах. Замечаю, как он опускает лицо и больше не смотрит на меня. Даже плечи, кажется, опали. Но уверена, что он скоро снова их распрямит, чего бы ему это ни стоило. – Да, открытие… – я говорю теперь тихо, потому как представляю всё то, что рассказывает мне Александр Николаевич. – Но… простите, вы что, хотите заставить её любить дочь? Так не бывает. – Нет, заставить любить невозможно, но времени уделять совершенно точно можно больше! Не мужикам, а дочери! – А что вы сказали девочке, пока Лары нет сейчас дома? – Что и обычно: у мамы разъездная работа. Лариса часто пропадала и раньше, пришлось придумать небылицу. Моя дочь уходит не прощаясь, и ребёнок ищет причину этого ухода именно в себе, а не в своей непутёвой матери. Пора с этим закончить. Это последний шанс. Или на выход, или остаётся с дочерью и больше не бегает. Мне даже сложно представить всё то, что говорит мне сейчас Александр Николаевич. У меня сразу же как девочка вошла, и он обнял её, сложилось впечатление, что она ему важна и он её очень сильно любит. Но что он борется с собственной дочерью за психику этого ребёнка и Ларисе девочка не нужна… Для меня это что-то за гранью. Кстати, Белов никогда не рассказывал мне про эту девочку. Знал ли он о ней. – А мой муж знает про девочку? – сразу же спрашиваю. – Да. Он видел её у нас в доме, и Лара, как я понял, ему про неё рассказывала. Она требует, чтобы я разрешил им жить у нас с Беловым, но сколько можно издеваться над ребёнком?! Воронов срывается в злости и бьёт кулаком по столу, но затем понимает, что переборщил. – Простите… сорвался. Просто это… это моя боль. Моя дочь – моя боль! Я признаю, что она мой самый провальный проект в жизни, если можно так выразиться. Я чего только не придумывал, чтобы она была возле дочери, раз Лиза в ней так нуждается. Но всё сводилось к деньгам. – И вы планируете её дальше спонсировать? – Возможно. А что делать? Но только её при условии, и без Белова! Моё чёткое мнение, что они очень плохо влияют друг на друга. Лариса пару лет адекватная была, я нарадоваться не мог. Даже клинику ей купил, когда она закончила медицинскую академию и захотела работать. Ну, думаю, перебесилась! Сердце в радости заходилось! Но Белов появился, они спутались, и всё, она снова вразнос пошла. Про дочь забыла, что ребёнок плачет, наплевала. И ей даже не важно главное: Лиза подрастает и скоро поймёт, что кроме денег и сменяющихся дядей, которых она приводит в дом – маме ничего больше не нужно. Я не могу допустить этого. – А что такого страшного, если в жизни Лары появился мужчина? Но нормальный, естественно. Она что, ради дочери собой жертвовать должна? – Нет, конечно, нет. Просто у нас уже жил три года назад такой как Белов. Я разрешил ему переехать к нам, думал, как-то повлияет это благотворно на Ларису. Мол, семья появилась и так далее. Но не тут-то было. Мои охранники рассказывали, как они куролесили прямо при Лизе. Точнее, пытались. Хорошо, что охрана успевала девочку увести. Так что… Вчера Скворцов. Сегодня Белов. А завтра кто? Хватит таскать в дом неизвестно кого. Делает паузу, вздыхает, и у меня складывается чёткое впечатление, что он очень устал от поведения своей дочери. – Видите, не такой уж я удачливый, как мы мне однажды сказали. Как-то вы восхищались, что у меня всё легко получается. Вот, – разводит руками, – далеко не всё. Из него неожиданно вырывается какой-то странный смешок. Но мы находимся в ситуации, где совсем несмешно. В этот момент мне кажется, что Воронов пытается убедить меня: у него всё отлично, но я вижу, что весь его вид, мимика, глаза кричат об обратном. Словно… он запер где-то внутри боль и прячет её. И главное – у него получается! Но теперь я стала её отчётливо замечать после его признаний. Его боль теперь мне видна в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждой фальшивой ноте голоса. Он смотрит на меня, и в его глазах читается усталость и разочарование. – Так что мы с вами, получается, две пострадавшие стороны. Я знаю, вы обижены на меня за моё поведение, но, Марта Викторовна, я ведь на самом деле всё что говорил вам недавно – это всё не для вас, а для него. – То есть? – Я унижал и запугивал его, а не вас. Просто методы применял ... нечестные, скажем так. Это методика, когда запугивают через близких. Просто мне надо было надавить побольнее, посильнее, чтобы он показал себя во всей красе. Нужно было понять, насколько и чем он дорожит. – А он мной… – Да, он вами прикрываться, как живым щитом стал. Я был в шоке, но всё-таки думал в тот момент: сейчас Лара посмотрит на него и разочаруется, какой он ублюдок. Но этого не произошло. В итоге единственный человек, кто гордо поднял голову в этой ситуации – вы! В тот момент я в очередной раз убедился: вы удивительная! Воронов говорит всё это, но затем осекается и замолкает. Его слова звучат как комплимент, и я невольно опускаю глаза. – Как же получилось так, что вы вырастили такого монстра? – срывается с моих губ. – Я тоже живу в первый раз, как все люди. И тоже совершал ошибки. Наверное, это расплата. Ну и деньги. Много денег. Они плохо повлияли на неё. Лариса долгое время не жила со мной. Её воспитывала мать, а она, как вы сами поняли – характера по отношению к Ларисе не имеет. Да она, в принципе, вообще характера не имеет. Мы были молоды… – замолкает. – Ну ладно, думаю, для начала достаточно. А то как -то совсем слезливо получается. Плюс эту информацию теперь вам переварить надо. Видели бы свои удивлённые глаза! – возвращается «искусственный» Воронов. Киваю. Я согласна. Мне всё это надо переварить. – Давайте теперь про ваш интерес, если вы решитесь на помощь мне. Я готов отдать вам многое за то, чтобы они расстались, и чтобы вы помогли мне. Говорите! – Хорошо, – делаю глубокий вдох. Ситуация, конечно, за гранью, и я совершенно точно не планировала узнать такое о его семье. Но раз уж я решила, что попрошу взамен за возвращение его блудной дочери, отступать не вижу смысла. Была не была… – Говорите, не стесняйтесь. Сколько вы хотите денег? – Я хочу не денег. – А чего? – не понимает меня пока. – Я помогу вам в вашем вопросе, а вы взамен подарите мне клинику. Замечаю, как Воронов замирает в удивлении, и теряет дар речи после моих слов. Его лицо выражает шок, и я вижу, как он пытается осмыслить то, что только что услышал. Глава 22. Глава 22. – Всю? – практически давится словами, услышав такое предложение. – Вы хотите всю клинику?! Его голос звучит хрипло, будто в горле застрял ком. Глаза расширяются в удивлении, руки непроизвольно сжимаются в замок, словно так он закрываются теперь от меня. – Да. Хотелось бы сказать «Да, всю», – мой ответ звучит холодно и чётко, без каких-либо колебаний, – но я понимаю, что это слишком, и не буду наглеть. Особенно в свете событий, о которых я узнала, что вы всё это делаете ради девочки. Моя доля там уже есть автоматом. И вы преподнесёте мне ещё одну в качестве щедрого дара. И того получается половина. Но только я прошу вас в дар вашу долю, не моего мужа. Потому что его доля пока сомнительна. Зачем я буду переживать из-за этого? Для любых последующих действий у меня должны быть гарантии. Сами понимаете. – Понимаю, – кивает. И теперь уже серьёзен. – Уговорите жену дать согласие на дарение мне вашей части. Объясните ей, что к чему, и если ей дорого будущее собственной дочери… – Вы… серьёзно всё это говорите? Не шутите? – уточняет на всякий случай. – Давайте лучше деньгами? Его взгляд впивается в моё лицо, сканируя, ища хоть намёк на шутку, на игру. Может, он ждёт, что я вдруг рассмеюсь, подскочу и скажу: "Да ладно, я пошутила!", но, естественно, я не шутила. Какие уж тут шутки, когда ставки так высоки. Воронов сидит ошарашенный, он явно не ожидал такого поворота. Возможно, даже сейчас, в эту самую секунду, он проклинает тот момент, когда решил связаться со мной и начать откровенничать о своей сложной ситуации. Но как бы оно ни было – менять что-либо поздно. – Естественно. Абсолютно. Мне не до шуток уже со вчерашнего дня. Вся моя жизнь перевернулась вверх дном. И ваша дочь тому в том числе причина. – Ну не она, так кто-то другая. – Вы хотите поговорить сейчас об этом? – Нет, мне достаточно разговоров. Внутри всё сжимается, сердце бьётся так громко, что, кажется, он может его услышать. Но я не дрогну и предложение своё не поменяю. Он смотрит на меня и молчит. Я тоже молчу. Мы просто сидим и сверлим друг на друга взглядом, не говоря ни слова. Не хочу казаться ему неуверенной в своём требовании. Медленно расправляю плечи, вспоминаю, как держатся те, кто никогда не сомневается. Подбородок чуть выше, взгляд – холодный, прямой. Спина ровная, будто стальной стержень проходит через мой позвоночник. Чуть приподняв нос, выражаю глазами безапелляционность своего выбора и предложения. И Воронов, видимо, это замечает. – Да-а-а… Дорого мне обойдётся моя откровенность… – продолжает. – За всё в этой жизни надо платить. В душе мне стыдно торговаться при таких условиях, когда на кону счастье ребёнка, но, с другой стороны, я тоже в безвыходном положении. Да и, в конце концов, не так уж много я требую, чтобы он получил взамен того, чего хочет. Мне тоже нужны гарантии, особенно если учесть, что война с Беловым у меня продолжится. Я, конечно, не уверена, что Воронов совершает правильные действия в отношении дочери, потому что любить заставить невозможно. Но раз он так решил, что хочет с моей помощью что-то заставить её осознать, – значит, пусть платит за это. Я ничего ему не должна, в конце концов. Я не воспитатель, не учитель, не надзиратель, чтобы без серьёзного интереса сражаться с похотливой парочкой и впускать их в свой дом, если придут снова. Кстати, а это основной вопрос после вопроса с ценой за битву. Если Александр Николаевич согласится, – это уже очень большая победа для меня в той ситуации, в которой я нахожусь сегодня. – Ну что? Как? Готовы заплатить такую цену? Если согласитесь, естественно, это будет не на уровне «поболтали – разошлись», а нам надо будет подумать, как оформить всё так, чтобы я не боялась, что вы меня обманете, – продолжаю, пока он сидит в шоке. Говорю твёрдо, но внутри меня самой на самом деле всё сжимается от напряжения. – Я не имею привычки кидать людей, – резко обрубает, и, наверное, да, я сказала это зря. Такие, как Воронов действительно не обманывают. – Ну вы как бизнесмен сами должны понимать: смысл мне вкладывать душу, если не будет какого-то такого интереса, за который буду биться до последнего? – Логично, – неожиданно соглашается он. – Ну что же… Да, готов. Замираю, растерянно глядя на него. Признаться, я шла ва-банк, потому что мне особо и терять-то нечего. Ничего не осталось из-за предательства и слабостей моего мужа. Но никак не могла подумать, что он с такой лёгкостью согласится. – В чём подвох? Слишком просто! – А вы думали, я торговаться с вами начну? Нет подвоха, – он пожимает плечами, и в его голосе звучит искренность. – Если вы ещё так и не поняли, масштаб нашей сделки велик для меня. На кону счастье моей внучки. Это дочь я потерял, а у внучки будущее впереди. Я обязан сделать его счастливым. Если хотите, это моя отработка, бумеранг, как модно сейчас говорить в обществе. Кроме того, если говорить про клинику, во что она превратится, если управленца нормального здесь не будет? Вы же уйдёте из неё, если я вам откажу. – Ну, естественно! – Про оформление… надо думать. Хм… – трёт подбородок. – А губа у вас не дура… Хорошо хоть решили не всё отобрать. Но у меня взаимное условие есть. – Не много ли условий?! – Нет, в самый раз. Мне надо, чтобы вы продолжили работать здесь хотя бы год. Я увеличу вам зарплату как стимул к труду в таких кабальных условиях, где рядом будет ваш муж и моя дочь. – Я планирую её уволить, сразу говорю! – Если найдёте за что, я не против, – отмахивается, – учить так учить! – Я останусь. – Ещё… – Ух, даже страшно! Горшочек не вари! Воронов улыбается. – Запишите себе здесь, – приставляет к своему виску палец, – мы с вами не враги. Прошу забыть всё то, что я вам плохого говорил. У меня к вам нет ни одной претензии. Нам с вами ругаться нельзя. – Помню, помню, мы в одной лодке. В свете таких событий у меня тоже к нему претензий становится всё меньше и меньше. Главное, чтобы он сдержал своё слово. Надо признаться, у меня сегодня неожиданно отличный день даже несмотря на тот сюрприз, что подкинул мне Белов! Неожиданные и непредсказуемые результаты! И какие масштабные! Когда я говорила ему, что я хочу, была уверена: он разозлится. Но, на удивление, нет, Воронов спокоен. – Надо только подумать, как и где вы будете жить. Давайте я сниму вам квартиру, им снимать не согласен. Если Белов приведёт её снова в ваш дом, вы сделаете вид, что сдались и готовы уйти сама. Но поставите условие, что будете приходить тогда, когда вам захочется или будет нужно! Так сказать, проверять обстановку. – Такой вариант, признаться, для меня не очень хорош. Надо думать, – теперь озадаченно тру виски я. – Сегодня я была уверена, что в моём доме их никогда не будет… – Ну не жить же вам с ними в одной квартире, в конце концов?! – теперь совершенно серьёзно удивляется Воронов. Улыбаюсь. Хотя, если честно, я пока сама не могу ответить на этот вопрос. Глава 23. Глава 23. Вчера я готова была сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть самодовольной ухмылки Воронова, не стоять с ним рядом, не общаться и не встречаться. Каждый его взгляд при встрече, каждое слово – всё выводило меня из себя. Воронов всегда казался мне эдаким циником, который наслаждается своим превосходством и чужими слабостями. Я не раз злилась на него за его улыбку, когда надо бы было быть серьёзным, и не раз удивлялась, как он мгновенно собирался при необходимости. А сегодня… Сегодня всё перевернулось. Больше всего, пожалуй, на данный момент в его откровениях о дочери меня поразило, что Воронов не оправдывался, не искал причин, чтобы себя обелить. Он просто говорил: да, я виноват, моя дочь – моя боль, и многое другое, что обычно мужчина никогда не скажет. Мужчине, как правило, будет быстрее и выгоднее переложить ответственность за неудачно воспитанного ребёнка на его мать, чем признаться в собственных ошибках. И ведь я реально видела ту боль, которую не скрыть даже за самой толстой бронёй. Теперь я не знаю, что думать о нём, и не понимаю, как к нему относиться. Но одно ясно точно: теперь он не вызывает во мне той яростной неприязни, как раньше. И это… странно, непривычно и даже как-то, кажется, нелогично в свете всех тех событий, которые были у нас буквально ещё вчера. – Ну не жить же вам с ними в одной квартире, в конце концов?! – теперь совершенно серьёзно удивляется Воронов. Улыбаюсь. Хотя, если честно, я пока сама не могу ответить на этот вопрос. – А почему нет? – Вы шутите, да? – у нас сегодня с Вороновым день удивлений. То я его удивляю, то он меня. – То есть вы готовы остаться с ними в одной квартире?! Конечно, не без сомнений, но теперь мне этот вариант кажется отличным. Друга надо держать близко, а врага ещё ближе. – А почему бы и нет. Если мы договорились о доле в клинике, у меня есть настоящий стимул для того, чтобы потерпеть вашу дочь немного в своём доме. Только надо подумать, как сделать так, чтобы они оба снова захотели туда вернуться. – У вас прямо глаза горят! – Да, так и есть. – Во мне просыпается доселе неведомое чувство азарта, смешанного с ненавистью к этой парочке. – Теперь мне всё это даже становится очень интересно. Ну что ж... Хорошо. Как вы меня просили, я её проучу... Но вы не вмешиваетесь! Это моё встречное условие! – Договорились! Только без перегибов! – протягивает мне руку для рукопожатия. – А то мне уже страшно, когда я смотрю на ваше довольное лицо. – А это я буду решать сама, – игнорирую её. – Вы пообещали не вмешиваться. Держите слово, вы же бизнесмен. Хотя, если честно, я думаю, мне и усилий самой прилагать не понадобиться, она сама себя уничтожит. – То есть? – напрягается. – Никакого физического насилия… Я её к дочери возвращать собираюсь. – Да что вы! Ещё не хватало неприятностей из-за неё наживать! Не пугайтесь вы так, я о самой простой бытовухе. Мой муж - фанатик чистоты и порядка, справится ли она с такой трудностью? Вы дочку приучали к порядку в доме? – Боюсь, что нет. – Отлично, – киваю довольно. – В этом случае как раз радоваться надо, а не бояться. Для меня то, что мне нужно! Воронов замечает входящий звонок, но сбрасывает. – Рассказывайте дальше, – заинтересованность и тот же азарт что у меня скрыть невозможно. – Только если вы решили кардинально подходить к возвращению дочери, не позволяйте забрать ей вещи из дома, – хочу продумать каждую мелочь, которая может повлиять в будущем. – Ни денег, ни украшений, ни дорогих шмоток, ничего другого. Пришла в одних трусах с двумя платьями и блузками, вот пусть в них и остаётся. На работу ходит в том, что в сумках принесла. Она должна ощутить всю реальность проживания с человеком, который не шибко думает о благополучии других людей. Ей, вероятно, придётся самой о своём благополучии заботиться. Понравится ли… – Хорошо, – кивает. Мы просидели около часа, обговорив все детали и с юристами, продумав, как всё оформить. До конца, конечно, я не верила, что Воронов согласится на моё предложение, но он был совершенно спокоен. Кроме этого, мы обсудили и жизнь его дочери с моим мужем. Условия были жёсткими: он полностью прекращает её финансирование, не позволяет пользоваться домом, охрана не пускает её, никто не ездит ко мне домой из охраны, домработниц, поварих, и не подкармливает эту девицу. Когда мы наконец расстаёмся, я чувствую, как будто только что вышла из боя. Но это был бой, который я выиграла, хотя всего пару дней назад была уверена, что проиграла по всем фронтам. Главное, пережить завтрашний день. Если он не передумает за ночь, значит, полдела уже будет сделано. Несколько часов я снова брожу по улице, наслаждаясь пением вернувшихся птиц, свежим воздухом, позволяя себе ещё раз всё проанализировать. – Марта! – звонит мне подруга. – Экспресс-анализ твой муж прошёл. Он чист как стекло. Нет ни единой причины, чтобы подозревать его в употреблении каких-то препаратов. Конечно, завтра будет более подробный, но переживать, думаю, не из-за чего. – Спасибо. Кладу трубку, не желая рассказывать подруге, что я не из-за него переживаю, а из-за предстоящей сделки, где он будет дарить мне машину. Моё условие будет простым: он дарит мне машину, точнее, её половину, как положено по закону, а следователь оформляет постановление о прекращении уголовного дела по причине примирения сторон. Именно такой вариант рассказал мне юрист как самый приемлемый. Теперь моя копилка заполнена по самое основание. Половина клиники будет моей, квартиру мы всё равно когда-нибудь разменяем. Машина тоже моя. Осталось только уволить из клиники Воронову, и довести до увольнения Белова. И, в принципе, из проигравшей я совершенно точно превращусь в победительницу. Вот так интересно складывается жизнь: вчера я думала, что у меня ничего не осталось. Сегодня утром я думала, что упала на самое дно. А в самые ближайшие дни, возможно, стану довольно состоятельной женщиной благодаря измене и импульсивным поступкам теперь уже практически бывшего мужа. Глава 24. Глава 24. Сегодня я решила поехать к маме. Хочу побыть с ней. Домой пока возвращаться не хочется. Да и кто меня там ждёт? Артур? Уверена, он будет лезть ко мне с требованием забрать заявление, которое я написала против Ларисы, а я хочу, чтобы она посидела в обезьяннике. Будем считать, что воспитательный процесс уже начался и это его часть. Я решила ещё ночью, когда не спала, что расскажу маме правду. Но, естественно, не всю. Скажу, что развелись, но пока разъезжаться не будем, выставим квартиру на продажу. Аккуратно, но рассказать главное я ей должна. Только утра надо дождаться, в ночь такими вещами шокировать нельзя. – Мам, привет. Можно я к тебе приеду? – звоню мамочке, поглядывая на часы. Вечер уже наступает, но я знаю, что мама ложится ближе к двенадцати. – Да. Что-то ещё случилось, Марта? – голос в ответ встревоженный. – Нет, нет, что ты. Просто соскучилась. Артур уехал с друзьями, – вру. – А я еду с работы, дома одна буду, и мне скучно… Ну что, я приеду? – Конечно! Могла бы даже не спрашивать. – Спасибо, – отвечаю, чувствуя, как на душе становится чуть легче. Через полчаса я уже стою на пороге маминого дома. Мама встречает меня, обнимая и прижимая крепко к себе. – Ну, как дела? – заглядывает в глаза, гладит по спине и целует в висок. Её тепло и забота мгновенно согревают меня. Мама начинает суетиться, накрывать стол, ставить чайник, предлагать мне кофе, чай, сливки, разогревать плов, хотя я совершенно не хочу кушать. Кажется, что мне сейчас даже ложка в рот не полезет, но я старательно изображаю историю какая я голодная. Очередная ночь на удивление прошла в глубоком сне. Наверное, меня победила та усталость, которую я чувствовала весь вчерашний день, но тщательно гнала её от себя. Как только я легла в кровать и вдохнула запах свежевыстиранного белья, я улетела в царство сна, и даже не помню, шевелилась ли хоть раз за всю ночь. Мне показалось утром, что я как заснула в одной позе, так и проснулась в той же. Не могу объяснить, почему, но переживание за предстоящие сделки не беспокоили меня совсем. Как обычно, утром я спросила у мамы про давление, пульс, самочувствие, и удостоверившись, что с ней всё в порядке, решиласть на разговор, который всё равно неизбежен. – Мартюш, – наливает мне чай мама, – как на работе? Всё ли хорошо? – Всё отлично, мамочка. Не переживай. – Ну ясно, – она садится напротив и смотрит на меня. Пристально так, глаз не отводит. – Ты же знаешь, материнское сердце обмануть невозможно, правда? Киваю. Это так. Я тоже чувствую свою дочь. Наверное, это всё на уровне природы заложено почти в каждой женщине. Сразу, почему-то, вспоминаю про девочку Лизу и как ей в этом смысле не повезло с мамой. – Конечно. Невозможно. Я молчу, и она молчит теперь. Просто сидит рядом и ждёт, пока я сама начну говорить. Её терпение и понимание дают мне силы признаться в главном. – Артур изменил мне, мам, – наконец вырывается из меня реальность моей жизни. Смотрю на маму, замечаю, как увеличиваются её глаза в удивлении, а потом опускаю свои, потому что мне стыдно. Он изменяет, а мне стыдно! Парадокс! – Что? – мама произносит это так, будто не может поверить своим ушам. Её глаза расширяются, брови взлетают вверх, а губы слегка приоткрываются от шока. – Марта, ты серьёзно? Но… как… почему?! – её голос звучит растерянно, почти срывается на крик, но потом она замолкает, утыкается в свои ладони лицом и начинает тихонько плакать. – Мамочка, у тебя давление поднимется, тахикардия начнётся, не надо, – на автомате беру её запястье в свои руки и начинаю отсчитывать пульс. – Ничего страшного не произошло, чтобы так плакать. А уж особенно тебе! – настаиваю. Всё, не в силах говорить дальше, глядя, как она плачет. Слёзы злости из-за того, что моей маме плохо подступают и к моим глазам, но я сжимаю кулаки, стараясь держать себя в руках. Не могу позволить себе расплакаться сейчас, иначе это только усугубит ситуацию. – Девочка моя, давно это у вас? – Нет, не очень. – Может, ещё как-то… что-то можно исправить? – она смотрит на меня с мольбой. – Нет, без вариантов. – Но, может он оступился, ошибся. Так ведь бывает в жизни. Ты же женщина и должна это понимать. – Это не тот случай, – настаиваю, не желая больше говорить ничего на эту тему. Даже если он оступился, он оступился так, что сколько бы он не пытался исправить это в будущем, всё равно без вариантов. – У вас же дочь, совместный бизнес. Как всё это? Как же это всё теперь? Сможете ли договориться? – Дочь, на моё счастье, уже большая. Я уверена, она всё поймёт. А про бизнес, конечно, договоримся, – вру во благо. – И про квартиру договоримся! – глажу её руки. – Правда? Он не обидит тебя? За тебя же даже заступиться некому, – причитает. – Я сама за себя заступиться могу. Ты, главное, не волнуйся только. – Ты у меня поживёшь? – вытирает слёзы через несколько минут. – Вот ещё. Нет, зачем. У себя. Естественно, реальность всего положения рассказывать я не буду. Зачем ей это знать? Она, как и основная масса людей такое не поймёт и не примет. Но должна ли я оглядываться на чужое мнение, когда у меня своё есть? Нет, точно не должна. – Как же вы будете существовать на одной территории, Марта? Даже представить сложно… – моя мама всегда человек сомневающийся. – Как-нибудь, – пожимаю плечами. – И всё-таки… как он мог? Как он посмел? Вы же столько лет вместе, и он всё сломал своим поступком! – Давай не будем об этом? Я видела миллион раз в разных кинофильмах, читала в разных романах, где женщины делятся со своими подругами, сёстрами, матерями о своей трагедии, которая случилась с ними. Не знаю, почему, но, именно разговаривая с мамой, я неожиданно понимаю: когда женщины говорят о своей боли от измены, всё это – не просто высокопарные слова. На самом деле это действительно трагедия для каждой, кто прошёл этот путь предательства. Это как будто тебе нож в сердце вставили и провернули. Также больно, что не вздохнуть, не выдохнуть, причём на физическом уровне. – Марта, а что он тебе сказал про измену? – успокаивается позднее мама, но в голосе всё ещё слышится любопытство. – Как оправдался? Мне надо это любопытство сейчас удовлетворить, в этом моменте. Это важно, чтобы у неё не осталось вопросов, и мы больше не обсуждали эту тему. – Ничего. А что он мне скажет? Оправдываться даже не стал, – да, так будет лучше. При таком варианте вопрос закрывается сам собой. Ну не про Воронову же мне ей рассказывать? – И что же теперь будете делать? Вы же не только живёте вместе, вы работаете тоже. Правда, сможешь с ним работать? Может, лучше уволиться, поделить всё, раз вы договорились, и забыть друг о друге? – Я сначала тоже так подумала, мол, надо уволиться, но потом передумала. Останусь. Мам, мне нужно немножко подумать, перезагрузить голову. Я слишком устала. Могу я у тебя пару дней побыть? – Конечно! Хоть навсегда оставайся. – Нет, как я сказала, у меня есть свой дом, куда я хочу вернуться. Мам… Артур если тебе позвонит или приедет, ты только с ним ни о чём не разговаривай, ладно? – А почему, дочка? Ты что-то ещё от меня скрываешь? – Ну что ты! Нет, конечно! С чего хоть ты так решила? Мой смех звучит неестественно, даже фальшиво, как мне самой показалось, но нельзя допустить, чтобы она почувствовала мою ложь. – Не придумывай, хорошо? Ну что я могу от тебя скрывать?! Обычная, типичная ситуация, когда двое людей прожили очень долго вместе и … наскучили друг другу, – пытаюсь вспомнить о том, что говорил мне мой муж в своих обвинениях и признаниях. – Надо же… никогда бы про него так не подумала, – мама разочарована в своём зяте. А я и не против, пусть так и будет. – Он начал вспоминать мне все обиды, которые накопились за время нашего брака, и упрекать во всякой ерунде. – Зачем же он это делал? – мама смотрит на меня с недоумением, и в ее глазах читается тревога и всё-таки пока что неполное доверие к моим словам. – Не знаю… Наверное, хочет переложить на меня свою вину за свою измену. Неожиданно ком подступает к горлу, и я понимаю: а ведь так и есть. – Сама же знаешь, у слабого мужика всегда женщина виновата! Ну вот и Артур занял такую же позицию. – Надо же… А я, наоборот, думала, что у вас всё отлично. Самое смешное и обидное, что совсем недавно и я так думала. – Мамочка, не бери в голову, – больше всего мне хотелось закончить этот разговор. – Просто верь мне и не слушай его. Ты, главное, мне звони, если он приедет. А ему не открывай. Хорошо? И ещё: не переживай за меня. У меня всё в порядке. Помни это, следи лучше за здоровьем. Не расстраивай меня. – Хорошо, – соглашается. Позднее, убедившись, что мои новости никак не повлияли на самочувствие мамы, я еду на работу. В машине наконец позволяю себе немного выдохнуть и порадоваться тому, что мама восприняла мои новости более – менее спокойно. Девушка на ресепшене сообщила, что Белов уже на рабочем месте. Я закрываю глаза на секунду, глубоко вдыхаю, и направляюсь к нему в кабинет. Глава 25. Глава 25. Видеть его мне меньше всего хотелось, но теперь мне придётся потерпеть. «Ты знаешь ради чего, Марта» – уговариваю себя. Как только я переступаю порог кабинета, сразу же вижу его злые глаза. Не здороваясь, сажусь напротив. – Тебя не было дома два дня! Где ты была?! Он не здороваясь взаимно, задаёт мне этот вопрос, будто я его собственность и он вправе требовать отчёта. Я медленно приподнимаю бровь, изображая удивление. – Гуляла, – отвечаю с лёгкой усмешкой. – А ты что, переживаешь за меня? – Сама не живёшь, и нам не даёшь. Как собака на сене себя ведёшь! – Моё право. Или ты хочешь с этим поспорить? Ну что, сидит твоя… девка? Как? Нравится? – игнорирую его претензии, и уж совершенно точно не собираюсь с ним объясняться. – Нет, не сидит! – выдыхает и, кажется, даже с облегчением. – Мне удалось через охранников забрать её паспорт из дома и привезти его в полицию. Личность установили и выпустили. – Жаль, – я не вру, мне на самом деле жаль! – Я бы её все сорок восемь часов там продержала. А ещё лучше – пару лет. Может тогда ума бы набралась. Ну, и где теперь твоя звезда? – спрашиваю, специально насмешливо подчёркивая последнее слово. – У подруги, – говорит тихо, будто ему противно даже признаваться в этом. Отлично, значит, всё-таки так и не смог крышу над её головой обеспечить, а обратно к нам привести побоялся. Естественно, он же видел, что полицейские и закон на моей стороне. – Марта, хватит издеваться и смотреть на меня глазами победительницы. Я же тебя давно знаю. И взгляд твой, и мимику. – А я вот как выяснилось, к моему сожалению, тебя совсем не знала… За это и плачу теперь сполна. – Хватит философии. Лучше подумай над тем, что Воронов оставит нас скоро ни с чем! Нужно что-то делать! – Мою долю он не тронет. – Ой ли? – ухмыляется, уверенный, что я не права. – Да. Он сам мне сказал. – Как… – Так. Я ему ничего не должна. Я специально говорю ему это, чтобы он понимал: страха за своё будущее у меня нет, мной манипулировать больше не получится. Как и заставить что-то сделать. – Мы смогли договориться и у меня всё в порядке. А у тебя дела не очень. Так что, тебе надо, ты и делай. Ты же сам Воронову сказал: я всё решу. Ну вот и решай. И вообще, погоди пока про Воронова, давай про тебя. Я же для этого сюда и пришла. Ты, кажется, мне машину обещал? Он замирает после моих слов, замечаю, как удивляется, что я завела про неё речь. – Ты написала заявление на Лару. Какая машина? Или ты решила пойти на попятную? – вижу, как загораются его глаза. Интерес скрыть невозможно. – Ну, как подала, так и отозвать могу. Главное, не доводить меня до такого состояния, чтобы я новое написала. Твоё обещание как, в силе? – Ты правда готова это сделать? – не скрывает своего удивления. – Не шутишь? Не издеваешься? – Почему нет. Ты ведь создал мне столько неприятностей, должна же быть и у меня какая-то компенсация. Раз ты поговорками заговорил, я тоже скажу: с бешеной собаки хоть шерсти клок! – Это я, что ли, собака? – оскорбляется. – Ну а кто же ещё. Как раз подходишь по смыслу поговорки: если нельзя получить с несостоятельного или нечестного человека всё, что он задолжал, лучше уж довольствоваться хотя бы малым, чем остаться без всего. На, – протягиваю подготовленный юристами договор, – знакомься, читай, и, если не передумал, поехали к нотариусу оформлять дарение. – Этого можно не делать. Просто подписать договор, а затем обратишься в ГИБДД для перерегистрации автомобиля на своё имя. Делов то! – Нет, с тобой я так не хочу. У меня должны быть безоговорочные гарантии того, что теперь наша машина полностью моя и ты мне даришь её от всего сердца. Теперь каждый наш шаг, чих и любое другое движение, где оно связано с тобой будет оформляться всегда только через юристов. – А если я передумал? – А если ты передумал, то уголовная статья-то осталось, а это значит через пару месяцев посадят твою любимую на нары и сидеть твоей Ларисе ещё очень долго. Всё-таки уголовная статья, сам понимаешь! – нагнетаю. – Воронов её вытащит. И тогда тебе несдобровать. С ним не боишься тягаться? – смотрит на меня пристально, видимо, всё-таки желая вызвать у меня хоть какой-то страх. Белов очень старается держаться сейчас с уверенностью передо мной, но тело предаёт его: он слегка ёрзает на стуле, меняет позу, поправляет то пиджак, то галстук, перекладывает ногу на ногу и тут же возвращает обратно. Замечаю, как его теперь пальцы барабанят по колену. – В отличие от тебя, труса, нет, не боюсь. – Ты переоцениваешь свои способности в сопротивлении с ним. – Я ему ничего не должна, так что хочется верить, что ко мне он не будет предъявлять претензии. В отличие от тебя он человек слова, – вижу, как не нравится Белову то, что я говорю. – Я тоже! – Ну вот и сделай, что обещал. Дари мне машину! Хватит разговоров, едем или нет? – Хорошо… Но у меня есть условие. Делаю вид, что крайне удивлена и возмущена. – Ты что, думаешь, при той ситуации, которая сложилась сейчас можешь диктовать мне условия? Белов, естественно, слегка теряется и нервничает после моего возмущения. Я чувствую, что это его «Но у меня есть условие» для него крайне сомнительно, но вариантов всё равно нет. Снова после моих слов снова поправляет галстук, хотя тот и так идеально лежит. Так, мне надо немного сбавить обороты. Меняю свой тон не желая спугнуть его. – Ладно, говори, – фыркаю. – Какое ещё условие? – делаю вид, что мне всё равно, но так хочется, чтобы он поставил мне именно то условие, которое нужно. – Мы с Ларой поживём в нашей с тобой квартире хотя бы два месяца. Только хочу открыть рот для возмущения, но он поднимает предупредительно руку. – Погоди! – Но ты же сам сказал, что ваш приход в квартиру был только спектаклем для Воронова, – напоминаю ему. – Да, но обратно-то он её не принял! Марта, дай минуту. Хочу объяснить тебе всё! Лара после того, как я её… освободил, поехала к отцу. Ну, думала, отошёл, может, успокоился. Но он даже на порог дома её не пустил, представляешь! – Какой молодец, – улыбаюсь. – Ну сколько же в тебе злорадства, Марта. – Да, действительно. Ты предлагаешь мне жить вместе со своей любовницей, а я должна её пожалеть? – Ну не в одной же комнате! У нас их целых три! Ты всё-таки погоди отказываться! Согласись, машина дорогая – это шикарный подарок! Тебе надо хвататься за это предложение двумя руками при условии того, что Воронов всё равно Ларису отмажет от уголовной статьи. Да, пока он артачится, но Ларису он любит, поэтому… Молчу, не спорю, делаю вид, что прислушиваюсь к его словам. И даже изображаю явное сомнение, мол, может он и прав. Естественно, я не расскажу Белову какое будущее планирует Воронов своей дочери. Пусть пока будет уверен, что Александр Николаевич успокоится и будет помогать ей. – Ну в чём-то ты прав, – начинаю рассуждать вслух. – Воронов, действительно очень любит свою дочь. Ладно… Деньги мне сейчас действительно будут нужны. Но если я соглашусь, то только через договор аренды! Он хмурит брови. – Не понял… – Что ты не понял? Договор аренды с оплатой за два месяца вперёд. Ты же о таком времени талдычишь? Сумма аренды пятьдесят тысяч за комнату. – За два месяца? – За месяц! – А не жирно за комнату?! – эмоции у него через край лупят. – Для меня будет каждый день стресс жить с твоей девкой. Должен же он быть оплачен, в конце концов! Так что мои условия такие… – перечисляю, цепляясь за возможность: оформляем машину, следователь закрывает дело. Это первое. Ну а второе: терплю вас пару месяцев, как ты сам попросил, но через договор аренды с предоплатой вперёд сто процентов и закреплением жёстких обязанностей, которые она должна будет выполнять. – Хм, – улыбается. – А у тебя какие обязанности будут? – Никаких, естественно! Я же хозяйка! Значит, условия полностью такие, как хочу я. Замолкаю. Жду. Наблюдаю за ним внимательно, почти прищурившись, качая непринуждённо носком туфельки. Глава 26. Глава 26. Действия мои направлены на то, чтобы денег у него становилось всё меньше, а возможности у меня опустошить кошелёк всё больше. Именно поэтому я приплела этот договор. Да и деньги… когда хоть они были лишними? Видно, как он нервно перебирает пальцами, сжимает и разжимает кулаки, будто пытается поймать хоть какую-то опору, разместив руки на столе. Он волнуется – это очевидно. Сомнения едят его изнутри, но я понимаю: он уже почти сдался. Просто ещё не готов признать это вслух. На самом деле для Артура решалось бы всё намного проще и легче, не выбери он себе такую женщину, как Лариса. Если бы дама сердца была менее прихотлива и избалована, терпелива в плане быта, они спокойно сняли бы квартиру и не было у Артура столько проблем, сколько он имеет сейчас. Но Артур выбрал совершенно не ту женщину, которую он мог бы потянуть во всех смыслах этого слова. И теперь он явно догадывается, что ему будет очень тяжело. Только никому в этом признаться не решается. Да и выбора, наверное, теперь нет. Лариса пообещала ему решить вопрос с долгом, и он обязан скакать перед ней на задних лапах, чтобы она сделала это. Почти бывший муж вынужден идти ко мне на поклон, и принимать мои условия, потому что наша квартира в самом центре, с отличным ремонтом и видом на парк, от которого захватывает дух. И он понимает, что вряд ли найдёт такую же быстро. – Хорошо, я готов. – Учти, я очень жёстко пропишу все условия для совместной жизни. Поехали к нотариусу, если тебя устраивает договор по дарению машины, – сама настаиваю закрыть этот вопрос побыстрее и получить в единоличную собственность нашу машину. Смотрю на часы и тороплю его, потому что у меня встреча с Вороновым сегодня. – Я, конечно, не ожидал, чтобы ты без скандала уступишь мне, но очень рад, – вижу, как расслабляется. – Рад, что ты поняла меня, я ведь на самом деле в безвыходной ситуации сейчас. Марта, всё обязательно разрешится, только нужно время. Дай нам это время, – киваю, делая вид, что соглашаюсь. О моих планах и договорённостях с Вороновым ему, естественно, знать совсем необязательно. А точнее – совершенно точно не надо! – Погоди пока радоваться. Не факт, что тебе понравится всё то, что я буду предлагать. Нам надо чётко определить обязанности, – говорю холодно, переходя прямо к делу, определяя наше совместное будущее проживание. – Прежде всего, я запираю нашу спальню на замок. Это та комната, в которой я хочу жить. Выбирайте любую из оставшихся двух. Желательно дальнюю от меня. – Но… – Что? – Но в спальне большая кровать с ортопедическим матрасом. А в других комнатах лишь диваны. Я рассчитывал на нормальную кровать. – Ну так-то я тоже! Что тебя не устраивает в диванах? Они качественные, раскладные, поместитесь, – отмахиваюсь. – Ты забыл, как мы на полуторке свою жизнь с тобой начинали? Попа к попе, разворачивались на другой бок почти одновременно. Ничего, не разлюбили друг друга тогда. Вот и вы боевое крещение заодно пройдёте. – Ладно, – уступает. – Третья комната также остаётся закрытой. Общая территория: кухня, ванная, туалет, коридор. Увижу её шмотки за пределами той комнаты, которую она снимает, выкину их оттуда. – Но зачем всё так кардинально, Марта? – Если эта девка нарушает мои условия, начнётся война, – игнорирую его вопрос. – Артур, лучше не допускать этого, потому что там я уже не остановлюсь. – Звучит угрожающе, – говорит мне, с искрой в глазах. – Ну, я могу перейти от слов к делу! – Не надо! – в жесте «сдаюсь» поднимает руки. Ну что же, молодая семья начинает свой нелёгкий путь? Выдержит ли эта любовь житейских потрясений? Вот и проверим. Через час мы уже у нотариуса и оформляем договор дарения на машину. Теперь юридически она только моя. Следом едем к следователю и договариваемся, что дело закроется по причине примирения сторон. Белов доволен и счастлив, считая, что он поступает как герой для своей дамы сердца. Совершенно точно он, видимо, уверен, что Александр Николаевич оценит то, что он добился закрытия уголовного дела. Но Артур знал лишь то, что ему позволительно было знать. Пусть так и остаётся. Через два часа я встречаюсь с Александром Николаевичем в другой нотариальной конторе. Сегодня у нас также оформление договорённостей. – Ну что, документы готовы? – спрашиваю у него, стараясь не выдавать своего мандража. – Да, вам не за что волноваться, – он в отличие от меня совершенно спокоен. Заходим к помощнику нотариуса и садимся напротив друг друга. Смотрю на время и жду. Жду, когда его жена придёт, но её всё нет. – А жена ваша, она почему не здесь? Я так поняла, что для оформления таких документов нужен супруг, чтобы дать своё согласие. Кивает. – Тогда где ваша жена? – оглядываюсь по сторонам в поисках его дамы. – Нет её. – Не поняла… Почему нет? Она же должна была быть здесь обязательно. Погодите… вы обмануть меня решили или в игры какие-то играете? – Даже не думал, – он пожимает плечами, словно о чём-то совершенно неважном. А мне в этот момент кажется, что он надо мной издевается! Сжимаю кулаки, чувствуя, как гнев раскалённой волной поднимается к горлу. А он сидит, напротив, расслабленный, с этой… ухмылкой на губах, и у меня складывается впечатление, что его вся эта ситуация с моим участием просто забавляет. А вчера он был другим: хмурым, почти надломленным, когда говорил о дочери. Говорил так, что у меня сердце сжималось. И я ведь ему поверила. А теперь переспал с этим общением и что, передумал за ночь? Решил, что его «я согласен подарить вам свою долю» слишком высокая цена? Или жена отговорила? Но Воронов не похож на того, кто меняет свою точку зрения. – Всё понятно, – встаю и хочу уйти, не желая больше рядом с ним находиться. Разворачиваюсь и иду к двери не оглядываясь. Шаги гулко отдаются в голове. От переживания чувствую, как она начинает болеть. Надо уйти отсюда быстрее, пока не сорвалась и не наговорила ему гадостей. – Марта! – слышу за спиной, и Воронов в мгновение оказывается рядом. Его шаги почти неслышны, будто он привык появляться именно тогда, когда его не ждут. – Подождите! Я не останавливаюсь, но он легко догоняет. – Ну какая же вы… быстрая! – его голос звучит то ли с укором, то ли с восхищением. – Я даже слова не успел сказать в своё объяснение, а вас уже нет рядом. Он снова улыбается. Та же лёгкая, непринуждённая улыбка, которую я уже видела десятки раз. Актёр. Ничего не скажешь. – Мне довольно одного обманщика, – бросаю я, даже не глядя в его сторону. – В вашем лице я не планирую иметь второго. – И правильно. Я ваш друг, и вы должны этому верить без всяких причин. Его уверенность раздражает. – С чего мне вам верить? Вашей жены не будет на оформлении документов. А без неё, даже если подкупной нотариус согласится на ваш с нами договор, сделка всё равно в итоге легко будет признана недействительной. – И всё-то вы знаете… – У меня выбора не остаётся теперь, нежели как на досуге читать законы и не доверять никому. – Марта, успокойтесь. Выдохните. Жены нет, я сказал, но я в эти слова вкладывал именно тот смысл, что вкладывал. Её нет. – Не понимаю. Воронов наклоняется чуть ближе, понижая голос: – Нет у меня жены во всех смыслах этого слова. Уже два года я в разводе. И намного дольше мы не живём вместе. Пойдёмте. Я покажу вам все бумаги, чтобы вы перестали нервничать и верили в искренность моих намерений. Глава 27. Глава 27. Мы с Вороновым возвращаемся в кабинет помощника нотариуса. Тишина в комнате давит, да и я в довольно нервном состоянии. Воронов подходит к столу, его движения размеренные, будто он давно подготовился к этому разговору. Он открывает папку, достаёт какие-то документы и делает всё без лишней спешки. Замечаю в его руках паспорт. – Простите, что я заставил вас нервничать. Я просто сказал «нет жены», но не думал, что вы не так всё поймёте. Видите, как по-разному можно понять одни и те же слова. Великий русский язык! – смеётся. – Вот, печать в паспорте отсутствует, сами видите. – Он раскрывает страницу с семейным положением и протягивает мне. – Не стесняйтесь, смотрите. Беру документ, внимательно изучаю. Действительно, штампа о браке нет. Но разве это что-то доказывает? – Убрать печать легко, – улыбаюсь, возвращая паспорт. – Заявили, что потеряли паспорт, поменяли, печать в ЗАГСе не поставили. Делов-то. Он даже бровью не ведёт, будто ожидал такой реакции от меня. Спокойно берёт следующую бумагу. – Конечно, согласен. Но эта вас как, убедит? – протягивает мне свидетельство о расторжении брака. Беру листок, глаза бегут по строчкам: даты, номера, печати. Всё официально, всё по-настоящему. – Ничего не понимаю. Подождите… – мой голос звучит неожиданно тише, наверное, потому, что я растеряна окончательно. – Вы в разводе уже… – Два года. Да, так и есть. Два года… Мозг лихорадочно перебирает воспоминания. Как же так? Не сходится у моей голове ничего. – Но я видела вашу жену на открытии клиники! – вырывается у меня. – И что, что вы её видели? Мы не враги. Кроме того, она пришла поддержать свою дочь на открытие клиники. – Тогда почему никто не знает, что вы в разводе? – продолжает я, но он перебивает. – А что, перед всеми отчитываться должен? – его тон теперь насмешливый. – Выйти на площадь и заявить о своём семейном положении? Снова не знаю, что ответить. Воронов умеет поставить в тупиковую ситуацию. Он прав, конечно. Кому и почему он обязан рассказывать? В этом с ним, пожалуй, я даже соглашусь. – Люди расходятся, но это не всегда значит, что они перестают общаться. Особенно если есть общие дела или интересы. А у нас дочь. К тому же крайне непутёвая дочь. Она до сих пор объединяет нас. Воронов складывает документы обратно в папку. А я стою, сжимая в руках свидетельство о разводе, и понимаю, что картина, которую я себе нарисовала, была совсем не той, какой оказалась на самом деле. – Но она говорила с вами в кабинете как… как будто она ваша жена, – слова вылетают быстрее, чем я успеваю их обдумать. – Вела себя, словно у неё тысяча прав. Он задумывается на секунду, потом пожимает плечами. – Да? И в чём? Обнимала? Целовала? – Нет, но… – Мы обсуждали Ларису по привычке, как обсуждаем часто. Да и я, признаться честно, когда мне говорят «ваша жена» даже не всегда замечаю этого обращения. Фон и фон, не более. Здесь я могу сказать, что не зря говорят: привычка – вторая натура. Вы мужа как, считаете теперь врагом или мужем? – Врагом, конечно, – возмущаюсь. – Но в голове называете его мужем? – Да, – он прав. – Но наш конфликт только начался. Мне надо отвыкнуть. – Это не важно. Вы ещё долго так будете думать о нём в своей голове, поверьте мне. А иногда, как и я, даже внимание на это не обратите. Честно, даже не помню, что она мне говорила тогда, в вашем кабинете, – словно пытается оправдаться передо мной в части своего поведения. – У меня самого в тот миг творилась дичь в душе. Меня предал партнёр, моя дочь оказалась не только отвратной матерью, но и… шалавой. Все мои надежды рухнули. И да, я тоже имею право на растерянность, я же живой человек. И что там она говорила... – Сколько открытий за пару дней, – выдыхаю. – Надеюсь, приятных? – Пока не поняла… Сажусь на стул, и даже удивления своего не могу скрыть после того, что он мне сказал. А он улыбается. Он снова улыбается! Ну что за человек! – А Лариса... А девочка… Вы сказали, что она с вами живёт. Кто тогда занимается её воспитанием? – Ларису я заставил переехать жить ко мне вместе с Лизой после того, как её чуть не лишила родительских прав опека. Ирина слишком часто её оправдывала и продолжает это делать. У меня много помощников, но стараюсь максимально проводить время с малышкой. Лизу бабушке, ну, бывшей жене, я не отдам ни при каких условиях. Он пристально смотрит на меня, не отводя глаз, и снова заставляет меня краснеть. – Вы не верите мне, я понимаю почему. – Да, не верю пока, – признаюсь. – Как-то всё странно. Непривычно. Да и я вас знаю совсем мало. – А мужа своего знали двадцать лет. И как? Оправдал он ваше доверие? Мне нечего сказать ему в качестве контраргумента, потому что она прав абсолютно. Только совершенно точно я не стану ему рассказывать, как я теперь с этим живу и буду жить в будущем. Смогу ли я теперь вообще кому-либо довериться, поверить и раскрыть свою душу. – Вам надо запомнить одну мысль: мои слова – не пустой звук. И если я пообещал, что доля будет вашей, значит, она будет вашей. Честно, без каких-либо иных условий, нежели кроме тех, что мы обговорили. Разве то, что я доверил вам свою самую главную тайну о дочери и внучке не показатель того, что я с вами не играю ни в какие игры? Разве то, что я здесь сейчас не показатель того, что я не обману вас? – Воронов и Белова, – приглашают нас к нотариусу. Через два часа мы выходим из кабинета, и теперь мне кажется, что груз с моих плеч рухнул в мгновение. Теперь я хозяйка половины клиники. – Ну что, Марта Викторовна, теперь мы с вами полноправные партнёры. – Ещё Белов, – поправляю его. – Это ненадолго, – говорит не сомневаясь. – А дальше останемся только вы и я… Как думаете, поладим? – Хочется верить! – А я в отличие от вас – уверен на сто процентов в успехе нашего мероприятия! – Какого именно? У нас их теперь два. Клиника и наши голубки. – Любого из! Работать даже несмотря на то, что я очень старалась не получалось. Пообещав себе, что я займусь делами даже в выходные, я поехала домой через пару часов. Едва переступив порог, слышу возню в комнате. Значит, уже приволок эту шалаву к нам домой. Мне, конечно, непривычно понимание того, что в нашем доме будет жить другая женщина, особенно та, с кем изменял мне мой муж, но я сама себе пока не оставила выбора. Главное, сразу обговорить все нюансы. Дать ей надежду, что она станет хозяйкой в этом доме, я не позволю. И снова помогли юристы нашей клиники. Они составили такой договор аренды, который позволит мне практически в любой момент вышвырнуть её из этого дома. – Ну что, голубки… требую их выйти из комнаты, – обговорим условия нашего совместного проживания? Артур выходит один. Лариса так и остаётся сидеть в комнате. – Пусть твоя… – надо придумать, как я её буду называть, – твоя девка выходит тоже и слушает, что я буду говорить. – Давай со мной, – настаивает Артур. – Будем считать, что я за неё отвечаю головой. – Она трусиха что ли? Меня боится после того, как я полицию вызвала? – усмехаюсь. – Ну что ж, правильно делает! А ты... ух, какой защитник! Прямо с другой стороны открываешься. Помню, меня ты никогда ни перед кем особо не защищал, – бросаю ему в упрёк. – Марта, прекрати паясничать. Я же вижу, что тебе доставляет особый вид удовольствия издеваться надо мной. Это всё происходит, потому что у меня нет выбора. – Верно! Хотя выбор есть всегда. Но раз ты сам считаешь, что у тебя его нет, я этим намерена воспользоваться по полной программе! Итак, условия… Глава 28. Глава 28. – Пусть выходит! – настаиваю. Артур вздыхает, но ему приходится соглашаться со мной. Лариса выходит, словно выплывает, привычно виляя бёдрами. Нос задран, она показывает мне всем своим видом, что она выше всего того, что я ей сейчас скажу. – Тебя что-то не устраивает? – Всё меня устраивает. Но я здесь ненадолго! – огрызается. – Я тоже так думаю! Итак, условия… Перечисляю им, что в квартире должен быть идеальный порядок, который включает в себя ежедневное мытьё полов, унитаза, раковин, всех поверхностей на кухне таких как плита, стол и так далее. Естественно, мытьё посуды за собой даже не обсуждается, поскольку, мне кажется, совершенно логичным, что все нормальные люди её моют. Но… Ларису к нормальными я не отношу, поэтому вписываю и этот пункт. Перечисляю ту технику, которая есть в квартире, и в случае поломки стоимость возмещения. Каждую их них прописываю отдельно с маркой и стоимостью. И много другого, отчего у Белова удивлённо раскрыты глаза. – А ты, как я посмотрю, подготовилась основательно… – А то! С тобой и девкой твоей по-другому нельзя. – Я не буду делать этого, – повышает тон Воронова младшая. – Значит, выметайся. К подружкам, кому угодно, хоть под мост! Ты квартирантка, по сути, и, если тебя не устраивают условия собственника, дверь там, – показываю на выход. Лариса хочет что-то возразить мне, но Артур быстро берёт её за руку, словно запрещая ей говорить. – Ладно! – рычит на меня муж. – Я разберусь! Всё будет нормально! Давайте в первый же день совместного проживания не будет конфликтовать! – Как часто я слышу от тебя эту фразу: Я разберусь. Правда, ты ни с чем ещё так и не разобрался. Но… попробуй хотя бы здесь. Они больше ничего оба не говорят, и мы расходимся по разным комнатам. Ночью мне не спалось, я крутилась, чувствуя присутствие этой гадины недалеко от себя, но я настраивала себя на то, что это временно и всё-таки закон по-прежнему на моей стороне. Меня успокаивала мысль, что я за своё терпение получила приличный «гонорар», и в свете таких событий пока что было необходимо, чтобы она была рядом с Беловым. Я очень надеялась, что Ларису хватит ненадолго и мои старания оправдаются. Утром несмотря на бессонную ночь, в довольно бодром состоянии я отправилась на работу. Дав указание одному из кардиологов перепроверять истории болезни и назначения пациентам, которых будет вести Лариса, поспешила к себе в кабинет. Я сделаю всё, чтобы выбросить её из клиники, это один из пунктов для меня. Но в данном случае здесь два решающих фактора: защита жизни пациентов от такой вот горе-врача. Но и месть, конечно, куда же без не? Не скрою, я не раз уже пожалела, что Артур уговорил меня взять её сюда работать. Также об этом меня просил и Воронов перед самым открытием клиники. Да, она опаздывала, да, иногда была невнимательна, но всё-таки, вроде бы не самый плохой специалист в будущем должна была получиться, если бы старалась. А Воронов был уверен и сам, что стараться она будет. На мой взгляд самая большая ошибка Лары – её эгоизм и себялюбие. И, если честно, по моему мнению, не справится с этим Воронов никогда. Но имею ли я право вмешиваться и убеждать его в этом? – Марта Викторовна, можно к вам? – стучится начальница отдела кадров. – Я по поводу Вороновой Ларисы Александровны. Клиника начала только работать, несколько дней всего прошло, а она уже опаздывает на работу. А позавчера вообще её не было. Я хотела заставить её объяснительную писать, но она… представляете, сунула мне справку, что была задержана полицией! – с эмоцией нескрываемого удивления говорит мне. – Да, про этот случай я знаю, – опускаю подробности. – Но что делать мне? Ладно, один день, но теперь она продолжает опаздывать каждый день! Лариса Александровна пришла на работу почти в десять утра, хотя рабочий день начинается в восемь. Вчера, кстати, ушла тоже уже в два часа, попросив ресепшен отменить записанных пациентов, сославшись на головную боль. – Составляйте все необходимые документы, чтобы в будущем уволить её по статье. – Но… её отец – собственник клиники. Как же я могу… – Я тоже собственник, если вы забыли. Поэтому смело делайте то, что я говорю. И главное – ничего не бойтесь и ни за что не переживайте. Воронов не будет против, если всё будете оформлять по закону. Наталья Петровна выходит, а я довольно думаю о поведении Ларисы. Она ведь, по сути, помогает мне своими же руками уволить её. Что же я, буду отказываться от такой помощи? Нет! Напротив, пусть продолжает в том же духе! С завтрашнего дня каждое опоздание будет оформляться официальными бумагами. Вернувшись вечером домой, захожу на кухню и замечаю абсолютный беспорядок. Грязная посуда в раковине, крошки на столе, разлитый чай, который даже не удосужились вытереть эта мадам и её ухажёр... Закрываю глаза, сжимаю кулаки и глубоко делаю несколько раз вдох и выдох. Пока молчу. Мне надо хотя бы несколько дней такого свинарника. Думая о том, что они обязаны сами себя кормить, из морозилки выгребаю всю заморозку, типа самодельных пельменей, которые так любит Белов, из холодильника продукты, в том числе долгоиграющие. Они сами должны обеспечивать себя едой, а последний раз закупала продукты я. И точно не для неё. Мелочность? Да! Но наша жизнь состоит из мелочей. Пусть эти мелочи потихоньку начнут показывать ей жизнь, где нет помощников и домработниц, где надо самой поднимать зад и идти в магазин. Произвожу манипуляции со стиральной машиной, которые дал мне мой хороший знакомый. Благодаря им машинка будет работать, но не будет крутить барабан, а, соответственно, и стирать. Пусть эта девка ручками постирает, как в я в свои двадцать, когда начинала с ним жить. Это только начало нашей совместной жизни, и вполне вероятно, я не всё учла, но главное начало. А там разберусь. Подходя к подъезду сегодня, замечаю, что внизу уже который день припаркована чёрная машина. Она выглядит слишком уж заметной, словно нарочно привлекала к себе внимание. Я замедляю шаг, присматриваюсь и сразу узнаю сидящего за рулём человека. Это один из охранников Воронова. Я видела его не раз рядом с Александром Николаевичем, так что ошибки быть не может. Сердце невольно заколотилось, и естественные мысли «зачем он здесь?» Воронов обещал, не вмешиваться в мои методы воспитания где Лариса останется без помощи со стороны семьи. Но если его человек здесь, значит, что-то изменилось? Ну не просто так он здесь сидит? Пока я не могу ответить на свои вопросы и чувствую, как внутри меня нарастает тревога. Если Александр Николаевич изменит своё решение по поводу дочери и начнёт несмотря на наши договорённости, помогать ей деньгами, одной мне при таком раскладе будет нереально заставить её оценить все прелести жизни молодой жены небогатого мужа. Не раздумывая, достаю телефон и набираю номер Воронова. – Александр Николаевич, – стараюсь говорить спокойно, но сама ощущаю, как напряжена. – Здравствуйте. – Добрый день, Марта Викторовна. Уже соскучились по мне? – Здесь такое дело. Очень надеюсь, что я не права. – Что случилось? – переходит с весёлого тона на строгий. – Я не первый день замечаю одну и ту же машину возле своего дома. Уверена, что это кто-то из ваших. Зачем здесь ваш человек? Только не отрицайте, что это не он! Вы обещали, что для вашей дочери будут созданы все реальные условия жизни, и не будет никакого вмешательства извне. Никакой помощи, никаких передачек, ничего, – говорю быстро и уверенно. Воронов на мгновение замолкает, и мне это молчание совсем не нравится. Неужели он обманул меня и уступил дочери в этом вопросе? – Вы по-прежнему мне не доверяете... – вздыхает. – Да, Марта Викторовна, так и есть. Именно поэтому там мой человек. Он будет там на постоянке. Один вечер и ночь, другой день. Но он не для того, чтобы вредить. Напротив, помогать. Выдыхаю после его слов. – Зачем? – Я знаю Ирину. – Вашу бывшую жену? – Да. Она не согласна с методами моего позднего воспитания и совершенно точно захочет помочь Ларисе. Даже знаю, как: начнёт передавать через своих помощниц деньги, продукты, готовые блюда, но я не позволю этого сделать. Я держу слово, которое дал вам, и не нарушу его. Вы можете не беспокоиться. Я ведь сам в этом очень заинтересован, помните? Его слова успокаивают меня, потому что он уже доказал – Воронов человек слова. И это, признаться, приятно. – Ну что ж, спасибо. Но кроме помощниц важно не забывать и о курьерах. Они могут проскользнуть мимо вашего охранника. – Не переживайте, – также уверенно отвечает мне Воронов. – Мимо моих людей ни одна муха не пролетит! Смеюсь в трубку, выдыхая через этот смех своё волнение. – Марта Викторовна, может быть мне встретимся? – следом летит вопрос, который вводит меня в ступор. – Зачем? Разве мы не всё обсудили? – Поужинаем … Глава 29. Глава 29. – Спасибо, что пригласили… – начинаю осторожно, – но... Честно, я в полной растерянности от такого предложения. – Не юлите, говорите как есть, – смеётся в трубку. – Я толстокожий, меня вряд ли сможет обидеть ваш отказ. Но почему вы против? Вас этот ужин ни к чему не обязывает. Марта, жизнь идёт и не стоит на месте. Не закрывайтесь от неё. Она этого не любит. Такие встречи – это всего лишь возможность отвлечься от тех проблем, которые свалились на вашу голову. Вы же наверняка не раз ужинали с приятелями или знакомыми и не искали никакого потайного смысла в этих встречах? – Конечно, нет. – Ну вот и здесь тоже самое. Просто ужин партнёров, которые, если вы сами захотите, поболтают о делах. Если до этого я была намерена отказаться, то сейчас я вдруг поняла как он прав. Закрыться теперь, занавесить шторами окна и не жить теперь полноценно только потому, что меня предал уже бывший муж? Нет уж! Признаюсь, в душе меня беспокоит это сближение с Вороновым, хотя, наоборот, я могла бы использовать это в свою пользу. Например, назло Вороновой младшей влюбить в себя Воронова старшего и стать ей мачехой. Но следующим в моей голове стучит вопрос: а дальше что? Жить с ним ей назло? Я так не умею, да и признаться – не хочу. Мне приятнее с ним дружить, чем сближаться с ним только ради мести какой-то идиотке. Мы провели вечер в ресторане, болтая обо всём и ни о чём. Что угодно обсуждали, но не Белова и Ларису. И даже про клинику ни разу не заговорили, на удивление. И я была теперь очень благодарна за это Александру Николаевичу, потому что я только сейчас поняла как мне был необходим этот вечер вне дома, вне клиники, вне знакомых и привычных мест. Оказалось, у нас много общего и схожие взгляды на жизнь. Воронов отвёз меня домой, поблагодарил и уехал. А я после этой встречи долго ещё не могла уснуть. Но пора возвращаться в реальность. А моя реальность: сожительство с предателем мужем и его глупой и безответственной пассией. Следующие пару дней я наблюдаю, как Артур пытается таскать в дом продукты и даже что-то готовить. Сам! Это настолько необычно, что я едва сдерживаю улыбку. Но, как я и предполагала, это быстро ему надоедает, и на смену полноценным ужинам приходят бутерброды. Он лениво, без особого энтузиазма, наблюдая, как я готовлю его любимую кашу, набрасывает их на тарелки и относит в комнату. Артур и бутерброды… ну-у-у на пару дней представить могу. Лариса и бутерброды… Здесь сложнее понять, как она согласилась на это. Но голод не тётка, как говорится в народе. Только с такой едой её задница – орех скоро превратится в тыкву с размером кареты у золушки. Каждое утро, заходя на кухню, я снова сжимаю кулаки, видя брошенные на столе продукты, но ничего не трогаю. Пусть всё лежит как есть. Естественно, я всё записываю на видео, в качестве доказательств несоблюдения наших договорённостей. Но не это сейчас важнее. Мне главное, чтобы она расслабилась. И это действительно происходит. Как следствие, Лариса снова стала опаздывать на работу. И теперь я сосредоточена пока только на этом. Вчера ко мне обратилась сотрудница ресепшена с просьбой назначать Вороновой пациентов попозже, но я запретила это делать. Взамен за ожидание я предложила делать для них приличную скидку на сбор анализов. Но Лара об этом знать не должна, естественно. Конечно, пациенты для меня важнее всего, но мне надо всего несколько дней, чтобы уволить её по статье. И поэтому я мысленно, ради их же блага прошу прощения у них за это ожидание. Игра на рабочем поле началась… Мои помощники по кадровым вопросам теперь оформляют каждое опоздание по всей строгости закона о трудовой дисциплине. Сегодня я ездила по делам в министерство здравоохранения, а когда в десять часов зашла в клинику, оказалась свидетелем её очередного опоздания. Лариса влетает в клинику буквально перед моим носом. – Лариса Александровна, доброе утро, – выходит ей навстречу начальница отдела кадров. – Вы опоздали почти на два часа. Снова. Не в первый раз… Лариса закатывает глаза. – Ой, да ладно вам, Наталья Петровна. Пробки. Знаете, что это такое? – разговаривает с ней как с особо тупой. – Пробки не форс-мажор! Лариса на слова начальницы отдела кадров лишь резко вскидывает подбородок, глаза горят нескрываемым презрением. Ей совершенно точно не нравится, что с ней спорят. – Они были и вчера, и позавчера! И все эти дни вы опаздываете! Они будут и завтра, и послезавтра. Наталья Петровна остаётся невозмутимой, лишь чуть напрягает губы. Железная женщина. – Пройдёмте в кабинет. Хотите в ваш, хотите, в мой. – Зачем? Она спокойным движением протягивает бланк объяснительной: – Чтобы заполнить это. И подписать, естественно. Лариса даже не шевелится в ответ, чтобы взять бумагу. Вместо этого её губы растягиваются в язвительной усмешке. – Вы серьёзно? – в голосе лишь издевательство. – Абсолютно. – Наталья Петровна, вы в курсе, что мой отец? Наталья Петровна в ответ даже бровью не ведёт. – Естественно, в курсе. Но приказ о дисциплине существует для всех сотрудников без исключения. Пока вы наш сотрудник, вы обязаны соблюдать эту дисциплину. Лариса замирает на секунду, будто не веря, что ей такое говорят, приравнивая ко всем остальным. Где она и где вся оставшаяся челядь! – Ох, юмористка! Для всех! – хохочет громко. – Ну ладно, потешьте себя иллюзиями. Посмотрим, как долго вы продержитесь. Лара ждёт, когда начальник отдела кадров испугается и сдаст свои позиции. Но та стоит и не шевелится даже. Ждёт. – Да вы бессмертной себя, что ли, ощутили?! Не цените своё рабочее место? – Наталья Петровна молчит и дальше. – Вам очередная бумажулька нужна, чтобы вы за мной серой липучей не ходили, как в прошлый раз? Да без проблем! – резко выхватывает у Натальи Петровны бланк. Через пару минут она швыряет заполненный лист передо начальницей отдела кадров. – Довольны? – повышает голос. Пациенты, входящие в клинику, начинают оборачиваться на Ларису. – Что здесь происходит? – вмешиваюсь в ситуацию. – Очередное опоздание. Вот объяснительная, – протягивает мне и почему-то улыбается. Я бегло смотрю на текст. «Объяснительная. Я буду приходить на работу, когда посчитаю нужным! Потому что мне так удобнее! И потому что это клиника моего отца, а значит, и моя тоже!». Лариса с вызовом смотрит на меня, ждёт реакции. Всё понятно, она считает, что раз клиника принадлежит её отцу практически полностью, она может не бояться за своё будущее, чтобы не творила. Какое разочарование её ждёт впереди… – Я могу идти? – Конечно! Вас пациенты ждут! – киваю спокойно, сдерживая улыбку. – Вот именно! – фыркает. – Вы с меня бумажки свои трясёте. Но я обещаю: мой отец об этом узнает. И тогда вам не поздоровится! Вылетят все, кто нервы мне мотает! – зло смотрит на меня. – Всё! Исключений не будет! – Обязательно! – соглашаюсь с ней. Она резко разворачивается и уходит прочь. – Вот, посмотрите, что она написала в прошлые дни, – говорит мне Наталья Петровна заходя в мой кабинет. Начальник отдела кадров достаёт мне из папки объяснительные Ларисы. «Будильник прозвонил, но я его не услышала, потому что спала». «Проспала, так как мне снилось, что я уже на работе». «Не смогла вызвать такси, чтобы приехать на работу. Не рискнула воспользоваться городским транспортом, чтобы не подхватить какую-нибудь заразу». «На улице был гололёд. Ждала, пока выйдет солнце и он растает». – Да, интересно. – Продолжаем собирать? – Пару дней и заканчиваем. Не успеваю договорить с начальницей отдела кадров, как в кабинет заходит Артур. Он сдержанно кивает Наталье Петровне, и та, понимая, что нам надо поговорить, уходит. – Ты что, решила Ларису с работы выжить? Ты зачем её заставляешь всякие объяснительные писать?! – Она опаздывает. И к ней относятся как к любому из сотрудников. Нарушила дисциплину, пиши объяснительную. – А дальше что? – А дальше увольнение. Что же ещё. – Как бы не так, – ухмыляется. – Марта, ты осмелела, что ли? С чего?! Откуда столько прыти? Опять тебе про Воронова напоминать и кто он для Ларисы? Твоя задача – руководить... – Именно это я и делаю, а ты и твоя дура мне мешаете. – Да, но твоё руководство не должно распространяться на Ларису. Это же ясно как день и ночь! В отношении её персоны всё, что ты должна сделать – это закрыть глаза и уши, не замечая её мелких промахов. Зачем ты постоянно нарываешься? Не боишься последствий? – Интересно... И от кого в данном случае я должна ждать последствий? Ты заступишься? Глава 30. Глава 30. – Да хоть бы и я! – горд собой. Видимо, вспоминает, как Лару из обезьянника спас. – А если не я, то папаша её. Не могу сдержать улыбки. – Прекрати издеваться! – взрывается ответом на неё. – Я думал, мы нормально будем работать, а ты что устраиваешь?! – Я просто выполняю свою работу. Ты же сам уговаривал меня остаться. Я сделала как ты хотел. Но тебе опять всё не так. – Да, но ты словно издеваешься надо мной, над Ларой! Я же сказал тебе: надо поработать и потерпеть! Ради нашего счастливого будущего! Твоего! Моего! Неужели это так сложно сделать?! Ларе нужно время, чтобы помириться с отцом, и тогда всё наладится! Но ты упёрлась и только вредишь, вместо того, чтобы способствовать их примирению! Помоги нам! – Чем? – Воронов относится к тебе с уважением. Начни… ну не знаю… например, нахваливать её. Рассказывай, какая она молодец. Глядишь, он и растает. – Ага, разбежалась, – киваю, но он понимает, что это сарказм. – Тогда не трогай её, забудь про неё. Словно нет её и точка! – кажется, из его ушей сейчас пар повалит, насколько он зол и взбешён. Он хотел и надеялся видеть во мне союзника для достижения собственных целей, но получил того, кто шаг за шагом ставит ему подножку, при каждом его движении в светлое будущее. – Так, давай по фактам. Она опаздывает? Опаздывает. А значит, на равных условиях со всеми врачами пишет объяснительные, по какой причине это произошло. Запомни, пока я главный врач этой клиники, у неё нет никаких привилегий здесь. И мне плевать, что ты спишь ты с ней. И на то, кто её отец. Устраивает её, пусть пока работает. Не устраивает, пусть валит отсюда по собственному желанию. Артур резко поднимает на меня глаза после этих слов. – Разговор закончен! Недальновидная ты, Марта. Рисков своих не просчитываешь. Я сособственник клиники, и я буду решать, кто свалит, а кто нет! – Решать ты будешь это вместе со мной, потому что я тоже собственник! – Да. А кроме нас ещё две части у семьи Вороновых. Если я не против, чтобы она опаздывала, если Воронов молчит, значит, тоже не против. Вникаешь, Марта? – смотрит взглядом победителя. – Чистая математика, где три от четырёх долей на стороне Ларисы. Так что смирись! У неё будут приоритетные условия! И ты ничего не сможешь сделать! Он злится, но уходит. А я улыбаюсь, вспоминая его разговор о том, что часть у него, часть у Воронова, и часть у меня. Каким сюрпризом для него будет открытие, что теперь как раз ровно половина клиники моя! Но не успеваю даже помечтать о его растерянном после таких новостей лице, как через несколько минут дверь снова распахивается. Белов врывается в кабинет так, что дверь с грохотом ударяется о стену. – Я не понял, это что?! – его голос хрипит в новом возмущении. – Чего тебе опять не так? – вздыхаю, делая паузу, чтобы подчеркнуть своё раздражение. – Как ты мне надоел… Он швыряет бумаги на стол передо мной. Листы разлетаются, падая на пол, но он даже не наклоняется поднять. – Ты видела её трудовой договор?! Мне Лариса его только что принесла. – Конечно. Я же его подписывала как главный врач. Мои слова звучат так, будто я объясняю очевидное ребёнку. – Ты зарплату её видела? Лариса сказала там три копейки! Я откидываюсь в кресле, скрещиваю руки на груди и не скрываю своего возмущения: – Когда у нас заработная плата шестьдесят пять тысяч рублей стала тремя копейками? Молодые специалисты за меньшие деньги работают. – Но не для Ларисы! – Тогда зачем она согласилась здесь работать, если её не устраивала сумма? – не знаю, почему, но мне стало приносить удовольствие видеть его то гневное, то растерянное лицо. – Она сказала, что не смотрела на цифры, когда ты ей подсовывала трудовой договор на днях! – Ну, во-первых, я ей ничего не подсовывала. Ей его дали в отделе кадров. А во-вторых, если она, как ты говоришь, не смотрела на цифры, то это дополнительное доказательство отсутствия мозга у твоей дамы. В этот момент дверь кабинета снова распахивается, и врывается сама Лара. Артур недоволен её появлением. – Лара, погоди, зачем ты зашла. Я же сказал – жди! – Я не буду работать за такую зарплату! – выкрикивает она, задыхаясь, не обращая внимание на его укор. – Ты не согласна с предложенной зарплатой? – мы все замираем. – Естественно, нет! – Ну что же, тогда только один вариант... – Увеличить тебе зарплату, – быстро говорит Белов, улыбаясь своей девке, не позволив закончить мне. – Нет, – отрицаю его слова. – Расторгнуть трудовой договор. Я как главный врач не против. Пиши заявление об увольнении по собственному желанию. Подпишу даже без отработки. Конечно, нам будет тяжело без такого ценного специалиста, как ты, но, думаю, мы переживём эту трагедию, – протягиваю ей чистый лист бумаги. – Марта, хватит! – вмешивается в наш диалог Белов. – Ну, что ты растерялась? – подначиваю её и настаиваю, пользуясь ситуацией. – Вперёд! По лицу Ларисы видно, что она сомневается, но быстро берёт себя в руки. Если несколько секунд назад она хмурилась, то теперь её губы в привычной манере приподнялись в ухмылке. – Что за игру ты со мной затеяла? Хочешь поссорить меня с Артуром? Мы же только и ругаемся из-за тебя последние дни, стерва! Молчу. Жду. Раззадориваю, распаляю её, позволяя вспыльчивому характеру взять верх над разумом и расчётом. – Лар, успокойся, – пытается взять её за руку Воронову Белов. – Пойдём, мы разберёмся. – Нет, – отвечаю резко. – Будет или так как есть, или никак. – Тогда никак! – говорит то, что я хочу слышать. – Лар… погоди! Может, ты не будешь кипятиться? – Артур настаивает, привлекая её внимание. – Нам, пока ты с отцом не помирилась надо на что-то жить. – Ты правда это говоришь сейчас или смеёшься?! Ты что, реально думал я буду работать за шестьдесят пять тысяч рублей в месяц? – её губы искривляются в усмешке и удивлении. – Да я три раза в ресторан хожу и такие деньги трачу! А здесь, мало того, что требуют объяснительные за каждое опоздание, так ещё и зарплату такую маленькую предлагают! – Лара, я тебе говорю: прекрати! – рычит теперь на неё при мне. – Можно поменять условия договора, но давай позднее об этом. Мы сходим к твоему отцу, напомним ему, что нас большинство… – рассуждает вслух Артур, намекая, что я против них ничего не смогу сделать в таком случае, – и всё решится в твою пользу. Только надо подождать, Лара! – Или увеличивай зарплату, или я ухожу, – игнорирует уговоры Артура, одёргивая его руки от себя. – Уходи, – отвечаю сразу же, без сомнения. Мы смотрим друг другу в глаза теперь и каждый ждёт, кто сдастся первым. И всё-таки она уступает. Садится напротив, берёт лист бумаги, который я ей предложила и пишет заявление об увольнении по собственному желанию. Я догадываюсь на что сделан расчёт. Об этом узнает Воронов, приедет, устроит мне скандал, заставит принять её обратно и сделать ту зарплату, которую она сама захочет. Воронов за своих порвёт и это знают все. А Лариса до сих пор верит, что она «своя» для отца вне всяких сомнений. Только не знает она и не ведает, что «гиря» у её отца упала и больше поблажек не будет. Что ж, мне её расчёт только на руку сейчас. – Ларис… Вот нахрена ты усугубляешь! – Артур сомневается в том, что она делает, но ругаться при мне, видимо, не хочет. – Вот зря ты меня не слушаешь! – настаивает. – Отстань сейчас от меня, Артур! Я не в том настроении, чтобы слушать твои уговоры. А эта, – кивает в мою сторону, – вылетит отсюда совсем скоро. Отец ей не простит такой выходки, – победно улыбается. – Да и, в конце концов, чего ты так волнуешься? – поднимает на него удивлённый взгляд. – Ты мой мужчина, и я, если захочу, могу вообще не работать. Верно? Молчит. Белову такая идея непривычна, потому что я, будучи с ним в браке работала всегда и очень много. Иногда на равных, а бывали времена, что и больше. Наверное, ему трудно представить, что теперь только он вынужден будет тянуть их сомнительную ячейку общества, но Лара не оставляет ему выбора. Впрочем, как и я ей в эту минуту. – Ладно, посидишь пока дома… – сдаётся окончательно. Когда они уходят, беру в руки её заявление об увольнении по собственному желанию и смотрю на него несколько минут. Я довольна... Надо же… Я-то думала, для решения этот вопроса мне понадобится чуть больше времени. Но нет, всё решилось оперативно! Отлично! Надеюсь, остальные вопросы будут решаться также быстро и продуктивно! Глава 31. Глава 31. ВОРОНОВ Сижу за столом заваленным бумагами, и пытаюсь работать. Компьютер гудит, на экране незакрытые отчёты, присланные моими бухгалтерами, и прочие документы. Цифры сливаются, устраивая передо мной пляску, не желая позволить сосредоточиться. Всё это вызывает у меня сегодня жуткое раздражение. Слышу, как пиликает телефон. «Александр Николаевич, добрый день. Держитесь…У вас грядёт Армагеддон… Я уволила вашу дочь». После её «держитесь» сердце аж на мгновение остановилось! Бляха-муха, ну разве можно так пугать! Улыбаюсь. Марта умеет сделать так, что сердце затрепыхается. Неважно отчего: от ненависти или восхищения. «Добрый день, Марта Викторовна! Какая печаль… Но почему-то мне кажется, что вы наслаждаетесь, похоронив карьеру моей дочери в нашей клинике?» – улыбаюсь и отправляю ответное. «Вы правы. Простите за откровенность. :) Я могла бы вас обмануть, что это не так, но… Если вдруг ваша дочь прибежит жаловаться и требовать наказать меня, хотелось бы, чтобы вы были готовы к обороне. Хорошего дня». «Я кремень. Буду стоять насмерть! ;) Хорошего дня». От слов «наказать меня» я закрываю глаза и представляю, как буду её наказывать... И я бы сделал всё, чтобы это «наказание» ей понравилось настолько, что ей захотелось ещё. Я не могу не улыбаться, когда переписываюсь с Мартой. Ох, как же она меня забавляет! Она вызывает у меня такие чувства… каких я не испытывал очень давно. А иногда кажется, что вообще не испытывал. Кладу телефон на стол, но улыбка не сходит с лица. К Марте я всегда, с момента первой встречи относился с большим уважением. Жёсткая, умная, бескомпромиссная! И при этом нежная, чувственная, ранимая. Как она всё это в себе сочетает, ума не приложу. После дня открытия клиники она не отпускает мои мысли практически никогда. Я должен был возненавидеть и её за компанию с муженьком – идиотом, но после того, как увидел её гордую, смелую, упрямую, несмотря на прорывающиеся слёзы обиды, разочарования, страха оттого, что я могу оставить их ни с чем, я будто с ума сошёл. Никогда у меня не было такой женщины, как она. И я не о физике, я о характере. Сегодня я совершенно точно понимаю, что влюбился в её душу, а не только в тело. А это, на самом деле, две большие разницы! Много женщин было у меня, но я их хотел, а эту… хочу не только физически. Душу её хочу! Чтобы думала обо мне, как я о ней, чтобы рядом быть хотела со мной, как я хочу быть с ней. Она теперь не выходит из моей головы где бы я не был, и чтобы я не делал. Я засыпаю с мыслями о ней, просыпаюсь с мыслями о ней, она просто повсюду! Недавно я услышал песню по радио:… Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б такую! Ах, какая женщина! Какая женщина! Мне б такую… И в этот миг я понял: это всё словно о ней, о Марте! Ах, какая женщина… мне б такую. Но она держит глухую дистанцию и оборону. А я словно мне восемнадцать стесняюсь любого проявления чувств. Наверное, ещё не время и я утешаю себя этим. Она пока замужем, и такие женщины, как Марта никогда не унизят себя отношениями с другим мужчиной, будучи в браке. Хорошо, я терпеливый, я подожду. Но как только она разведётся, Воронов ещё себя покажет! В конце концов, когда я пасовал перед трудностями? Стук в дверь прерывает мои мысли, и на пороге появилась Инга, мой секретарь. – Простите, Александр Николаевич, там ваша Ирина Семёновна очень хочет поговорить с вами. – Ох… ещё мне её не хватало. – Ну соединяй, а то не отцепится, липучка, – не сразу соображаю, что ей проще мне на сотовый позвонить. – Она не по телефону, она в приёмной. – Тогда пусть заходит, – выключаю все программы. – Здравствуй, Саша. – Здравствуй, Ира. Какими судьбами? Ты могла не утруждаться, позвонить. Ясно, скорее всего Лара решила не сама, а через мать действовать. Моя дочь так периодически поступает, когда понимает, что самой ей не справится. Но сейчас и мать ей не поможет. Давно пора проучить эту зарвавшуюся девчонку. – Нет, я хотела бы поговорить лично. С глазу на глаз, так сказать… – И даже знаю, о чём… – она спешно кивает. – Саш… может, не стоило так сурово, а? Может… надо было её пустить домой после того, как эта… Она же сама захотела вернуться, а ты её прогнал. – «Эту» зовут Марта Викторовна, – сразу поправляю бывшую жену. – Да всё равно как её зовут, – раздражённо отмахивается. – Главное, что Лара очень жалуется на неё. Ты, случаем, с ней не заодно? – спрашивает аккуратно, смотрит выжидательно. – Заодно, – даже скрывать не стану! – Как… ты против дочери пошёл? Разве такое возможно? – И что? – Но… – Ирина даже своих эмоций скрыть не может. Их столько: удивление, возмущение, негатив. – Вы что, сговорились? Она кто? Любовница твоя? – А какое твоё, собственно дело? Когда я стал обязан перед тобой отчитываться? – Да, да, я понимаю, не должен, конечно, – быстро кивает. – Но наша дочь, Саша… Ты знаешь, что твоя дочь сейчас рыдает?! – Побольше поплачет, поменьше в туалет сходит. И от чего она рыдает? От счастья, что она теперь живёт с любимым человеком? Так она же этого и хотела. Что опять не так? Чем нынче не угодили? Или она только при условии счастлива будет, если я Белова к себе приглашу жить вместе с ней? – Ну ладно… Я поняла, – опускает лицо. – Саш… Ты же сам понимаешь, что жить с этой… – Мартой Викторовной, – снова её поправляю. – С ней… жить наша дочь не будет. Она пошла туда только потому, что некуда было идти и там хоть условия человеческие. Надо как-то решать о её будущем. Саш… пусть они ко мне передут? Можно? Я обещаю, они не появятся и за километр от твоего дома! – Нет, – рычу на бывшую, не сдерживая своих эмоций. – Разрешишь им к себе въехать, лишу всего! – резко бью кулаком по столу. – Это её выбор, понимаешь! Она выбрала его! – настаивает Ирина. – Выбор, говоришь, её? Я не против. Разве я мешаю? Пусть отвечает за свой выбор. Самое время! – И всё-таки… – не соглашается со мной бывшая и настаивает на своём. – Я бы хотела, чтобы ты прислушался и разрешил им переехать ко мне. – Ира, ничего не меняется, – отрицательно кручу головой, тем самым давая понять, что не разрешу им переехать в квартиру, которую купил для бывшей супруги. – Ты всегда её оправдывала. И снова это делаешь? Что за любовь у тебя такая слепая? Ну хватит, открой глаза. Она с женатым мужиком спуталась, но даже это тебя не смущает? – Я просто хочу, чтобы моя дочь была счастлива. – Даже если это счастье за счёт других? Даже если это счастье приносит горе большому количеству людей? Даже если оно через позор? Жена не отвечает мне на эти вопросы. Но я знаю на них ответы. Её любовь эгоистична, и на других ей наплевать. Это Ларисе передалось от супруги. Именно поэтому я не смог в итоге с Ирой жить в дальнейшем, когда вернулся с Севера. – Сколько раз я тебе говорил: хватит потакать, хватит покрывать! Но нет, ты меня не слушала. Неужели ты не понимаешь, что ты вырастила не принцессу, а чудовище! Ты её разбаловала, а теперь я разгребаю. Бывшая жена стоит и смахивает слёзы, когда я снова пытаюсь ей доказать, что нельзя продолжать идти на поводу у Лары. Говорить на эту тему с ней не хочу, сто раз слышал. Когда Лариса в малом возрасте топала ногами и получала всё, что хотела – слышал. Когда она подростком жила с Ириной и требовала всё больше и больше – я тоже слышал именно это. А что уж говорить про сегодняшнее время тогда. Она, как я теперь понимаю, даже в мыслях не допускает, что я наконец-то решился ей отказать. – Сама подумай, – сбавляю тон, – ты разрешишь им жить у себя, а дальше что? Она сядет тебе на голову, посадит своего мужика, а ты будешь бегать ко мне и просить помощи, как было в нашей прошлой жизни? Нет, я больше не буду за неё платить. Ни деньгами, ни нервами. Повторяю: полезешь в наш конфликт, пожалеешь. Я и так помогаю тебе деньгами по доброте душевной. Не злоупотребляй, Ирина. – Я прежде всего мать, и останусь ей всегда для своей дочери. – Тогда сама содержи её теперь. Я не против. Но твоя слепая материнская любовь привела нас к тому, что мы имеем на сегодняшний день. – Это обоюдная вина! Тебя почти семь лет не было рядом! – кидает мне в упрёк. – Да, но я не гулял, я работал! И за то, что я упустил важное время её становления, будучи далеко от вас, я расплатился сполна. И именно поэтому я несу теперь ответственность за неё и за тебя до сих пор. Хотя после восемнадцати Лариных лет я давно мог бы послать куда подальше и её, и тебя. Бывшая жена опускает лицо. Думаю, она сама уже пожалела, что снова завела старую пластинку. – Хватит пытаться выехать на моём чувстве вины, Ирина. Вы и так довольно долго это делали, – стараюсь говорить спокойно, но в душе ураган. Каждое, якобы спокойное слово даётся с усилием. Она не зря упомянула прошлое, знает, на какие точки давить, знает, где мои слабые места. Но сегодня это не сработает. Как у дочери перестало работать, так и у бывшей тоже перестанет совсем скоро. – Вы с Ларой выбрали неверный путь, и моему терпению скоро придёт конец. Говорю это в усталости, намекая открыто, что дальше так продолжаться не может. Теперь мы оба молчим. Ирина отвернулась, скрестила руки на груди – её любимая поза, когда она чувствует себя загнанной в угол, но не хочет это признавать. Таким образом она закрывается от всего мира. Я же отхожу к окну и смотрю в серое небо за стеклом. Проходит несколько минут, прежде чем я начинаю говорить. Ира знает мой характер. Мне надо несколько минут, чтобы успокоиться и взять себя в руки после того, как она меня разозлила. – В общем так: если ты начнёшь ей помогать хоть чем-то, хоть как-то, и мне мои охранники про это доложат… – делаю паузу, давая ей осознать серьёзность сказанного. – Всё, Ира, твоя лавочка тоже закроется. Я больше не помогу тебе ни рублём. Последняя фраза звучит как приговор. Не угроза, не шантаж, а обычная констатация неизбежного факта. Ирина ничего не отвечает. Теперь услышав всё это, спорить со мной она не хочет. А уж ругаться – тем более. Она знает, что сейчас я не шучу. Признаться, я не раз уже думал, что Лариса одумается и поймёт, что совершила ошибку. И ведь был момент, когда казалось, что так и случится – после того, как её выпустили из изолятора временного содержания, она даже пришла домой. Но вместо того, чтобы хотя бы о Лизе спросить, она начала нести свою обычную чушь: кругом сволочи, а я одна белая и пушистая! О дочери – ни слова. Ни единого вопроса. Словно нет её. Наверное, я зря всё это затеял. Всё больше и больше сомневаюсь в успехе своего мероприятия. Всё чаще кажется, что этот замысел пустой. Что никакая "шоковая терапия" не заставит Ларису измениться. Но мне так хотелось верить, что на фоне этой новой жизни: без денег, без привычной роскоши у неё что-то перевернётся в голове. Что она, наконец, увидит: у неё отличная семья, дочь, любящие родители… Что всё, что она имеет нужно ценить. Но пока разочарование продолжается. И боюсь, мы вот-вот и дойдём до края. Ведь я если вычеркну её из жизни – это уже навсегда. А что может быть страшнее отказаться от собственного ребёнка, пусть ему уже даже не пять и не десять. Пожалуй, ничего. Глава 32. Глава 32. Как я и предполагала, первую неделю совместного проживания Артур и Лариса ужинали в кафе и ресторанах. Да, это ожидаемо, пока позволяла зарплата. Но вряд ли Белов долго выдержит такую финансовую нагрузку. Теперь они ходят уже через день, а в другие вечера жуют бутерброды. Воронов, как и обещал, перекрыл ей денежный поток, Лариса уволена, зарплаты у неё нет, а значит, тянуть роскошь и привычные хотелки скоро будет не по карману. Быт потихоньку захватывает. Всё чаще теперь в раковине остаётся посуда, не знаю, кем из них забытая. Я собираю её молча в таз и ставлю нам перед порогом в их комнату. Вот и сегодня Артур, выходя, запинается об неё, и она битая, разлетается по коридору. Недавно я слышала, как он просил Ларису мыть посуду, и, наверное, она его даже попыталась услышать, потому что… – Сделай что-нибудь! – слышу, заходя сегодня в квартиру, как верещит Воронова. – Посмотри сколько пены! Захожу на кухню и вижу, как из всех щелей, где установлена посудомоечная машина прёт пена. – Сколько таблеток или порошка для посудомойки ты положила в отсек? – кричит на Ларису Артур. – Каких таблеток? Какой порошок? – не понимая его, спрашивает в ответ. – Я залила вон то, – показывает на средство для мытья посуды. – Ты дура?! – не сдерживается Белов. – Нельзя ни в коем случае лить такие вещи в посудомойку. – Но почему? – не понимает его Лариса. – Потому что средство для мытья посуды не предназначено для таких машин, и от него образуется много пены! Сколько ты залила? – Не помню. Я что, мерить её должна была?! Полностью под крышку залила! – орёт истерично. – Ты её поток хрен остановишь теперь, пока она не использует всю залитую жидкость. Глянь сама, – показывает на машинку. – Обычное средство для мытья посуды очень сильно пенится! – А ещё при попадании пены на работающие электронные узлы управления посудомоечная машина может перегореть, – добавляю спокойно, и они замечают меня. – Белов, если это произойдёт, с тебя двадцать пять тысяч. – С чего это?! – Стоимость посудомойки согласно чекам сорок девять тысяч девятьсот девяносто девять рублей. Половина твоя и половина моя. Ты свою половину, считай, подарил своей бестолковой неумехе, а мою половину отдашь мне. И будь счастлив, что я компенсацию сверху не накидываю. Хотя… моё настроение может завтра резко измениться, и она станет неизбежной. Белов ничего не отвечает мне, отворачивается и пытается справиться с посудомойкой и истерикой Ларисы. Через три дня машинка действительно сломалась. Белов, на удивление, принёс мне сам двадцать пять тысяч и не сказал ни слова. Но его расстроенный вид я видела невооружённым глазом. Надо же, пролетело всего чуть больше недели, но я стала замечать главное: Артур становился всё раздражённее, а Лариса всё хмурнее. Видимо, каждый из них понимает потихоньку, что ситуация не так радужна, как казалось сначала, и разрулить быстро с папой не получится. Он слишком категорично настроен. Через пару дней заметив свинарник на кухне в виде брошенных недоеденных бутербродов, крошек от хлеба, я, собрав всю эту грязь, без приглашения захожу в комнату и стряхиваю всё это добро им на кровать. – Ты что творишь? – вопит Лара. – Артур!? – смотрит на него. – Марта, прекрати! – Если не будете за собой убирать, так будет теперь каждый день. И вот уже третий день с утра, пока любовница Белова спит сладким сном, я захожу к ним в комнату и совершаю одно и то же движение, после чего сонная Лара вопит в возмущении, что я наглая стерва и не имею право заходить сюда. – Запрети мне, – улыбаюсь. Но она лишь орёт, а Артур, напротив, не конфликтует со мной. Догадываюсь, скорее всего, это потому, что он сам хочет пусть, хоть таким методом, но научить её убирать за собой. Бывшему мужу – чистюле такое отношению к порядку от Ларисы, чувствую, даётся крайне тяжело! Но пока он молчит как стойкий оловянный солдатик, и наблюдает со стороны, заняв выжидательную позицию. Мужское поведение, ничего не скажешь! Сегодня вечером, когда я уже собиралась лечь спать, в дверь моей комнаты постучали. – Марта, – раздаётся голос Артура. – Привет. Мы можем поговорить? Мой муж стоит на пороге моей комнаты с уставшим выражением лица. – Да, почему нет. О чём ты хотел поговорить? Он заходит в комнату, закрывает за собой дверь и садится на край кровати. – Я не знаю, как это сказать, но... – замолкает, словно тщательно подбирает слова. – Нет между нами мира здесь. Лара бесится, и я не знаю, как с ней сладить. – Ну ты же мечтал, чтобы она была рядом. Вот, даже я, жена твоя тебе такую волшебную возможность дала. Много ли жён соглашается на такое безумие? Что тебе опять не так? – Всё не так, как я ожидал, и это меня очень беспокоит. Мне казалось, что раз ты согласилась жить вместе, мы как-то сможем договориться. Но ты слишком категорична с Ларой. – Погоди, ты же у нас фанатик чистоты. Разве тебе не тяжело видеть срач кругом? – Так-то оно так, но... Надо как-то потерпеть. – Кому? Мне? Так я и так её терплю. Не многовато ли ты требуешь от меня терпения? – Да, но... Скажи, а почему ты пошла на такие условия? Мне совершенно точно не даёт покоя несколько дней эта мысль. Ты же была крайне негативно настроена всего несколько дней назад. И сейчас я вижу всё тоже самое. В чём подвох? – Никакого, – равнодушно пожимаю плечами, глядя на Артура. Он теперь пристально всматривается в моё лицо, словно пытается прочитать мои мысли. Но у него ничего не получится, никто из людей так и не научился этого делать. – Просто я решила, что пока не решился вопрос с клиникой и жильём, лучше врага своего держать рядом с собой! – Я тебе не враг! – неожиданно возражает он, и в его голосе слышится искреннее возмущение от моих слов. Поворачиваюсь к нему и смотрю с нескрываемым удивлением. Белов реально верил, что после того, какую он творил дичь по отношению ко мне, я с ним ещё сюсюкаться буду и договариваться?! – Ты враг, самый настоящий, самый подлый из всех, которые возможны, – холодно отвечаю я, не давая ему шанса на оправдания. Какие здесь вообще могут быть оправдания? – Слушай, хватит пустых разговоров. Пойдём со мной, – мы выходим на общую территорию. – У нас были договорённости, вы их не соблюдаете. Посмотри, какой вы устроили срач, – недовольно обвожу рукой кухню, указывая на беспорядок, который царит вокруг. – А в коридоре? Песок скрепит под ногами! Как вам самим-то приятно? Я целенаправленно тыкаю его почти каждый день носом в этот гадюшник. Мне надо, чтобы Белов жил именно в свинарнике и смотрел на любимую женщину не только когда она выходит из бассейна с татуажем на лице и накаченными сиськами, но и когда она валяется сутками на диване, среди крошек и разбросанных ею вещей. Хочу, чтобы он сам выпроводил её из нашего дома, но перед этим изрядно помучился! Артур пробегает глазами по территории, затем опускает взгляд, но ничего не отвечает мне. Я знаю его слишком хорошо, и мне нетрудно догадаться, что Белов согласен с моими словами. Насколько тебя ещё хватит, брезгливый ты мой чистюля? – Марта, но ты можешь ей сказать, чтобы она убирала… – Даже не собираюсь. Но могу прямо сейчас вышвырнуть её отсюда по причине несоблюдения условий договора. И сразу будет порядок. Хочешь? – Нет, не надо, – торопливо отвечает мне. – Тогда… – думает усиленно, снова оглядываясь по сторонам, – я думаю, у нас остаётся ещё один вариант… – Какой? – напрягаюсь в сомнении от гениальности его идей. Одна только идея прийти с Вороновой сюда, чего стоила. Глава 33. Глава 33. – Может, ты сама? – Что сама? – Ну, уборкой будешь заниматься. У неё опыта в этом вопросе нет, а у тебя большой. Ты лучше знаешь, что и как. Знаешь, где какая вещь лежит и ... – Ну ты и наглец! – хохочу громко. – Слушай, я вот думаю, ты реально идиот или по принципу «я предложу, авось получится»? – Ну я же не за просто так! – злится. – За деньги! – А когда ты стал так богат, что раскидываешь деньгами налево и направо?! Может, лучше Воронову их отдашь? – Таких денег как он от меня требует, у меня нет! – Ни за какие деньги я не соглашусь на такое! – начинаю раздражаться от его тупых предложений. – Ладно, не бесись! Тогда предполагаю установить какой-то график дежурства, – неожиданно выдаёт он следующее предложение, пытаясь найти выход из ситуации. – Интересно, как это будет выглядеть? – Например, день убираешь ты, день убирает она. День ты, день она. Ну и так далее, – объясняет он, словно это действительно может решить все наши проблемы в этом совместно проживании. – Ну, в том, что она убирать не будет, я вообще ни на грамм не сомневаюсь, – отвечаю ему с лёгкой усмешкой. – Поэтому нет, на такое глупое предложение я тоже не согласна. В пределах комнаты, в которой я живу, я уберу. Когда приготовлю себе покушать, посуду за собой я тоже помою. А за вами убирать не буду совершенно точно. – Но места общего пользования ведь кто-то тоже должен убирать! – возмущается он, явно не ожидая такого ответа. – Ну не мне ли за вами убирать? – Не ёрничай! – злится в ответ Артур, его голос становится резче и грубее. – Я пытаюсь решить проблему! Всё, раз ты ничего не можешь предложить, всё-таки давай пробовать график! Общая комната, общая ванна, общая кухня. Я заставлю её убирать, не переживай. – Ну, попробуй… заставить, а я посмотрю на это! – в итоге соглашаюсь, но в успех этого мероприятия я, естественно, не верю. После нашего разговора я была даже крайне удивлена, что Лара действительно начала что-то делать по дому. Ну, если это можно было назвать «делать». Её попытки были настолько неуклюжими и беспомощными, что это скорее напоминало пародию на хозяйственность. Прилипшие к кастрюле макароны летели в мусорку, сваренные вкрутую яйца растекались на столе, оставляя после себя липкие следы, которые она даже не пыталась вытереть. Она словно ничего не замечала, ну, или не хотела замечать. Утром и вечером Артур ел эту еду, будто это было полноценное питание для него и в знак уважения к любимой молча жевал и терпел. Самым смешным для меня было, что несколько раз в клинике я наблюдала на его рабочем месте пиццу, а один раз застала на месте преступления, жующего какие-то также заказанные пироги. Я радовалась таким вещам, потому что знала, что с его гастритом на таком питании он долго не продержится. А Лара кормить его диетическими блюдами совершенно точно не собиралась. Однажды утром, собираясь на работу, Артур вышел на кухню и, как обычно, обратился ко мне: – Где мои чистые носки? – спросил меня явно сильно раздражённый. Я даже ответить ничего не успела, потому что он, поняв свою ошибку, развернулся и пошёл к Ларе. Дверь в их комнату осталась приоткрыта, и мне даже не нужно было прислушиваться, чтобы услышать их разговор. – Лара… у меня носки чистые кончились. – А я причём? – в её голосе послышалось искреннее недоумение. – Ну как причём… постирай. – Вот ещё! — фыркает она, не стесняясь выражать своё сопротивление. – Я бы ещё за мужиком носки вонючие не стирала! Меня мама не для этого родила! – Но ты живёшь с мужиком, хочешь не хочешь, нужно выполнять определённые обязанности! – напоминает он ей о реалиях жизни с ним. – Ты носишь их? – пауза. Видимо, кивнул. – Вот ты носишь, ты и стирай! – Я пробовал, но стиральная машинка крутить крутит, а стирать не стирает! Вызови мастера хотя бы, раз ты дома! – Сам с работы вызовешь, не переломишься! Я не могу сдержать улыбки, слушая этот диалог. Всё идёт так, как я и предполагала, осталось немного подождать и я выполню часть своего обещания перед Вороновым. И вот уже периодически слышу, возвращаясь домой тихие скандалы и перешёптывания в соседней комнате. Они выясняют отношения, спорят о том, что должна делать женщина, и о том, что не должна. По мнению Артура, женщина должна: убирать, стирать, готовить. И далее по стандартному списку. А у Лары мнение: мужик обязан обеспечить своей женщине такое существование, чтобы ей было хорошо. Иначе зачем он тогда вообще нужен? Сегодня я вернулась с работы чуть раньше обычного из-за плохого самочувствия. Подходя к подъезду, обратила внимание, что охранник, который был приставлен к нашему дому, с кем-то бурно выясняет отношения. Какая-то женщина упорно и агрессивно заставляла его взять два пакета. Я сразу же догадалась, что они наполнены едой. – Ирина категорически настроена, как ты сам этого не понимаешь!? – кричит женщина, явно раздражённая. – У её дочери уже болит желудок, она хочет питаться нормально, возьми нормальную еду! Ничего эта грымза не узнает! Я поняла, что речь шла о грымзе – это обо мне. – Нет! Я сказал, что нет, не возьму, и точка! – твёрдо отвечает охранник, а затем замечает меня. Он опускает глаза, словно чувствуя себя неловко передо мной. – Что случилось? – подхожу без всякого стеснения к этой парочке и спрашиваю «в лоб». Охранник напрягается, замечаю его растерянность. – Ничего, из-за чего вам бы стоило волноваться, Марта Викторовна. Она, – кивает в сторону подруги жены, предполагаю, – приезжает уже не первый раз, но поверьте мне на слово, я не в первый раз отказываю ей. – Отлично! Прошу отказывать и дальше, – не прощаясь, разворачиваюсь и ухожу, слыша себе вслед от этой женщины: стерва! – Вы даже не представляете какая стерва! – срывается с моих губ в ответ. Всё, что ей остаётся – это только эмоционально фыркать. Захожу домой и слышу очередную перебранку между ещё совсем ещё недавно влюблёнными. – Нахрена ты их все выбросила?! Я просил постирать, а не выбросить! – раздаётся из соседней комнаты гневный голос Артура. Я сразу понимаю, что речь снова идёт о пресловутых носках. – У тебя есть руки, стирал бы сам! В чём проблема?! – голос Лары в ответ звучит резко и раздражённо. – Проблема в том, что ты кроме кровати и телефона ничего другого не замечаешь! Я и так, пока не видела Марта, всё за тебя делал! И полы мыл, и посуду! Опаньки! То есть не Лара наводила порядок в доме как представлялось на публику, а сам Белов ползал с тряпкой?! Эта женщина - просто огонь! Как у неё получилось его припахать?! В нашей семье Белов всегда отрубал в вопросе уборки. Мол, это не мужское дело. И я принимала его убеждение, считая, что мне не трудно убрать самой. Меня так приучали с детства. Это теперь я понимаю, что это неправильно, а тогда будучи молодой и уступчивой, выходя за него замуж, не сопротивлялась. А дальше убирала сама просто по привычке. А зря! Оказывается, надо было настаивать делить обязанности пополам. Ну, кто везёт на том и едут... – Лара, я работаю, в отличие от тебя, – продолжает Артур, не скрывая ответного раздражения. – И при этом делаю всё по дому. Это нечестно! – На всякий случай сделай рентген завтра! – дерзит ему в ответ вместо благодарности. Вот, это Воронова младшая, вся в своей красе! – Зачем рентген? – не понимает Белов. – Проверь, не переломился ли твой позвоночник, пока ты квартиру убирал и намывал! Воронова младшая начинает хохотать от своей же тупой шутки. И я улыбаюсь вместе с ней. – Ну-ка прекрати надо мной издеваться! Мало, что ли, мне Марты? Две змеи и обе жалят! Да что за жизнь, бл@ть! Поднимай свой зад и делай что-то для меня, в конце концов! Деньги я, еда я, уборка, и то я! А ты? Что ты?! – Не упрекай меня деньгами! Меня уволила твоя жена, а ты ничего не сделал! – кидает ему в ответ в злости. – Нехрен было писать заявление на увольнение. Я тебе говорил: не кипятись, подожди, всё решим! Но ты выпендривалась, надеясь на отца. И где папаша твой? Не вижу, чтобы он спешил за тебя заступиться! И Марта не вижу, чтобы осиновым листом перед ним дрожала! А что касается уборки: семейная жизнь, знаешь ли, заставляет женщину отказаться от некоторых своих удовольствий во благо своего мужчины. – А я что, не отказалась?! – окончательно взрывается Лара. – Я ради тебя многим пожертвовала! У меня уже желудок сворачивается от бутербродов, я никогда так дерьмово не питалась, как питаюсь с тобой! Ты, да, догадываюсь, в кафешку бегаешь, когда на работе, а я? Практически никуда не выхожу! – Да откуда мне брать деньги на кафешку, если ты присоска из меня тянешь все деньги?! То косметику тебе подавай, которую Марта разбила, то посудомойку ты сломала, то за аренду заплати! А на счёт того, что ты никуда не ходишь, так выходи! Кто не даёт? – отрубает в ответ Белов. – Ты не в замке и не в заточении! – Сравнил! Тебе до замка никогда не дорасти! Как и до принца тоже! А что касается меня, то я, скорее, в темнице! А смысл мне куда-то выходить, если отец запретил мне встречаться с матерью, обрезал все каналы поставки еды, блокировал все карточки! Мне даже в ресторан не на что сходить! Воронова младшая уже не сдерживается и кричит. Видимо, накопилось слишком много. – Пару раз с подружками выбралась, так себя опозорила, что они платили за меня. Где такое видано! Называется: переехала к любимому! Моя жизнь должна была стать счастливой, а не наоборот! Артур тяжело вздыхает, но теперь молчит, явно не зная, что ответить. – Лара, – пытается через пару минут говорить мягче, – просто в следующий раз закинь эти грёбаные носки в стирку хотя бы в таз. И постирай руками, раз машинка не работает, а не выкидывай в мусорку. А еда… если тебя саму не устраивает, запишись на бесплатные курсы по обучению приготовления пищи, и будет тебе, и мне, кстати, тоже – счастье. Я не вижу лица Вороновой, но её пыхтение от откровенного возмущения слышно на всю квартиру. Мне трудно сдерживать смех, но я держусь. Теперь это для меня как ежедневный аттракцион, на котором я развлекаюсь после работы. Этим двум идиотом объединиться бы, как мы с Вороновым, а не воевать друг против друга. Но и на это у них не хватило ума из-за собственного самолюбия и нежелания уступить друг другу хоть в чём-то. И меня такая ситуация радует! И да, не скрою, мне доставляет особый вид удовольствия наблюдать, как лодка любви наших голубков разбивается о быт. Глава 34. Глава 34. – Ты шибанулся?! Обалдел?! – кидает странные словечки в ответ Воронова младшая и всё-таки стоит на своём. – Какие курсы, какие носки?! Ну уж нет! Я тебе не нанималась! У меня, позволю тебе напомнить, для этого были специально обученные люди, а здесь ты из меня кухарку и уборщицу хочешь сделать!? Хочешь порядка – с тряпкой ползай сам! Я стою на кухне, слушая их перепалку, и радуюсь. Вот она, настоящая семейная жизнь с моим мужем, милочка! С человеком, который в бытовом смысле всегда был инвалидом. Всё идёт так, как я и предполагала. Лариса, привыкшая к роскоши и обслуживанию другими лицами, оказалась совершенно не готова к быту. Но самое, пожалуй, главное, она и не хочет что-то менять! А Артур, который всегда считал, что женщина должна быть хозяйственной, теперь столкнулся с реальностью, где его новая пассия не собирает играть роль идеальной домохозяйки. И всего-то было нужно, чтобы они столкнулись с бытом, чтобы эти отношения затрещали по швам. – Не мужское дело стирать носки и жрать готовить! Это бабские обязанности! – отрубает Белов, и, выходя из комнаты замечая меня, замолкает. – Марта... Привет… – понимаю, ему крайне неудобно передо мной, что я стала свидетелем их ругани. – Ты всё слышала, да? – Конечно. Слушала и наслаждалась! – Марта, – подходит ко мне, мнётся, вижу, что хочет что-то сказать, – может быть, ты поговоришь с Вороновым? – О чём? – О Ларе. Пора прекращать издеваться над ней. Я так понял, он с твоей подачи специально создал такие условия, при которых она сбежит от меня в ближайшее время. Верно? – Артур стоит рядом со мной, его голос звучит теперь обвиняющее. – А ты догадливый. Верно! – отвечаю честно. – Кстати, глянь, шмотки её опять на кухне валяются. Убери или сам или пусть она! Иначе я их выкину. – Тебе надо, ты и убирай, – отмахивается. – Дурдом! Ок. Я уберу. Беру мусорный мешок и скидываю эти вещи в пакет. Воронова выходит из комнаты, замечая то, что я делаю, начинает орать. – Не смей трогать мои вещи! Они стоят больше, чем твои почки. – Вот, ставлю до завтрашнего утра здесь, – показываю на угол возле входной двери. – Не уберёшь, выкину. Время пошло. Она что-то верещит мне дальше, но я не слушаю. На следующий день, возвращаясь вечером домой наблюдаю, как мешок с вещами стоит на том же месте, куда я это поставила. На тупой принцип пошла? Я не против. Следом за мной в квартиру заходит Белов. – Я тут мусор кое-какой собрала, – показываю ему на пакет с вещами Ларисы, – сходи, выкинь. Белов не спрашивает, что там, берёт пакет и выходит из дома. Через час примерно Воронова младшая замечает отсутствие пакета со своими вещами и начинает орать. – Я же запретила тебе его трогать! – орёт над ухом, когда я себе на салат режу овощи. – А я и не трогала, – отвечаю спокойно. – А куда тогда делись мои вещи?! У меня практически ничего не осталось! Что я носить буду?! Вижу, как у Белова, который находится в этот момент в коридоре, становится глаза словно блюдца. Он понимает, что именно он выкинул её вещи в помойку по моей просьбе. – Вон, хахаль твой их выкинул. Ему претензии и предъявляй. Через несколько минут Белов возвращается с этим пакетом. На нём, полагаю, уже сверху повалялись какие-то мешки с продуктами, потому что пакет весь чем-то обляпан. Воронова младшая бьётся в очередной истерике и не запускает с этим пакетом Белова в комнату. – Марта, – влетает в мою комнату без стука Белов. – Да сколько можно! Прекрати, а! Хватит шутить и издеваться над нами! Эта ситуация его явно раздражает. Если до этого момента он пытался казаться уравновешенным, теперь ему всё сложнее скрыть своё возмущение и недовольство. – Я устал жить в этой ругани и напряжении! Мой гастрит от нервотрёпки уже проявляет себя во всей красе! Так и до язвы недалеко! И ты как медик это знаешь! Убить меня хочешь, да? – А почему нет? Квартира тогда полностью будет моя и делить ничего не придётся. Вижу, как вытягивается лицо Белова. Он шокирован моим сарказмом, и, кажется, в свете своего сильного психического возбуждения не понимает, что я пошутила. Несмотря на не очень хорошее самочувствие, решаю напечь пирогов. Начинки выбираю такие, что любит мой муж. Он видит, как крошу капусту, как смешиваю творог с сахаром для ватрушек. Периодически он заходит на кухню, как бы невзначай, но я понимаю зачем. – Тебе, может, помочь? – спрашивает тихо. Догадываюсь, свою помощь он предлагает, надеясь, на получение этих пирогов в виде вознаграждения позднее. – Обойдусь. Ароматные, вкусные пироги я специально в итоге оставляю на столе на всю ночь на кухне, а утром недосчитываюсь двух с капустой и двух с творогом. Сижу и хохочу прямо на кухне, глядя на противень. Белов зайдя и поняв, что я застукала его на ночном воровстве, лишь краснеет и пыхтит как паровоз. А дальше в течение нескольких дней в качестве кулинарной атаки в ход идут пицца, солянка, и прочие вкусные блюда, которые он обожает. Только теперь я всё отношу на работу и угощаю коллег. Кроме него, естественно. Просьбу Белова я не выполнила. Я не только не обратилась к Воронову, чтобы облегчить Вороновой младшей жизнь. Напротив, я думала о том, как сделать её ещё тяжелее. Издеваться в пределах квартиры мне стало мало. Теперь я хотела задействовать и работу. Нахожу повод для того, чтобы Воронов приехал в клинику. Для этого придуманы важные вопросы, не требующие отложения в решении. Мою служебную врачебную одежду сменяют красивые платья. Не кричащие, но безупречно сидящие по фигуре, подчёркивающие изгибы в нужных местах, и мягко скрывающие то, что не хотелось выставлять напоказ. Я знала, что Александр Николаевич заметит изменения. И он замечает… Ещё как замечает... В то время, когда приезжал Воронов, Белова к себе в кабинет я вызывала обязательно. Он же сособственник! Как же мы без него в решении важных вопросов?! И вот мы втроём: я за своим столом, Воронов напротив, а Белов рядом. Воронов расслабленный, но с тем самым взглядом, от которого по спине пробегает горячая дрожь. А Белов сжатый, как пружина, готовый сорваться в любой момент... Александр Николаевич сидит, откинувшись в кресле, и смотрит на меня глазами голодного зверя, который хочет съесть меня. Но не от злости, а от желания. Белов видит этот взгляд и бесится. Но Воронову замечание о его похотливом взгляде в мою сторону сделать не может, ведь тот формально тот ничего не нарушает. Не говорит лишнего, не переходит границ приличия, не делает комплиментов. Просто… смотрит. Но как смотрит… Даже при условии того, что я понимаю: это наша игра перед Беловым, у меня всё равно сердце бьётся диким ритмом от этого взгляда. Ещё две недели пролетели как одно мгновение. Дома обстановка всё тяжелее. Догадываюсь: скорее всего, всё, что бесит и злит Белова, он теперь несёт домой к любимой женщине. Пусть несёт, ещё дров могу подкинуть в его пламя возмущения и недовольства. Скандалы в нашей квартире стали почти ежедневными. Признаться, думала, что ситуация, в которой я нахожусь, будет меня тяготить, но, на удивление, нет. Она, скорее веселит. Всё потому, что я отключила все свои чувства и знаю, какая цель у меня впереди. И это придаёт мне сил. Уверена, осталось ждать недолго. За это время в их отношениях многое изменилось, и это трудно было не заметить. В очередное утро замечаю кастрюлю в раковине, на дне которой красуется пригоревшая каша. Беру кастрюлю себе и начинаю также варить кашу. Замечаю краем глаза, как Артур смотрит на неё с какой-то особой тоской. – Марта, а ты не могла бы готовить как-нибудь и для меня? – неожиданно спрашивает меня Белов. – Ну, скажем так, готовишь себе, сделай чуть побольше. Тебе же несложно? Я смотрю на него, едва сдерживая смех. – Ты обалдел? То есть я за вами и прибрать должна, и тебя накормить?! Ещё что? Может, мне и спать с тобой начать, чтобы освободить её вообще от всех обязанностей? – Нет, это точно нет. Ты, скорее всего, теперь с Вороновым в кровати развлекаешься? – говорит и смотрит на меня в упор. – А если и да, у тебя какие-то претензии? Он молчит, пыхтит, но что ответить не знает. – С кем она спит? – появилась в дверях сонная Воронова младшая. – С отцом твоим, – зло говорит Белов. Надо видеть лицо и глаза этой девки, чтобы передать всё то, что она испытывает в этот момент после слов своего любовника. – Это правда?! – смотрит на меня. Улыбаюсь. Молчу. Пусть додумает сама. А я, главное, знаю, что она додумает… – Этого не может быть! – крутит отрицательно головой. – Он никогда бы на тебя даже не посмотрел! Ты и рядом не стоишь с теми, с кем он спит! Я не знаю, кого она больше сейчас убеждает – меня или себя. А я продолжаю улыбаться. Белов, наблюдая мою реакцию, взрывается. – Всё, я устал от тебя, Марта, – резко бросает Артур пустую чашку в раковину. Звук удара фарфора о металл и от хорошей посуды остаются только воспоминания. – Веселись. Вижу, тебе доставляет удовольствие доводить нас до ручки. Но ничего, радоваться тебе осталось недолго! Проблем хочешь?! Я тебе их создам! И поверь мне, наше совместное проживание в этой квартире покажется раем по сравнению с тем, что тебя ждёт впереди! Я хотел по-хорошему, но ты ничего не ценишь. Ну тогда, разгребай проблемы посерьёзнее! Он срывает пиджак со стула, его лицо искажено злостью, и, не сказав больше ни слова, входит быстрыми шагами из дома, хлопнув дверью так, что стены дрогнули. – Даже близко не подходи к моему отцу, поняла? – кричит мне истерично в спину Воронова младшая, залетая в мою комнату. – Да я бы с радостью, но он мне сам покоя не даёт. Влюбился, говорит, как мальчишка! Сон потерял, покой, – поправляю новое платье, крутясь у зеркала. – Я не позволю! Я не позволю! – орёт мне вслед, когда я ухожу из дома. Пока я добираюсь до клиники, хохочу, вспоминая лица Белова и его девки. Но веселье моё длится недолго. Через три часа мне звонит сосед моей мамы. Его голос звучит встревоженно: – Марта, срочно приезжай! Твоей маме стало плохо. Моё сердце падает вниз. Бросаю всё и мчусь к ней, уже догадываясь, что произошло. Артур говорил, что он мне устроит весёлую жизнь, и теперь я понимаю, что он решил мстить через маму. В голове миллион вопросов. Один из них: как он ей дозвонился, если я занесла его номер у неё в чёрный список Только если поехал к ней домой. Что может быть подлее, чем это? Но думать об этом сейчас не было никакого смысла. Главное, чтобы с ней не случилось ничего непоправимого. Еду к ней, чувствуя, как внутри меня всё сжимается от страха и гнева. Я каждый день интересовалась её самочувствием, и возможно, он это слышал. Она чувстсовала себя отлично, но это не отменяло приём жизненно важных лекарств. Он знал, что у мамы слабое сердце, как и знал, что волновать её нельзя. И всё равно он пошёл на это. Он рассказал ей всё. Всё, что происходит в нашей жизни и что я так тщательно скрывала, желая беречь её здоровье. Подъезжаю к её дому, возле подъезда уже стоит карета скорой помощи. Маму как раз выносят на носилках. Она без сознания. На миг мне становится страшно, что я опоздала. – Здравствуйте, Марта Викторовна, – замечает меня подбегающий знакомый фельдшер Иван. – Иван! – сама навстречу бросаюсь я к нему, едва сдерживая слёзы. – Как её состояние? Только скажи мне правду, прошу! – Стабилизировали, – выдыхает удовлетворённо, но его лицо напряжено. – Ситуация не очень приятная. Думаю, скорее всего, придётся оперировать. Я, конечно, не кардиолог, но, Марта Викторовна, уверен, меры нужно принимать срочно. – Куда вы её везёте? – спрашиваю, чувствуя, как мой голос дрожит Мне нельзя раскисать, жизнь моей мамы для меня важнее всего остального в этом мире в данную минуту. – Наверное, в нашу городскую. А там уж вы с коллегами решайте, как дальше двигаться. Киваю, смахиваю слёзы и мысленно благодарю, что успели. Сосед вовремя сориентировался вызвать скорую, а уж после скорой сразу набрал мне. Я не прощу этого своему мужу. Никогда. Он перешёл все границы. Он пошёл на самое подлое, что только можно было сделать. И теперь он пожалеет об этом. Я пока не знаю, как, но он обязательно пожалеет. Глава 35. Глава 35. Моей маме необходима операция, причём в ближайшее время, именно поэтому её скоро повезут в областную больницу. А пока я сижу среди своих коллег в той больнице, в которой работала до открытия клиники. Анализирую, что я лично могу сделать для неё. Там я знаю нескольких врачей, которые обещали мне помочь. Я набрала уже всем, кому, возможно, и каждый проникся моей бедой как своей, обещая сделать всё возможное, чтобы спасти её. Хочется плакать от отчаянья, но я не позволяю себе теперь. Я отключила все свои чувства, предупредив коллег в клинике о своей беде и сосредоточившись на маме. Замечаю входящий от Воронова. – Александр Николаевич, – еле слышно отвечаю ему. – Что с вами? – теряется. – У меня большие проблемы, я пока не могу разговаривать. – Где вы? – молчу. – Где вы?! – повторяет вопрос. А мне хочется закричать: да какая разница где я?! У меня беда, отстаньте от меня все! Как я устала от вашего семейства, если бы все только знали! – Я в больнице, – выдавливаю из себя. – В той, что работала до клиники. – Буду в ближайшее время. Не могу ничего ответить на это, поражённая тем, что он только что мне сказал. А он зачем приедет? Я не звала. Странная ситуация получается между нами. Мы вроде с ним и не друзья, не враги, и вообще непонятно кто друг другу, но приедет зачем-то ... Признаться, всё это время, пока его дочь живёт у нас, я где-то на подсознательном уровне ждала от него какого-то подвоха, думая, что он не сдержит слово, и разблокирует карточки своей дочери, но он держался. Я неоднократно слышала, как она скулила и рассказывала своей матери по телефону, о том, как ей тяжело живётся без денег, и она умоляет мать повлиять на отца. И честно думала, что бывшая жена его уговорит уступить, но Воронов оказался кремень. Возможно, и неплохо, что он приедет. Мне бы его решительности, стойкости, чёткости действий. – Марта, – слышу рядом знакомый голос, – здравствуйте. Оборачиваюсь, передо мной стоит Воронов и очень тяжело дышит, словно он бежал стометровку. Киваю, не в силах что-то сказать, и смахиваю очередную слезу. Он, ничего не говоря, просто притягивает меня к себе и крепко обнимает. Я молча принимаю эти объятья, и, кажется, они меня сейчас жизненно необходимы. Проходит всего не больше минуты, а мне она кажется вечностью. Но самое неожиданное, что мне не хочется его оттолкнуть, и я ощущаю себя словно в море абсолютного спокойствия. – Всё наладится, – говорит мне, и я киваю. Через несколько часов мою мамочку переводят в кардиологическое отделение областной больницы. Мы с Вороновым едем следом за скорой. Он даже не предлагает мне добираться самой. Просто берёт всё в свои руки, видимо, как привык. Александр Николаевич молча забирает ключи от моей машины и отдаёт их охраннику. Следом Воронов уже открывает дверь своего внедорожника, кивает мне, приглашая в салон. Без лишних слов. В приёмном отделении нас встречает заместитель главного врача. Мы знакомы с ним давно. Я приглашала его к нам работать, но он отказался. Я сразу к нему: – Оперировать кто будет? – Редковский Антон Альбертович. – Врач смотрит на меня внимательно. – Вы знаете его? Пытаюсь вспомнить, фамилия, кажется знакомой. – Это отличный специалист. Не переживайте, – успокаивает меня коллега. Хочу что-то ответить, поблагодарить за поддержку, но в этот момент в коридоре появляется мужчина в белом халате. Подтянутый, с внимательным взглядом. Подходит ко мне. – Здравствуйте. Я киваю, сжимая пальцы в замок, чтобы не дрожали. Нам предстоит тяжёлый разговор. – Здравствуйте. Меня зовут Марта Викторовна Белова. Вы будете оперировать Смирнову? – Да, через пару часов операция. – Он чуть наклоняет голову. – Марта Викторовна, пойдёмте, поговорим в мой кабинет. Снова киваю. Голова будто налита свинцом. – Я с вами! – резко встаёт со стула Воронов. Редковский оборачивается, оценивающе смотрит на него. – А вы…? – спрашивает врач. – Муж? Брат? Воронов на секунду замирает. – Я её… друг. – Затем, будто спохватившись, добавляет: – Близкий, – зачем-то уточняет следом. Врач просто кивает и жестом показывает нам идти за ним. Мы заходим в кабинет, Редковский предлагает мне чай, приглашая сесть за стол. – Вам нужно выпить чая и немного перевести дух, – говорит он мягко, но с ноткой настойчивости. – Марта Викторовна, вы не помните меня? – Простите, нет… – пристально вглядываюсь в его лицо, ловя что-то неуловимое и знакомое в чертах. – А мы знакомы? Антон Альбертович чуть улыбается, и в этот момент я вспоминаю, где я его видела. – Да, я работал с вами и вашим мужем, когда мы все только начинали. – Голос его звучит спокойно, но слово «мужем» режет мой слух. У меня уже аллергия на это слово. Напрягаюсь, но заставляю себя не выдавать лишних эмоций. – Мы тогда были совсем молодыми. Почти двадцать лет назад. Потом я перевёлся в другую больницу. Присматриваюсь к нему внимательнее. Да, я действительно работала с Редковским. Он был отличным врачом, подающим отличные надежды. И теперь, когда это осознание приходит, внутри разливается странное облегчение. Конечно, я уверена, что Антон Альбертович прооперирует маму безупречно в любом случае, потому что он профессионал. Но знать, что с ней будет «свой» человек, и он помнит меня… Это как будто даёт мне какое-то дополнительное спокойствие. – Прости, не узнала тебя сразу же… – тихо говорю, чувствуя лёгкий стыд. – Ничего страшного, – он мягко машет рукой. – Уверен, сейчас тебе не до мелочей. Потом вдруг добавляет, и в его голосе звучит почти дружественная теплота: – Мы тогда, двадцать лет назад, были на «ты». Вернёмся к такому же общению? – Конечно. – Марта… – Антон Альбертович делает небольшую паузу, будто подбирает слова. – Ты же врач сама. И знаешь, что нельзя так… На тебе лица нет. Возьми себя в руки. Главное – нельзя их опускать. Уверен, ты такое же говоришь своим пациентам. – Конечно, говорю… – выдыхаю. – Ну вот. Тогда и сама соблюдай эти правила. Его слова звучат не как упрёк, а как напоминание того, что независимо от обстоятельств человек в трудную минуту должен максимально собраться. Да, он прав. Я всегда была сильной, всегда боролась с трудностями без каких-либо откровенных эмоций, но сейчас... Сейчас я просто растеряна. Антон Альбертович смотрит на меня пристально, словно пытается вспомнить ту молодую, задорную, весёлую Марту, которую знал когда-то, работая со мной. Но сегодня он её не увидит, и мне не стыдно, что я выгляжу растерянно. Я и чувствую себя так же. Сегодня перед ним женщина, которая едва держится на ногах и очень устала от всего, что случилось с ней за такой короткий период жизни. Мне кажется, что я только сейчас по-настоящему поняла, как сложно мне давалась ситуация, которая случилась со мной совсем недавно. Как будто до этого я держалась, не позволяя себе расслабиться, унывать, и многое другое. А сейчас из меня все силы забрали и больше неоткуда вдруг стало черпать силы. – Антон, – говорю я тихо, – скажи мне правду: она выживет после этой операции? Мне нужна только она, какой бы горькой эта правда ни была. Он на мгновение задумывается, его лицо становится серьёзным, и я чувствую, как сердце замирает в ожидании ответа. – Марта, – начинает Антон медленно и осторожно, словно взвешивая каждое слово, – я сделаю всё, что в моих силах. Ты знаешь, что в медицине нет гарантий, даже если врач откровенно талантлив и опытен. Но я обещаю, что буду бороться за неё до конца. Его слова для меня сейчас звучат как глоток воздуха для утопающего. Я снова чувствую, как слёзы накатывают на глаза, но сдерживаю их. – Спасибо, – киваю, стараясь сохранить хотя бы видимость спокойствия. – Я благодарна. – Есть момент, который принципиально важен. Сама понимаешь, скорость… нужен… – Клапан… – я сама знаю ответ и заканчиваю за него. И Редковский кивает. – Сколько? – Около трёхсот, если хороший. Операция внеплановая, и... Можно подождать, но ты же хочешь максимально быстро всё? – снова киваю и одновременно пытаюсь сообразить, где мне столько денег взять. – О чём речь? – влезает в наш разговор до этой поры молча сидевший Воронов. – Неважно, – у меня нет сил с ним объясняться. Но за меня это начинает делать Антон. – Нужны деньги. Замена клапана. Он стоит денег. – Я ничего не мыслю во всех ваших медицинских приблудах, но я заплачу за любую, какая понадобится, – безапелляционно говорит Александр Николаевич. – Эта штука, которая нужна маме Марты… Викторовны стоит триста тысяч? Я всё верно понял? – говорит с ним, не обращая внимание на моё удивлённое лицо. – Да, – кивает Антон. – Где можно оплатить? Глава 36. Глава 36. Поворачиваю к нему удивлённо лицо. Воронов встаёт со стула и торопиться уйти, но я пытаюсь его остановить. – Александр Николаевич, зачем, не надо! Я сама! У меня есть часть денег, и я… – Мне не хочется выяснять отношения и вопрос денег перед другим человеком, но сейчас без вариантов. – Марта… Викторовна, – голос меняется за мгновение. Он неожиданно кажется мне более суровым. – Не спорьте со мной, пожалуйста. Где касса? Что нужно делать? – обращается к Антону. – Я сейчас позвоню медсестре, дам все указания, она вас проводит, – кивает Редковский Воронову. Тот, прежде чем уходить, неожиданно накрывает мои ладони своими. Замечаю, как Антон улыбается, глядя на нас, но быстро отводит глаза. – Я не хотел вам грубить. Простите, – наклоняется близко, и тихо говорит мне Воронов. Даже ничего не успеваю сообразить и ответить, как он уже за пределами кабинета. – Скажи мне, что произошло. И пожалуйста, прошу только правду, – говорит бывший коллега, присаживаясь на край стола рядом со мной. Его руки скрещены, поза расслабленная, но взгляд... его взгляд полон интереса и участия. Он смотрит на меня внимательно, и я понимаю, что он не просто спрашивает из вежливости. Ему действительно нужно знать причины приступа. Что я ему скажу? Правду? А стоит ли? Хотя здесь ведь речь не о светских разговорах случайно встретившихся бывших коллег. Здесь речь идёт о жизни моей мамы. О моей жизни. О том, что я едва держусь на плаву. – Я старалась, чтобы у неё были лучшие лекарства, следила за её состоянием практически каждый день, и ничего не предвещало беды, – начинаю издалека, тщательно подбирая слова. – Но тем не менее так сложилось... что я развожусь со своим мужем... Плевать, скажу, как есть. Зачем я буду выгораживать того, кого ненавижу теперь всей душой? Стыдно? Да! Но честно, несомненно. Ведь в том, что, я расскажу сейчас, не будет ни капли лжи или обмана, поэтому, решаюсь не юлить и не притворяться, что это совершенная случайность. Антон должен знать правду. – С Артуром? – он поднимает бровь, и в его голосе слышится лёгкое замешательство. – Да, – отвечаю коротко и киваю. – У меня был только один муж за все эти годы. – Надо же... – он качает головой, и в его глазах читается искреннее изумление. – На работе, как я помню, и, если не ошибаюсь, вас считали идеальной парой... – произносит вслух, задумчиво, не скрывая своего откровенного удивления. – Неожиданно, признаюсь. Но, много лет пролетело, действительно, всё что угодно за это время могло произойти. Я вот тоже успел жениться и развестись. – Да, так бывает. А насчёт нас… Ошиблись все насчёт нас. И больше скажу: я сама, признаться, вместе со всеми ошиблась. Но, что есть, то есть. Только не эта ошибка главное. А главное, что он сделал. Мой муж... как ты помнишь, он сам врач, точнее, бывший, и знал, куда посильнее ударить, чтобы я полностью растерялась... Замолкаю. Говорить об этом больно. Больно и стыдно. Как будто я признаюсь в своём поражении, в том, что не смогла сохранить что когда-то казалось нерушимым для нашего окружения. Да и меня самой, признаться. – Он всё ей рассказал? – киваю. – Решил тебя таким образом отомстить за то, что у вас не сложилось? – снова киваю. – Да, настоящий мужик… – естественно, в голосе сарказм. – Слушай, так это же уголовная статья. Раз он врач, его можно посадить. – Это я и сделаю. Но сначала мама. Она самое дорогое, что есть у меня сейчас. Я не могу её потерять, Антон. – Не переживай. Я же сказал: всё сделаю для неё. Впрочем, как и для любого другого пациента. У тебя мой телефон сохранился? – Не знаю. – Запиши на всякий случай. Я могу тебе ещё чем-то помочь? Имею в виду, кроме операции. – Нет, нет, извини, я зря тебя начала это рассказывать, – опускаю глаза, вдруг становится по-настоящему стыдно за такие откровения. – Нормально всё. Носить такое в себе… трудно. – Антон, сколько понадобится времени, чтобы выходить её после операции? – возвращаюсь к главному. Думает несколько секунд. – Восстановление займёт примерно месяц, – отвечает уверенно, опыт-то огромный в этом вопросе, и он совершенно точно знает. – Но тебе не нужно переживать, все тебе помогут. Я обо всём позабочусь. Деньги только нужны будут, сама понимаешь. – Да, конечно, – киваю быстро, соглашаясь, а в голове начинают крутиться мысли о том, где их взять. – Я постараюсь найти. – Я слышал, ты открыла клинику? Мне понравилось здание. Начинку только до конца не понял, – в его голосе слышится лёгкое любопытство. – Во всех новостях гремело. – Да, открыла, но об этом потом, – отвечаю коротко, стараясь не углубляться в детали. – Как раз с мужем и затеяли это мероприятие… На мою беду... Но я, прости, не хочу сейчас говорить на эту тему. Слёзы катятся по моему лицу без остановки. По-свойски, по-братски Редковский обнимает меня за плечи и позволяет плакать на его плече. Он молчит. Ждёт. Он просто стоит, предоставив мне время, чтобы успокоиться. – Марта, – говорит он мягко, – ты не одна. У тебя вон, – кивает в сторону двери, – поддержка какая … мощная. И я здесь. И как сказал тебе несколько минут назад, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе и твоей маме. – Всё в порядке. Штуку эту вашу… – слышу, как заходит Александр Николаевич и смотрит на нас, – я оплатил. Так что осталось только прооперировать ... Поворачиваю к нему заплаканное лицо и замечаю, как меняются его эмоции, когда он видит меня в объятьях Антона. – Прошу прощения, – его голос лёд теперь. От былой нежности в глазах, когда он взял мои руки в свои, не осталось и следа. – Я, кажется, не вовремя. Простите. Не ожидая ответа, он разворачивается и уходит. – Кажется, он ревнует тебя, – Антон улыбается широкой улыбкой. – Причём так, что представить страшно. И явно не как друг… близкий, – теперь открыто смеётся. – Прекрати, – выдавливаю из себя ответную улыбку. Но сама понимаю: кажется, Антон прав… Только как к этому теперь относиться, при условии, что он оплатил операцию, не знаю. – Ты так и не выпила свой чай, – замечает полную чашку. – Я не отпущу тебя, пока ты не покушаешь и не выпьешь его, – настаивает. Соглашаюсь, благодарно киваю и беру чашку в руки. Чай тёплый, почти горячий, и его аромат слегка успокаивает. Пока я пью, мы с Антоном переключаемся на воспоминания о бывшей работе. Вспоминаем коллег, с которыми когда-то работали, рассказываем кто где теперь. Редковского приглашают на операцию. – Всё будет хорошо. Не жди, поезжай домой. Он уходит, и я снова остаюсь одна с мыслями о маме и о поступке Артура. Через несколько минут, взяв себя в руки, выхожу из больницы. Не сразу понимаю, как неслышно возле меня оказывается Воронов. Я думала, он уже десять раз пожалел о том, что сделал для меня и мамы, и давно уехал. А он ждал меня за пределами больницы? Александр Николаевич смотрит на меня тяжёлым взглядом и изучает моё лицо. Задерживается на губах, но словно опомнившись, отводит глаза. – Я голодный. Очень. А вы? – мягким голосом начинает говорить первый. Его голос тихий, и в нём дрожит лёгкая неожиданная хрипотца. А я не знаю, что ответить о предложении съездить на ужин. Честно, даже не обращала внимания на то, голодная я или нет. – Наверное, голодная… – пожимаю плечами, потому что еда меня мало сейчас волнует. Но он уже сделал свой вывод и снова принял решение сам. – Поехали, – от недавнего холода, когда он смотрел на меня в кабинете, где я стояла в объятьях Антона, не осталось и следа. Как много у него лиц, интонаций, я никак не могу к этому привыкнуть. Но умение держать себя в руках независимо от ситуации и быть разным меня несомненно восхищает в нём. Глава 37. Глава 37. Его пальцы осторожно, но уверенно обвивают мою руку. Неожиданно, но я не хочу, чтобы он её убирал. Ладонь тёплая, и это касание словно вырывает меня из оцепенения, в котором я находилась всё это время. – Недалеко есть хорошее место, – комментирует, пока мы садимся в машину. Киваю. Соглашаюсь. Мне надо отвлечься, пока идёт операция у мамы. По своим пациентам знаю: ожидание в таком случае крайне эмоционально тяжёлое состояние. Как угодно, главное – не думать. Занять руки, голову, как угодно, чем угодно, но только не ждать и не думать. Через несколько минут Александр Николаевич привозит меня в такое место, которого я от него никак не ожидала. Мне не хотелось ехать туда, где много народа, и он словно почувствовал это. Небольшое заведение, спрятанное в тихом переулке, никак не ассоциировалось у меня с Вороновым. Мне всегда казалось, что этот человек любит бывать на публике, и заставлять всех вокруг обращать на себя внимание. Но теперь, чем больше я узнаю Воронова, я всё больше понимаю, как ошибалась на его счёт. Внутри зал нас встречает запахом свежеиспечённого хлеба и чем-то таким… неуловимо домашним. Это похоже на запах корицы или тёплых пирогов. – Вы бывали здесь когда-нибудь? – отодвигает для меня стул, приглашая присесть. – Никогда, – говорю, а сама без стеснения оглядываюсь по сторонам. – Здесь очень вкусно кормят и обстановка такая… что успокаиваешься сам, не замечая этого. Киваю, понимая, о чём он. Здесь очень уютно. Интерьер выполнен в тёплых, естественных тонах: стены из грубоватого кирпича, на подоконниках глиняные горшки с пряными травами и разными полевыми, по всей видимости, цветами. Лёгкий звон посуды из кухни, сдержанный смех за дальним столиком, тихая джазовая мелодия льётся откуда-то сверху, будто её не включали, а она просто взяла и появилась сама собой. – Здесь время замедляется. Вам не кажется так? – через минут десять говорить мне Воронов. – Это место – моё любимое. Я часто здесь бываю с Лизой. Для детей здесь отдельное меню. – Зачем вы оплатили стоимость клапана? – через полчаса беседы «ни о чём» спрашиваю его открыто. Все эти полчаса он вёл себя непринуждённо и так, словно его глаза совсем недавно не пытали яростью. Или… ревностью. – Мне хотелось хоть как-то облегчить вашу жизнь, Марта. Можно без отчества? И вы меня, пожалуйста, прекратите звать по отчеству. Это создаёт словно стену, которую я всё время между нами хочу разрушить, – смотрит в глаза пристально. – Хорошо, Александр. Что касается денег, я всё верну, – предупреждаю его, а он кивает, и, видимо, знает: я тоже не обману его. – Расскажите мне всё. Не утаивая. Подробно. Что произошло? – задаёт тот же вопрос Воронов, который задавал недавно Антон. – Я верно понял, что приступ у вашей мамы – это неожиданность для вас? Вы же так тщательно за её здоровьем следили. – Так и есть. Но внешние факторы никто не отменял. Я пока не знаю точно, что произошло, но Белов обещал мне отомстить, за сложную жизнь в нашей квартире вместе с Ларисой. – И в этом он винит вас? Не её? Это, кстати, похоже и на мою дочь тоже. – Ну, я им не обещала сладкую жизнь. Напротив, помните, какой у нас с вами уговор? – Конечно. Не могу пока поверить только, что он через больного, пожилого человека решил вас уничтожить. Но, вряд ли у него это получится. Что же… Белова за это я накажу, – говорит таким тоном, что мурашки по коже табуном. – Да, я хотела бы, чтобы он был наказан. Когда вы потребуйте от моего мужа долг? – меня этот вопрос теперь больше всего волнует после вопроса с операцией и выздоровлением мамы. – Мне очень важно, чтобы это произошло в ближайшее время. – Почему? Куда вы так торопитесь? Есть что-то, что я не знаю? – Нет. Вы в курсе всех моих планов. Просто теперь, в свете таких событий, дальше будет уголовная статья за то, что он сделал. А чтобы потом лишней возни с долями не было, когда он будет сидеть, надо решить с ними всё оперативно. Во мне всё кипит. Я больше не буду ждать. Если Воронов хочет уничтожить Белова – пусть уничтожит. Я хочу, чтобы он спустил своих псов с цепи и разорвал Белова на куски. Чтобы тот задрожал и понял, что игры закончились. Чтобы он утонул в моей и Вороновской ярости. Пусть почувствует, каково это – потерять всё или быть на грани этой потери. Меня он оставил без всего и не пожалел. Должна ли я его жалеть? Теперь поведение Белова перешли все границы, и я хочу крови. – Марта, игры закончились. Мы с вами ошиблись. Но я не думал, что у этого будут такие последствия. Зря предложил вам глупость, чтобы вы её проучили. – Я сама согласилась, – ни капли не виню ни в чём Воронова. – Завтра мои люди наведаются к нему и напомнят про долг. Не переживайте, если вы дали мне добро, которого я так ждал, теперь всё будет иначе. – Заберите у него долг. Клиникой заберите. Пусть она будет ваша. – И ваша, – киваю. – Но мне кажется, что вам нельзя больше оставаться в этой квартире. Их присутствие будет напоминать вам о том, что произошло. Марта… простите меня. Я виноват перед вами… – В чём? – не понимаю его. – Сначала я всё для себя воспринимал как шутку, игру, как угодно! Не думая о вас, я прежде всего в собственном интересе хотел дочь проучить. И может, даже направить её на правильный путь. Теперь понимаю, как я ошибся. Очень. Ей ничего не поможет. Она потеряна для общества, меня, и… своей дочери. Пустое всё. – Прекратите. Я вас лично ни в чём не виню. Всё живут своим интересом. Зато как хорошо мы с вами поторговали! – пытаюсь шутить. – У меня благодаря вашей… шутке, игре, как вы говорите, сразу половину клиники оказалось! Разве я могла о таком мечтать? Плюс, вы же не заставляли меня. Я шла на ваши условия добровольно. Так что вам надо расслабиться и прекратить винить себя. Вы из-за этого и оплатили клапан? – Нет. Я просто хочу, чтобы хотя бы здесь вас ничего не беспокоило. Вам и так забот хватает. Вы же женщина, простите, а не лошадь, чтобы всё тянуть: клинику, разборки с моей непутёвой дочерью, Беловым, мамой, операцией… – перечисляет. – Иногда я себя этой лошадью ощущаю, – признаюсь. – Ну… тогда надо сказать, вы крайне притягательная и привлекательная кобылка! – неожиданно оба начинаем смеяться в голос. – Надо же, я ещё ни разу в жизни такого комплимента женщине не делал! Простите, Марта! Даже неудобно! – трёт руками лицо, показывая своё замешательство от такой шутки. – Всё в порядке, – продолжаю улыбаться. – Напротив, спасибо. Вы смогли заставить меня отвлечься. Воронов просто поразительный. Час назад я плакала от безысходности, а теперь он заставляет меня улыбаться. Дальше мы кушаем молча. На удивление я даже чувствую вкус пищи. Казалось, пару часов назад, что во мне всё умерло и я ничего не ощущаю, но нет, я жива. И даже получаю удовольствие от еды. – Марта, – Воронов снова кладёт свою ладонь на мою. Я пока не могу привыкнуть к теплу его рук, но и отказаться от этого тепла мне становится всё сложнее. – Поедемте ко мне сегодня. В мой дом. Нельзя вам одной оставаться. Александр не спрашивает, не предлагает, не ждёт согласия. Он утверждает. В каждом его движении уверенность, в каждом жесте непререкаемость. Он приводит такие аргументы, что не оставляет мне места для возражений. Воронов расплачивается за ужин, отодвигает стул и встаёт. Берёт мой пиджак, словно это само собой разумеется, а потом подходит ко мне… ближе, чем нужно и можно. Настолько близко, что я чувствую тепло его тела, улавливаю лёгкий шёпот его дыхания. Его пальцы слегка касаются шеи, когда он накидывает пиджак на мои плечи и от этого тело реагирует мурашками. Хорошо, что свет приглушён, иначе он обязательно бы их увидел. В его таких простых жестах столько заботы и внимания, что мне неожиданно хочется прижаться к нему и стоять так долго, долго. А остальное и остальные пусть исчезнут. Останемся только он и я. – Ну что… – тихо спрашивает. – Примете моё приглашение? Глава 38. Глава 38. – Я не уверена, что это уместно. У вас внучка дома, – произношу в сомнениях, когда мы стоим у машины на выходе из ресторана. – Мне лучше в гостиницу. Воронов поднимает на меня глаза и смотрит с удивлением. – Никак не могу привыкнуть к тому, что вы всегда волнуетесь о других, и совсем не думаете о своих интересах. Почему? Не знаю, что ответить на этот вопрос. – Наверное, так привыкла. Профессия свой отпечаток наложила… – И неудачный брак, где всё приходилось решать самой. Я понял, – заканчивает за меня. – Не переживайте за внучку. В моём доме бывает много разных людей. Партнёры, их жёны, дочери, подруги... Лиза привыкла. Для неё появление женщин в доме – обычное дело. Мы с вами оба устали. Переночуете у меня. Я не могу вас отпустить в то время, когда у вашей мамы идёт операция. Если не согласитесь, поеду с вами в гостиницу, в соседний номер. Но у меня в доме полно места. Нет сил даже физических больше сопротивляться. Он прав во всём. Через час машина останавливается перед высокими чугунными воротами. Они открываются бесшумно, как будто его возвращения ждали. Усталость наваливается на меня тяжёлым грузом, веки наливаются свинцом, но, когда мы входим в холл, и из глубины дома раздаётся лёгкий топот, я словно оживаю. Рот непроизвольно расплывается в широкой улыбке. Внучка Александра появляется в дверях гостиной, и я замечаю, с каким любопытством и детской прямотой она рассматривает меня. На девочке практически совершенно простая одежда: тёмно-синее платье и белые колготки. – Здравствуйте. Я вас помню. Вы Марта Викторовна, – говорит она просто и без стеснения. – Здравствуй, Лиза. Я тоже тебя помню. Мне очень приятно сегодня встретиться с тобой. – Хотите, я познакомлю вас со своими куклами? – Лиза приглашает меня в свою комнату, и я киваю. Мы вместе усаживаемся на диван, и она раскладывает передо мной кукол – аккуратно, с важным видом. – Это Настя, – она поднимает одну из них, ту,что с тёмными волосами. – А эту зовут Людмила Марковна. Она моя учительница. Очень строгая, – понижает голос, словно волнуется, что та самая учительница её услышит. Называет ещё пару имён для кукол, но я жду, когда среди них будет имя её матери. Но его нет. Ни одной куклы, названной в честь матери. Я поднимаю взгляд и вижу, как Воронов стоит в дверях, наблюдая за нами. – Ну что, девочки, пора спать? – смотрит на Лизу. – Деда, а ты почитаешь мне? – так непривычно для меня её «деда», непроизвольно улыбаюсь. И Воронов, кстати, замечает это. И в ответ тоже улыбается. – Хорошо. Чисти зубки, умывайся, переодевайся в пижаму и ложись в кровать. Сейчас только тёте Марте покажу, где она будет спать, и приду. – А можно, вы посидите немного с нами? Дедушка всегда так интересно читает! Вам понравится! – настаивает Лиза. Я догадываюсь, ей не хватает, скорее всего, женского присутствия, поэтому она так тянется к любой вновь пришедшей женщине. Невольно вспоминаю свою дочку и сглатываю ком. Лизу мне очень жаль, и я ещё больше злюсь на Ларису. Словно она мою дочь заставляет страдать, а не чужую. «Операция прошла успешно. С твоей мамой всё в порядке. Отдыхай и ни о чём не волнуйся, Марта. Теперь только восстановление». – приходит СМС от Антона. Я улыбаюсь и незаметно плачу. Воронов сначала не понимает, но я протягиваю ему свой телефон. Он смотрит на экран, кивает удовлетворённо и снова обращается к внучке. Для него, как и для меня не нужно слов, одна СМС и жизнь снова прекрасна. – Какую тебе сказку почитать? – Я люблю «Снежную королеву»! Ты же знаешь! – улыбается девочка и показывает на книгу, которая лежит на прикроватной тумбочке. Александр садится рядом со мной на диван и начинает читать. С выражением и чувством. Смотрю на него с удивлением и улыбкой. Он снова удивляет меня. А он улыбается в ответ и продолжает читать. Лиза слушает внимательно, будто боится пропустить что-то важное. Постепенно его слова становятся медленнее, голос тише. Я сама не замечаю, как засыпаю, облокотившись на спинку диванчика. Глаза закрылись сами собой. Я даже не помню, как провалилась в сон. И вдруг я чувствую прикосновение. Не сразу понимаю, что тёплые, сильные руки осторожно подхватывают меня, прижимают к широкой груди. Вздрагиваю, открываю глаза и понимаю, что нахожусь на руках у Воронова. – М-м?.. – невнятно бормочу, пытаясь сообразить, сколько времени прошло. Поворачиваю голову к Лизе, но она уже спит, уютно свернувшись под своим одеялом. Ночник отбрасывает мягкий золотистый свет на её лицо. Оно выглядит так мирно и спокойно. – Тс-с-с... – Воронов замечает моё пробуждение, но не останавливается. – Вы заснули. Я киваю, не в силах противиться его спокойному тону, и закрываю глаза снова. Он несёт меня по дому, и его шаги такие ровные, такие уверенные, будто он боится потревожить даже воздух вокруг меня. Ловлю себя на мысли, что я не хочу, чтобы это заканчивалось. Пусть дом будет большим, и комната моя находится далеко. Чтобы он вот так нёс меня и не выпускал из своих рук. Неожиданно понимаю, что когда он так близко, всё остальное перестаёт существовать. Нет тревог, нет страхов, нет вопросов, на которые у меня тоже нет ответов. Есть только его дыхание, тепло и моя совершенная уверенность: с Александром я в безопасности. Словно он не позволит, чтобы со мной случилось что-то плохое. Он именно тот, кто встретился так неожиданно, но стал незаменимым. Он тот, кто не убежит, не предаст, не испугается трудностей. Он тот, для кого будет мелко изменять по глупости или из-за прихоти. Для него будет мелко мстить своей женщине за то, что у него что-то не складывается. Осторожно, словно я хрупкая ваза, опускает меня на кровать. Его пальцы бережно скользят по моей кофте, помогая снять её. Я всё ещё не открываю глаз, но он знает, что я не сплю. Открывать глаза не хочу намеренно. Как будто если я открою их и посмотрю на него сейчас, всё изменится. Мы оба смутимся, он встанет, уйдёт, и этот хрупкий момент рассыплется, как сон. А я хочу, чтобы он длился дольше. Положив меня на кровать, садится прямо на пол рядом с ней. Его пальцы касаются моего лица, отводят прядь волос, зацепившуюся за ресницы. Жду, что будет дальше. И уж точно не того, что происходит следом… – Спи, моя радость, усни... – на миг теряюсь, но слушаю знакомую мне колыбельную. Его голос тихий, в нём столько нежности, что у меня перехватывает дыхание. – В доме погасли огни... Чувствую, как он улыбается, напевая эту песенку. И я улыбаюсь в ответ, по-прежнему не открывая глаз. – Я хочу быть рядом с тобой… Всегда, когда тебе будет это нужно. Ты только позволь. Слышишь? – он аккуратно проходил ладонью по моей щеке. Киваю. – Вот и умница. Спи сладко, – накрывает меня одеялом и, выключив ночник, уходит. Глава 39. Глава 39. После того как ушёл Воронов, я теперь долго не могла уснуть. Крутила в руках телефон с желанием набрать Антону, чтобы он рассказал мне подробнее об операции. Но, естественно, я этого не сделала, потому что это было не совсем удобно. На дворе стояла ночь. Утром я проснулась и не сразу поняла, где нахожусь. Осознав всю реальность своей ситуации, из глаз снова покатились слёзы. Никогда я не думала, что мой муж, с которым я прожила столько лет, способен на такие поступки. В моей голове не укладывалось, как такое возможно. А главное: за что?! Позволяю его себе выплакаться сейчас, потому что мне совершенно точно это надо. Так ведь бывает: выплеснул все негативные эмоции через слёзы и жизнь заиграет новыми красками. Через несколько минут прихожу в себя. Глубоко вдыхаю, вытираю слёзы и поднимаюсь с кровати. Холодная вода из-под крана обжигает лицо, смывая следы слёз и напряжения. Следом душ. Горячие струи воды, пар, заполняющий пространство. Я стою сейчас под почти обжигающими потоками, но внутри становится чуть легче. Тело окончательно просыпается, а разум понемногу приходит в себя. Вытершись полотенцем, натягиваю халат и выхожу в комнату. И здесь я замечаю пакеты. Причём не один, а несколько. Чёрные, матовые, с едва заметным логотипом какого-то бутика. Не помню, чтобы они здесь были… Из гардеробной неожиданного выходит женщина. Строгая, подтянутая, в элегантной униформе. – Вы уже приняли душ? Думала, успею уйти. Простите, что потревожила вас, – она останавливается, увидев меня, и мягко улыбается. Я машинально поправляю халат, чувствуя себя неловко в этом внезапном «разоблачённом» виде. – Нет, что вы… Вы меня не потревожили. – Пакеты с вещами для вас, – она кивает в сторону кресла. – Только я пока не успела разложить. Рано ещё, думала, вы спите. Я смотрю то на них, потом снова на неё. – Но… откуда? – Доставили в шесть утра, до вашего пробуждения. – Для меня? – переспрашиваю. Она кивает. – А, ясно… Спасибо. Она без лишних слов, и так же бесшумно, как появилась, теперь исчезает за дверью. Подхожу к пакетам, развязываю шёлковые ленты. Внутри чего только нет. И это всё, чтобы выглядеть красиво. Деловой костюм, юбка, жакет, блузка с тончайшим кружевом по воротнику. Рядом с деловыми вещами домашний комплект: мягкий кардиган, шёлковые брюки. И нижнее бельё даже есть. Теряюсь. Понимаю, что это всё было от Воронова. Медленно опускаюсь в кресло, сжимая в руках шёлковую блузку. Удивляюсь мысли, что он всё мог из этого выбирать сам для меня. Никогда в жизни моего почти бывшего мужа не интересовали такие вещи, как моя одежда. Ему было, по сути, всё равно, как я одета. А здесь… Кто-то позаботился о том, чтобы у меня было всё — от одежды на работу до того, в чём можно ходить дома. Позвонив на пост, поговорив с дежурным врачом, я, удостоверившись, что с мамой всё в порядке, спускаюсь в гостиную. А там слышу, как Александр и Лиза над чем-то весело смеются. Она рассказывает ему какую-то детскую шутку, а он хохочет. Ловлю себя на мысли, что я всё чаще вижу Воронова… другим. И этот Воронов всё сильнее западает в мою душу, и заставляет сердце биться рядом с ним, иначе, нежели как было раньше. – Марта! – улыбается, заметив меня. – А мы вас ждём! – кивает на внучку. Девочка здоровается со мной и замолкает. – Ну чего ты? Рассказывай дальше! – Я, наверное, деда, пойду? – несмело. – У тебя с Мартой… дела? – Просто тётей Мартой, – догадываюсь, что она вспоминает моё отчество. – Не уходи, пожалуйста. А то я от любопытства умру, что же ты такого интересного рассказывала своему дедушке, отчего он так громко смеялся? – подмигиваю ей. Честно говоря, когда говорю слово «дедушка» стараюсь не смотреть на Воронова. Потому что в моей голове ему до дедушки ещё очень далеко. Девочка кивает и начинает рассказывать что-то истории из жизни своего друга по соседству. Нам неожиданно весело эти полчаса, пока мы завтракаем. И это веселье не наиграно. Оно какое-то искреннее и тёплое. Давно я не была в такой обстановке, как сегодня. И даже несмотря на то, что у меня было сильное волнение из-за мамы, я всё равно постаралась расслабиться. Пока мы болтаем, глаза Воронова постоянно скользят по мне. А у меня в голове крутятся его слова, сказанные вчера мне тихо, практически шёпотом: «Я хочу быть рядом с тобой… Всегда, когда тебе будет это нужно. Ты только позволь. Слышишь?» Я думаю, он тоже вспоминал их. Когда Лиза уезжает, мы остаёмся вдвоём. – Как прошла ночь? – спрашивает участливо. – Спасибо. Отлично. – Спало хорошо? Приснился жених? – Какой жених? – Ну есть такое поверие, что, когда засыпаешь, надо сказать: на новом месте приснись жених невесте. – А, – смеюсь. – Нет, не приснился. Наверное, это знак, что я уже больше не выйду замуж. – Нет, – отрицательно крутит головой. – Это знак, что нужно как минимум ещё остаться здесь на несколько ночей, и тогда жених обязательно приснится! А чтобы место было новым, нужно просто поменять кровать. Ещё пару спален найдём. А надо, кровать новую купим, – подмигивает. Улыбаюсь ему в ответ. – Марта, ну а если серьёзно… – присаживается рядом, смотрит уже без улыбки, – у меня два предложения. Первое: предлагаю наконец-то перейти на ты. И второе, предлагаю остаться здесь, с нами. – Хорошо. – Отлично! – выдыхает, словно ему это было важно. – Выбирай любую комнату, какая понравится. Главное, помни, тебя это ни к чему обязывает. Не загоняй себя в границы, которые кроме тебя самой никому не нужны. Не нахожусь, что ответить ему. Ведь он прав. – Только я предупреждаю сразу: несмотря на то, что я пока не буду жить в своей квартире, для меня ничего не изменилось. У Лары осталось около недели жить в моём доме, а дальше… Он сядет, а куда она пойдёт? Сюда? – Нет, сюда она не вернётся. А куда пойдёт – я не знаю, – вижу, как тяжело говорить это Воронову, хоть он и пытается скрыть. – Вот и отлично. У меня есть план… – Расскажешь? – я вижу, как он заинтересован. – Нет, пока нет. Но твоей дочери и Белову будет несладко. Обещаю! – Ох, всё больше и больше понимаю, что с тобой опасно ссориться, – смеётся и я улыбаюсь тоже. – Марта, наверное, у тебя за время, пока мы с тобой стали столь неразлучны, куча вопросов появилось ко мне? Если тебе интересна моя жизнь, я готов рассказать о ней. – Да, есть парочку вопросов. – Ну тогда… кофе и рассказ с подробным описанием моей биографии? Снова киваю. Как я могу отказаться от такого предложения? Мы с Александром устраиваемся в гостиной, Лиза уезжает на занятия, и Воронов начинает свой рассказ. – Я вырос в семье, где были только бабушка и дедушка. Они были уже в возрасте, и я, как многие советские дети того времени рос как трава, – улыбается. – Как там: наступило первое июня, меня отправили гулять, а тридцать первого августа поймали, отмыли и отправили первого сентября учиться. Тихо смеюсь. – Но я не обижаюсь на них. Что они мне могли дать в таком возрасте, как их? Любви много давали, и, пожалуй, это главное. Конечно, без присмотра и тяжёлой отцовской руки я рос бандитом. Озорником. Лез во все драки, где видел несправедливость. Но так было до поры. Однажды в одной из драк нас разнял один мужик. Как выяснилось, он оказался тренером по греко-римской борьбе. Не знаю, что им двигало, но он стал мне практически отцом. Позднее он уже открыл свою компанию, но по-прежнему оставался моим личным тренером, заставлял меня ходить на тренировки, запрещал драться. Учил, так сказать, уму, и много разговаривал со мной о жизни. Благодаря ему я получил спортивный разряд, отличное техническое образование, смог обеспечить сытую и спокойную старость моим родным. Думаю, он видел во мне того, кого мечтал вырастить. У него был и родной сын, но тот яростно сопротивлялся всем предложениям отца, а я, напротив, впитывал словно губка. Замолкает ненадолго. – Я стал вхож в его дом без каких-либо ограничений, и постепенно превратился практически в часть его семьи. У моего названного отца была дочь, и, как-то так незаметно мы сблизились. Нам по семнадцать. Молодые, страстные, активные! – Это Ирина? – Да, – улыбается, кивает. – Станислав Фёдорович очень её любил. Баловал, обожал. Когда он узнал, что между нами отношения, он был счастлив. Говорил, что теперь может умирать спокойно. Мы шутили, мол, куда вам, молоды ещё! Но оказалось, что всё не так. Перед смертью он позвал меня и попросил обещание: независимо, как сложится в будущем жизнь и мои отношения с его дочерью, чтобы я не бросал Ирину. На сына он надеяться не мог. И я согласился, без сомнения. Потому что очень её любил! Она тогда была… другой. Не знаю, когда и где мы свернули не туда… Воронов отворачивается и смотрит куда-то в сторону. Я вижу, ему не очень хочется вспоминать всё то, что было в его жизни, но Александр готов это сделать, чтобы я поняла всё по одному рассказу о нём. А также о его отношениях с бывшей женой, с дочерью. И, возможно, больше не задавала ненужных вопросов в будущем. – Отец её умер. Мы поженились. Сначала жили неплохо, денег хватало, чтобы Ирина ни в чём себе не отказывала по-прежнему. Но так было лишь какую-то часть времени. Дальше мы стали медленно, но шагать в неверном направлении. Жена стала всё больше требовать и всё меньше давать взамен. Она привыкла жить хорошо, и я обязан был обеспечить ей такой же уровень жизни. Станислав Фёдорович, понимая, что его родной сын всё разбазарит, передал перед смертью управление своей компанией мне. Братец Ирины тоже привык получать удовольствие от жизни и не очень хотел напрягаться. Он предложил мне продать компанию. – А ты не согласился? – Да. Потому что обещал отцу Ирины не делать этого. И в итоге я потерял через три года после его смерти их отца всё… – опускает лицо. – А что случилось? – Брат Ирины не успокоился. Те, кому он пообещал продать бизнес своего отца, в компании появились как снег на голову. Я даже не ожидал, что они так быстро возьмутся за нас. Тогда законы не так активно работали, как сейчас, и любые суды могли из потерпевшего сделать тебя обвиняемым. Я боролся за бизнес до последнего, но в итоге как-то ночью один из бандитов, с которым я когда-то занимался вместе в одном зале под тренерством отца Ирины, приехал ко мне. Он сказал: бизнес отожмут в любом случае. Мол, сам понимаешь, силы не равны. Если не уедете, вас убьют. За ваши жизни столько денег отвалили, что церемониться никто не будет. Бери дочь, жену и уезжай, пока не поздно. И так уезжай, чтобы найти не смогли. Воронов смотрит в сторону, и я понимаю, что именно там, скорее всего, что-то изменилось в его судьбе. – Сначала я ему не поверил, но, когда на следующую ночь вырезали всю охрану, я понял, этот человек меня не обманул. – И вы всё бросили? – Да, взял наличку, что смог. Да и бросать было уже практически нечего. Брат Ирины пошёл на принцип: не оставить ничего от бизнеса отца. И он своего добился. Основные активы он вывел благодаря тем же самым бандитам. – Каков подлец… – Да. Слишком мстительный человек оказался. А я слишком юный и неподготовленный к такой войне. Что я мог предвидеть, если у меня не было опыта в бизнесе в мои двадцать с хвостом? Ничего! Догадываюсь, ему тяжело даются такие признания собственных неудач. – Мы с Ириной и Ларой уехали на север. Там я через знакомых устроился на хорошую работу и начал работать сутками напролёт. Я помнил обещание, которое дал Станиславу Фёдоровичу о том, что Ирина и маленькая Лара ни в чём не должны нуждаться. Но Ирина привыкла жить хорошо, поэтому считала это всё нормой, нежели какими-то нашими победами и достижениями. Лару приучала относиться ко всему так же. А мне убеждать в обратном их двоих было просто некогда. Да и Ларка болела сильно там. Климат никак не хотел её принимать, а она не хотела принимать климат. Ирина очень переживала. Прямо до истерик. Говорила, что надо уезжать, мол, им здесь не место и эта земля никогда не станет родным домом. – И вы вернулись сюда? – Они вернулись. Ирина не хотела менять что-то в своей жизни в плане денег, а на Севере я уже был не самый последний начальник. В итоге я остался там, но сам себя оправдывал: я жил ради них, работал ради них. Они были моими хоть и очень капризными, но очень любимыми девчонками. В итоге я старался компенсировать своё отсутствие почти семь лет работы подарками, деньгами. Ну вот, в итоге и докомпенсировался. Лара вошла в подростковый возраст, когда я вернулся, и стал развивать бизнес здесь. Она не видела краёв, не считалась ни с чьим мнением, а я бесился. Я тогда стал замечать в ней гены братца моей жены, где нет тормозов, привязанностей, любви к близким. И это пугало меня. Ну, естественно, я начал, так сказать, закручивать гайки. Ларе это не понравилось, а Ирина неожиданно встала на её сторону. Мы начали ругаться и в итоге разъехались. Ну а потом развелись. Лара родила, как я говорил, неизвестно от кого. И понеслось дальше. Ирина рыдала, просила помощи, и единственное решение, которое я принял – забрал дочь и внучку к себе. В какой-то момент после этого даже просвет наступил. Но ненадолго... Она нашла себе сначала одного мужика, потом второго... потом вот Белова захотела в дом притащить. – Да, помню. Слушаю тебя и понимаю: я совсем не знаю, как лучше. Не даёшь детям многое – плохо. Даёшь – тоже. Где она, золотая середина? – А кто же знает. Но когда я засыпал их деньгами… тогда не думал ни про какую золотую середину. Ирина моя жена, а Лара единственный ребёнок. Они обе всегда жили в роскоши, а мне для них было не жалко денег. В конце концов, зачем их зарабатывать, если не тратить на любимых? – Из-за этого Лара так избалована? – Да. Ну и плюс, как я сказал – и гены. Раньше не верил, а теперь вижу их всё больше в её поведении. Это братец родимый один в один! – А как сейчас он? – Сдох под забором, – пожимает плечами равнодушно. – Боюсь, мою дочь ждёт аналогичное будущее. Смотрю на него с удивлением. – Не смотри на меня так, – смеётся. – Я старался направить её на путь, где она не повторит его судьбу, но Лара словно не понимает этого. Конечно, я не желаю ей такого же, но вероятность велика. Конечно, в этом есть и моя вина, Ларку я как отец упустил… Теперь жалею, чувством вины мучаюсь. Живи я сегодняшним умом тогда, уверен, и Лара была бы другой. Но при этом у неё не было бы и половины того, что она имела все эти годы в финансовом плане. Теперь мы оба молчим. Я не знаю, что сказать ему на такие признания. А он ждёт моей реакции, словно ему это очень важно. Глава 40. Глава 40. – Ты молчишь. – А что сказать? – Не знаю. Может, как многие – осудить, потыкать носом, что я плохой отец. – Ну, я тоже была слепа в части своего брака. Так что… Мне ли судить? Я согласилась на предложение Александра временно пожить у него, но мне важно было не это сейчас. Когда я шла к машине, Воронов предложил своё участие в сборе вещей дома, но я отказалась. Моя война с собственным мужем – это моя война. В данный момент всё, что я хотела – это посмотреть Белову в глаза. Узнав, что его нет на работе, я сразу же поехала домой. Застаю моего мужа, сидящим за столом. Увидев меня, он реагирует совершенно спокойно, словно ничего не изменилось за это время. – Марта, мне на работе сказали, что у твоей мамы… – только и успевает сказать. Не говоря ни слова в ответ, подхожу к нему и начинаю хлестать его по лицу. Во мне столько злости, негатива, ненависти к этому человеку, что я не могу остановиться. Каждый удар словно выплеск всей боли, всех унижений, которые я терпела эти недели от совместного проживания рядом с ним и его любовницей. А главное – обиды от его подлого и низкого поступка. Он сначала теряется, словно не ожидает от меня такого поведения, затем его глаза расширяются от удивления, и теперь он пытается схватить меня за руки, чтобы я прекратила. – Как ты мог! – кричу ему, и голос срывается на хрип. – Как ты мог так поступить с моей матерью! Она любила тебя как сына! Я ненавижу тебя! Презираю! Ты подлый, ничтожный человек! Ты сядешь, скотина, слышишь! Ты же знал, что это может убить её, и всё равно съездил к ней, наговорил… – Остановись, истеричка! – он сильнее меня и ему удаётся сжать мои руки в своих. – Объясни, что происходит! Мы оба тяжело дышим, и он смотрит на меня с явным непониманием. Актёр! – При чём здесь я?! Мне сказали, что у матери твоей приступ. Всё! Трубка у неё и у тебя вне связи, в областную я поехал, там меня не пустили. Что ты на меня взъелась?! – Прекрати на него орать. И хватит руки распускать, нашла моду. Это я. Замечаю, как в дверях появляется Воронова младшая. Заходит на кухню уверенно и прислоняется к косяку двери, скрестив руки на груди. В её руках пилочка, которой она неспешно пилит ногти. Поворачиваюсь к ней. Увидев мою реакцию, её губы растягиваются в медленной, ядовитой ухмылке. – Что... ты? – сразу не понимаю, что она имеет в виду говоря о себе. Я слишком возбуждена в своей злости. Лариса на мой вопрос лишь закидывает голову и громко начинает смеяться. Только теперь мне это кажется не совсем смех, это злобный хохот, полный торжества и ненависти. – Это я рассказала твоей матери, что мы живём вместе. Приукрасила, правда, но получилось отлично! Долбануло твою мамашу по полной программе. Сказала, ты простила ему измену, и что я с вами теперь живу. Тройничком! Она, конечно, не поверила мне, но я ей видео скинула, где ты в домашнем костюме на кухне хлопочешь, готовя себе завтрак, а я в спальне твоего муженька обхаживаю. Сняла для неё, так сказать, сторис о нашей жизни. Она делает театральную паузу, наслаждаясь эффектом от своих признаний. – Я же говорила тебе, что отомщу!? Говорила! Вот и жри теперь большой ложкой, тварь! А ты думала, я просто так сюда переехала? Чтобы терпеть тебя? Эдакая Лариса - терпила? А ты и поверила, дура! Не-е-ет! Я никогда не прощаю унижения, слышишь?! Я въехать-то въехала, раз отец всё равно домой не пустил, но усердно ждала момента, чтобы ударить побольнее! За ментов, за обезьянник, за то, что ты меня уволила! За всё тебе разом отомстила. Так отомстила, что ты теперь кровавыми слезами умываешься! И как? Нравится? Не очень, поди. А я вот пищу от удовольствия! Каждое её слово вышибает из моих лёгких воздух. Мне становится трудно дышать. Ровно также, когда я узнала, что маме стало плохо. – Лариса, ты идиотка?! Что ты натворила, сумасшедшая? И откуда у тебя номер матери Марты? – Белов подходит близко к своей любовнице, хватает за руку и заставляет посмотреть ему в глаза. – У тебя в телефоне списала. Делов-то! – выплёвывает зло в его сторону. – Подло… – неожиданно говорит Белов. – Ах, какой правильный нашёлся! Что же ты правильный, только и ждал, пока мой папа меня простит и позволит нам жить в его доме, а? Думал, бесследно игры твои пройдут, простит папа мой тебе всё только потому, что ты со мной будешь? Пристроиться планировал поудобнее? Не выйдет! Ты меня использовал! – Марта, я правда не знал, – смотрит сначала на меня, а потом поворачивается к Вороновой младшей снова. – Лара, зачем так? Ну мне бы мстила, или Марте! Но матери… Её мать больна, и ты практически угробила её! – А я ни о чём не жалею, понял?! Ненавижу её! – её палец дрожит, указывая на меня. – Отец из-за неё на меня злится! Ну, ничего, всё равно рано или поздно всё это закончится! Не слушаю её больше, поворачиваюсь к Белову. – Прекращай этот театр. Ты знал, что она маме звонила? – почему-то не верю ему. – Нет. Устало садится на стул и обхватывает руками голову. Он растерян. – Говори правду! – мой голос срывается в крик. – Говори, подлый ты человек! – Нет! Я не вру! – орёт в ответ. – Когда я говорил, что отомщу, я не имел в виду твою мать! Я имел в виду, что я лишу тебя твоей доли в клинике. Проверки на тебя натравлю, Роспотребнадзор, Министерство здравоохранения. Но про твою мать у меня даже мысли не было! Я знаю её полжизни, плюс я медик, неужели ты думаешь, я на такое способен? – Белов правда удивляется этому. Стою слегка растеряна. А ведь на самом деле, я ведь не знаю, кто и что ей наговорил. Знаю только: стало плохо после звонка. Но кто позвонил ни слова об этом никто не говорил … Мама в реанимации, и пока я не могу её расспросить более подробно. Я была уверена, что это Белов, потому что он мне обещал отомстить. Но про Воронову младшую я и не думала. Поворачиваюсь к этой твари. Сейчас в моих глазах всё сузилось до Ларисы. До её ухмылки. До её торжества. Быстрым шагом направляюсь к ней. Она от такой реакции не успевает отпрыгнуть от меня. Моя рука вцепляется в её волосы, сжимая их в кулаке. Я прямо чувствую, как её кожа головы натягивается. Она начинает визжать, но я не слушаю и уже тащу её к двери. Через прихожую, мимо зеркала, в котором мелькает наше отражение. На миг останавливаюсь возле него и наслаждаюсь, замечая её перекошенное. Ей больно, а мне прекрасно в этот момент. Она пытается ухватить меня за руку, но я не позволяю. Наученная опытом недавней борьбы за свою территорию. – Отпусти, стервоза! – Воронова младшая царапает мне руки, но я лишь сильнее сжимаю пальцы на её волосах. Дверь распахивается, и я уже привычно вышвыриваю её на лестничную площадку. – Ты сдохнешь за это! – она падает на колени, но быстро поднимается. Захлопываю дверь. Поворачиваю ключ. – У нас договор! – орёт через дверь! Я сейчас вызову полицию, и меня пустят обратно! – Посиди в подъезде, пока я вещи собираю. И не мельтеши перед лицом! Вытираю выступившую от борьбы испарину на лбу, и ухожу в комнату. Белов идёт молча за мной. – Что ты делаешь? – наблюдает, как я собираю вещи. – Ухожу. – Да, это правильно. Так жить невозможно. А я с ней сам разберусь. Обещаю. – Ты?! – ухмыляюсь зло. – Ты ни на что не способен, Белов. И именно поэтому скоро ты останешься совершенно точно ни с чем, – даже не смотря в его сторону, говорю спокойно. – Неужели ты так и не понял, что ты проиграл не только деньги в казино, но и свою жизнь? Тебе повезло только в одном: ты не сядешь, раз непричастен к приступу моей матери. Сядет твоя любовница. И теперь тебе уже будет не спасти. Он молчит. И мне больше не нужны его слова, оправдания, эти фальшивые попытки что-то объяснить. Всё кончено. Выхожу на улицу, холодный воздух бьёт в лицо, но внутри горит огонь. Я замечаю её. Она сидит на лавке с лицом, напоминающим раздавленную сливу, и судорожно поправляет свои драгоценные нарощенные волосы, которые я так старательно превратила в копну и пакли. «Выглядит потрёпанной мочалкой» – единственная ассоциация у меня с её внешним видом. Понимая, что она слышит меня, достаю телефон, специально включаю громкую связь и набираю номер Воронова. Не могу сдержать улыбки, представляя её шок оттого, что она сейчас услышит. – Алло, Саша… – говорю нарочито громко, чтобы каждая моя фраза была слышна. – Я, оказывается, не рассчитала свои силы при сборе вещей. Их действительно много. Приезжай, помоги. – Через пятнадцать минут я у тебя. Вижу, что до Ларисы медленно доходит, с кем я разговариваю. Лариса подскакивает с лавки и подходит ко мне близко. Слушает внимательно, словно боится пропустить что-то очень важное. – Не таскай сумки сама. Я всё сделаю. – Спасибо за заботу. Жду тебя. Лариса застывает, словно пытается осознать то, что услышала в эту минуту. Её лицо искажается в ужасе, глаза расширяются. – Какого Сашу ты ждёшь? К кому ты собралась с вещами?! – её голос теперь дрожит, и дрожь ей эту уже не побороть. Она узнала голос своего отца и мне этого достаточно. – К папе твоему, – отвечаю спокойно. – Нам так хорошо вместе. Он предложил мне переехать к нему. Возможно, даже я скоро стану твоей мачехой, … доченька… – подмигиваю ей. – Ты врёшь… – Зачем мне это? Она отступает на шаг, наверное, на инстинкте. Буквально шатается на месте теперь. – И давно у вас это… – Что это? – Всё! – кричит. Киваю. Вру. – Нет, я не верю. Только не с тобой… Но как он мог…вообще захотеть тебя?! – Мог! И ещё как! Не мужик, а… ходячий тестостерон! А что? Ты спишь с моим мужем, а я с твоим отцом. Всё честно. Замечаю, как к подъезду подъезжает машина Воронова. Он приехал даже раньше, чем обещал. – Папа… – Воронова младшая бросается чуть ли не под колёса его огромной машины и растерянно смотрит на отца. – Ты что, правда, с ней? И правда, собрался на ней жениться? Воронов смотрит то на неё, то на меня, видимо, не сразу понимая, что происходит. Мы обе ждём его реакции. – Да, – кивает, подходит и целует меня в губы. Но без наглости, так, для вида. – Нет, – отступает на несколько шагов назад Воронова младшая. – Нельзя, – крутит быстро головой отрицательно. – Почему? – Потому что я не смогу жить с ней, – на мгновение закрывает глаза, потом открывает, и говорил ласково отцу: – Папочка, я всё осознала, я хочу вернуться домой. Замечаю, как Лариса меняется в поведении за мгновение. Воронов словно паузу выдерживает и отвечает не сразу. – Хорошо. Возвращайся… – Правда? – у Вороновой младшей в голосе столько радости. – Ну конечно, Лариса, я не против. Воронова младшая смотрит на меня победно, а я беру себя в руки, чтобы скрыть свою растерянность. ----- **** Друзья, сегодня приглашаю вас в новинку от Леи Вестовой Развод. У него была другая жизнь — Мам, смотри, — голос Кати доносился как сквозь толщу воды, приглушённый, искажённый нереальностью происходящего. — Это же папа, да? — Да, — едва слышно выдохнула, наблюдая, как Андрей наклоняется к блондинке и легко целует её в щёку — тем самым жестом, каким ещё несколько дней назад целовал меня перед отъездом в мнимую командировку. Я видела, как его рука на мгновение задержалась на её животе — чужом животе, в котором рос чужой ребёнок. Его ребёнок. Они рассмеялись звонким смехом счастливых людей, довольных своей жизнью. Жизнью, в которой для нас с дочерью не было места. — Мама! Что происходит? — настойчивый голос дочери ворвался в красную пелену, разрывая кокон ярости, в который я начала погружаться. — Ничего, солнышко, — мой голос звучал странно, будто принадлежал кому-то другому — механический, бесцветный, как у автоответчика. — Просто... папа вернулся из командировки раньше, чем планировал. Иди в школу, я... я поговорю с ним. Глава 41. Глава 41. – Спасибо! Я так рада, – она готова бросится ему на плечи, чтобы обнять, но он не позволяет. – Только матери не забудь позвонить, что ты едешь. Ни я, ни Лариса уже не понимаем, что происходит и о чём говорит Воронов. – А она при чём здесь? – Ну домой – в твоём случае по месту твоей регистрации. А значит, к любимой маме. – Но… – Что тебе опять не так? – приобнимает меня за плечи Александр и подталкивает к своей машине. Я медленно перебираю ногами, когда он открывает передо мной дверь. – Но я о твоём доме говорила! – В мой нет, в мой нельзя. У меня молодая жена, она против того, чтобы кроме Лизы кто-то ещё жил. А матери твоей, кстати, я сказал: примет тебя, перекрою ей денежный кислород. Так что, пожалей её и не возвращайся к ней. Хоть кого-нибудь в этой жизни, Лара, пожалей! – я вижу, Воронов уже не шутит. Он готов рвать и метать. Лариса, отходя от машины в растерянности, запинается, чуть ли не падает, и чтобы удержать равновесие, садится на асфальт практически пятой точкой. – Насчёт квартиры моей: у тебя ещё неделя, чтобы здесь свой зад держать. А затем выметайся, – теперь я поворачиваюсь к ней. – А, ещё! Прежде чем уезжать из квартиры, чтоб была чистота. Полнейшая! Вы принимали её в чистоте и сдадите так же. – Не дождёшься! – кричит мне вслед, пытаясь успеть за машиной отца. – Я устрою тебе там такой погром, что ты потом будешь отмывать её месяц! – А это мы ещё посмотрим… Мы с Вороновым отъезжаем пару километров, и я прошу его остановить машину. Он смотрит на меня с вопросом в глазах. – Прежде чем мы поедем к тебе, я хочу сказать тебе, что я ошиблась. Моей маме не Белов звонил. – А кто? – не сразу понимает меня. – Дочь твоя, – его реакция, естественно, молчание и растерянность. Понимаю его. Сама только что в том же состоянии была. Только ему ещё страшнее. Самый близкий человек оказался таким чудовищем. – Это точно? На сто процентов? – не смотрит на меня, смотрит в окно. – Ну да. Она сама призналась мне в этом. – Ясно… – единственное слово. Из его голоса ушла жизнь. – Я понимаю, это всё меняет. Ты помнишь, я планировала посадить Белова за это? – Он кивает. Думаю, догадывается, что я скажу дальше. – Так вот, в свете таких событий сядет Лариса… И если ты намерен защищать свою дочь, то… – У меня больше нет дочери, – отрезает Александр, и машина срывается с места. Тени от фонарей ложатся на асфальт длинными полосами, когда мы молча едем к его дому. Нам обоим нужна эта тишина. И ему даже больше, чем мне. Припарковавшись, он выходит из машины медленно, почти механически. Дверь захлопывается с глухим стуком, и звук кажется слишком громким в этой тишине. Я тоже выхожу, чувствуя, как холодный ветер пробирается под воротник платья. – Приехали. Вещи заберут, не переживай, – Воронов пытается улыбнуться мне, но это выглядит совсем неестественно, как маска. Он избегает зрительного контакта, а я, напротив, не отвожу от его лица глаза. Через час обедаем мы также молча. Потом сидим у камина также молча. Огонь трещит, языки пламени отражаются в его глазах, но в них нет больше тепла. Только пустота. – Марта, я, конечно, растерян после того, что ты сказала мне, – начинает, наконец-то говорить. – Дай немного времени, чтобы всё это принять, хорошо? Денёк, другой. – Я ничего от тебя не жду, и... – На днях твой муж отписывает мне свою долю. – Воронов перебивает меня. – Я разговаривал с ним. Замираю. Вот так новость… Быстро! – Я рада, – выдыхаю. Хоть этот вопрос теперь будет закрыт. Правда, в свете событий, которые произошли, как теперь мы с Вороновым работать будем – не представляю! Уверена, он в злости просто сказал, что дочери у него нет и помогать он ей не будет. Сейчас его бывшая жена начнёт биться в истерике, что нельзя её бросать, и он уступит. В таком случае мы, естественно, станем врагами, и работать вместе не сможем. – Да. Я тоже рад. После того как он оформит её на меня, я хотел бы подарить тебе оставшиеся доли в клинике. Ты станешь полноправной хозяйкой. – Как… Зачем? – не скрываю своего удивления. – Потому что… Лариса чуть не убила твою маму. Пожалуй, это единственное, что я могу сделать теперь для тебя после произошедшего, чтобы расплатиться за то, что ты испытала после её поступка, – говорит тихо, но уверенно. Теперь смотрит на меня и не отводит глаз. Александру морально очень тяжело, ему плохо, у него как у меня – беда, но он старается всеми силами это скрыть от меня. – Я даже не знаю, что сказать на это… А я ведь и правда, не знаю! – Ничего. Просто прими мой дар в знак извинения. Это как последняя капля. Точка. Финал. Какие ещё слова подобрать, не знаю, – пожимает плечами. – После её поступка я отчётливо понял, что спасти того, кто не хочет спасаться невозможно. Нет у меня больше ни сил, ни желания. – Но ты хотел, чтобы она была с дочерью, и делал всё ради этого. – Теперь – ни за что, никогда и ни при каких условиях я не подпущу её к Лизе. Он неожиданно хмурится, а затем трогает своё сердце. Кладёт ладонь на грудь и пытается сжать, словно от этого ему станет легче. Я знаю точно этот жест. Знаю, как люди бессознательно хватаются за сердце, когда им плохо и боль пронзает его. Это инстинкт. Это не показательные выступления, это правда, ему некомфортно в области груди. Мне неожиданно становится страшно за Александра. Быстро встаю с дивана и подхожу к нему. Действую на автомате, врачебные привычки берут верх. Беру запястье Воронова, прижимаю пальцы к пульсу. Он частый, неровный. Поднимаю взгляд на него. Лицо бледное, но зрачки нормальные, без признаков инсульта или инфаркта. А он смотрит на меня. Не отводит глаз. И в его взгляде теперь столько всего: боль, усталость, разочарование, благодарность, нежность, что-то ещё… Так много всего! Краснею. – С вами всё в порядке, – перехожу снова на "вы", словно с пациентом разговариваю. – От переживаний пульс частит, но сердце, думаю, в норме. – стараюсь говорить ровно. – Только всё-таки, давайте съездим в клинику, чтобы его проверить. Так, на всякий случай. У вас слишком много разочарований и неприятностей на такой короткий период времени.Не удивительно... – Но есть в этих неприятностях и положительный момент, – перебивает Воронов. Он делает паузу, и его пальцы сжимают мою руку, прижимая её к своей груди. – Марта, проверить сердце, может, и нужно. Я и сам понимаю, что с ним совершенно точно что-то не так за последние недели. Где-то между пальцами его пульс: удары беспорядочные, нервные. Не дышу. – А что с ним? Какие жалобы? – спрашиваю, мой голос предательски дрожит. – Оно, когда ты рядом, впадает в такой ритм… бешеный. Чувствуешь? – киваю. – Не остановить его. Не запретить ему так стучать. И не уговорить, чтобы оно вернулось к прежнему, спокойному ритму. Закрываю глаза на секунду. – Возможно, это аритмия? – неуверенно с моей стороны. – Раньше не жаловался. Только теперь справиться никак не могу. – Улыбается. – А всё чаще кажется, что и не хочу… – Ну вот, надо пройти обследование, и я назначу вам… тебе лечение. Он крутит отрицательно головой. – Обследование не поможет. И рецепт, который ты выпишешь в карточке и в рецептурном листе тоже. Я не доктор, но знаю только одно лечение: чтобы ты была рядом. Всегда, насколько это возможно. Это лечение для меня самое эффективное и действенное. – Его голос низкий, почти хриплый. – Мне без тебя не справиться с этой болячкой, Марта. Ты единственная таблетка, которая может меня вылечить. Он больше ничего не говорит. Просто наклоняется и целует меня. Глава 42. Глава 42. СПУСТЯ ТРИ ДНЯ. Антон держит меня в курсе о мамином состоянии. Один раз я съездила к ней, но пока она слаба. Она не могла говорить, но могла слушать. Я поклялась ей: ничего из того, что прислала ей любовница Белова – нет. – Покажи мне глазами, что ты веришь мне, мамочка, – вытирая слёзы, просила я её. Она кивала и пробовала даже улыбаться. После это встречи, я выдохнула и приступила к своей работе. Клиника не сможет столько простаивать без руководителя, и я это понимала. Теперь я думаю о том, как уволить Белова. Даже несмотря на то, что он не являлся виновником ситуации с мамой, Артур стал причиной того, что случилось в целом. И простить этого я ему не могу. – Марта, – раздаётся настойчивый стук в дверь моего кабинета, – привет. Мы можем поговорить? – голос Белова сегодня звучит как-то непривычно с ноткой неуверенности. Напрягаюсь. Общаться с ним мне не хочется, но, раз просит о разговоре, я намерена тоже много, что сказать ему. – Проходи. – Мы давно с тобой по-человечески нормально не разговаривали. У нас всё через конфликт. Пожалуйста, давай поговорим сейчас. Просто поговорим. Я смотрю на него, пытаясь понять, что за игра. Но в его глазах нет привычной мне маски равнодушия или злости. Он выглядит уставшим, почти сломленным. Ещё тогда, в квартире я видела, как он опешил, когда узнал, что сделала Воронова. Наверное, для него, как и для нас с Сашей, это было потрясением. Как бы то ни было, но моя мама всегда с очень большой теплотой относилась к Артуру, и, наверное, он действительно, не смог так поступить никогда. Это теперь я понимаю, но несколько дней назад во мне всё кипело по отношению к нему. Сейчас я, естественно, поуспокоилась и могу вести с ним нормальный диалог. – Ну давай, попробуем. – Я уеду на два дня, так что, если будут срочные вопросы, напиши мне или позвони. – Куда ты собрался?! У нас суд завтра по поводу расторжения нашего брака, помнишь? – Не переживай, я буду. Вот как раз об этом хотел поговорить. Нам нужно решить с тобой о разделе нашего имущества, – заявляет неожиданно. – Ну, ты нас оставил практически без всего. Что у нас осталось? Часть клиники, квартира. Белов ничего не отвечает, и в его глазах читается что-то, что я давно не видела. Сожаление? Боль? Растерянность? Я не знаю. Раньше он был совсем другим. Весёлым, уверенным в себе, упёртым в достижении цели. – Да. Я о клинике именно и пришёл. По закону, как ты понимаешь, я могу при разводе претендовать на твою часть клиники, а я ты на мою. Воронов… – замолкает на мгновение, – он насел на меня основательно. Я должен отдать ему свою часть. Ты можешь согласиться на то, что не претендуешь на мою часть письменно, когда спросят об имуществе в суде? Ну, естественно, я на твою не буду претендовать. Адвокат мне сказал, что достаточно будет мирового соглашения от нас, чтобы закрыть разом все юридические вопросы. – Интересно, – говорю притворно, словно я не в курсе, что Александр насел на моего почти бывшего мужа. – Ты хоть сам понимаешь, что ты всё потерял по глупости? И меня в это втянул? Кивает. – Может, тебе надо лечиться от игромании? – спрашиваю честно. – Есть клиники… – Нет. Я больше не играю. Был соблазн, когда были большие деньги, а теперь нет денег, нет и соблазна, – думаю, он сам сожалеет о том, что это случилось в его жизни. Но изменить уже ничего нельзя. – Соблазнился на роскошь, которую увидел у Воронова, на деньги, которые, как мне казалось, смогут легко приплыть в мои руки… – начинает откровенничать, но мне это теперь неинтересно. Я хочу закончить быстрее этот разговор, и чтобы он вышел из моего кабинета. – Ясно, – обрубаю резко его речь. – Насчёт твоего предложения – считаю его отличным. Я согласна на такие условия. – О квартире надо подумать. Она у нас с тобой в совместной собственности. – Да, надо продавать её. – Не надо. Я хочу дочери долю свою отдать. Думаю, это будет справедливо. Сижу, пребываю в шоке. Даже не верится, что мне говорит это Белов. Он сам, добровольно отказывается от своей доли в квартире? Но тогда у него ничего не будет от слова «совсем». – Это Воронов на тебя надавил и по поводу жилья? – пытаюсь понять его мотивы. – Нет, это я сам решил. Мы же продали ту квартиру, что покупали ей. Но я потерял те деньги. – Честно, неожиданно. Но если ты не обманываешь, я, конечно, за. – В клинике пока останусь работать, но постараюсь не попадаться тебе на глаза. Ты как, сможешь меня немного потерпеть? – Недолго, – кивает. – Марта, я на самом деле про Лару не знал, что она звонила матери твоей. Я никогда бы не допустил такого, – замолкает на мгновение. – Через пару дней кончится договор аренды у Ларисы, и она съедет. – Куда, интересно? – К матери, наверное, – пожимает плечами. – И ты вместе с ней? Примаком пойдёшь? – не могу сдержать улыбку. – Не к папе, так к маме. Но там такого достатка не будет. На этот вопрос он не отвечает и выходит из кабинета. На следующий день мы заключили в суде мировое соглашение. Всё, о чём мы говорили в моём кабинете, теперь было зафиксировано на бумаге. Судья была явно довольна тем, что мы смогли договориться без лишних скандалов. Она даже улыбнулась, когда мы подписали документы, и сказала, что редко видит такие цивилизованные разводы. Да уж… цивилизованный, дальше некуда. Знала бы она, что я жила всё это время с любовницей моего мужа в одной квартире, думаю, забрала бы свои слова обратно. Но, я, естественно, промолчала и лишь улыбнулась. Я выходила из зала суда с каким-то странным чувством. Оно было смешанным: облегчение, что всё закончилось, пустота оттого, что столько лет я потратила на этого человека, и лёгкая грусть, где от всей этой истории пострадала моя мама. На выходе стоит машина Воронова. Александр улыбается, и в его глазах читается что-то тёплое, поддерживающее. Артур, выходя из здания суда вместе со мной, тоже замечает Александра. Он смотрит в его сторону, потом на меня, и хмурится. – Да, и всё-таки быстро же ты нашла мне замену, – в голосе звучит ревность и возмущение. – Не назло ли мне? – Не льсти себе, Белов! Эти отношения по большой и светлой любви! – и я понимаю, что не вру, когда говорю ему это. Естественно, он не верит моим словам. Но мне всё равно, что он будет думать. Моя репутация чиста. А даже если бы и нет, это точно не его право – судить меня. Не прощаясь с бывшим мужем, иду к машине Воронова и сажусь в неё. – Привет! Мои поздравления! Ну что, ты теперь свободная женщина? – Да, – улыбаюсь, и в этот момент понимаю, что это не просто слова, это реалии моей жизни. А ведь совсем недавно я была уверена, что мы с Артуром вместе и навсегда. А теперь, после развода, я неожиданно действительно чувствую облегчение, словно перевернула какую-то очень важную и такую тяжёлую страницу своей жизни. – Ну что, ресторан? Отмечать твою свободу и начало новой жизни? – Да! ---- *** Друзья, сегодня приглашаю вас в новинку от Мары Евгеники Женщина в 50. Моя жизнь. Мои правила Брутальный мужчина напротив испепеляет меня взглядом. А я… Я вспоминаю разговор с мужем в мой золотой юбилей: - Что это? Дешевле трусов не нашлось? Рычит Антон и швыряет мне вместо подарка отчёт семейных расходов. В этот момент понимаю, горшок моих слез полон. Встаю. Иду к двери. - Ты куда? Я тебя не отпускал. Сядь на место! - рявкает муж. - Я ухожу, - произношу тихо, но внятно. - Надолго? - язвит Антон. - Насовсем... - От таких как я не уходят! Хотя… Иди…Кому ты нужна, голь перекатная… На юбилей принято дарить подарки. И я себе его сделала: ушла от мужа. Мое будущее было призрачным. Но… Я знала, что хуже настоящего оно точно не будет. Ведь отныне… Моя жизнь! Мои правила! Глава 43. Глава 43. ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ. Артур уехал по каким-то своим делам, и я, пользуясь этим, приезжаю к себе в квартиру. Естественно, первое, что я вижу – бардак. Он повсюду! Но меня это не смущает. Напротив! Воронова младшая спит и не подозревает, что её ожидает впереди через час. Слышу стук в дверь. Я специально приехала сюда, чтобы встретить гостью. И она, кажется, на пороге. – Привет, племяшка моя родная, – раздаётся громкий голос моей тётки, как только она переступает порог квартиры. Притягивает меня к себе, целует в обе щёки. – Привет. Проходи, – открываю широко для неё дверь. – Как дела? Как жизнь? – Сейчас сама всё увидишь, – киваю в сторону комнат. – Ок. Полагаю, фронт работ большой? – оглядывается. – Очень! – Не переживай! – предупредительно выставляет руку, словно успокаивает меня. – Всё будет в лучшем виде! Та-а-а-к… Она потирает руки, словно готовится к какому-то важному делу и начинает оценивать обстановку. Её лицо морщится, будто она только что увидела нечто ужасающее. И, честно говоря, есть отчего. Дама сердца моего мужа не утруждала себя наведением порядка как минимум уже две недели. – А чего срач-то такой? – без стеснения басит тётя Тоня, окидывая взглядом разбросанные вещи и общий хаос. – Здесь живут свиньи? – Типа того, – сдерживаю улыбку, понимая, что она права. – Две свиньи совершенно точно. – И где они? Покажи мне их! – продолжает она, словно собирается устроить настоящую охоту.– Да-а-а, дел мне здесь по самую крышу. Марта, надо заняться порядком! – говорит она громко и назидательно, но я понимаю, что это не для меня. Я рассказала тёте всё без утайки, когда она позвонила мне поинтересоваться здоровьем мамы и приехать навестить её из своей деревни. Остановившись в квартире у мамы, узнав мою ситуацию по приезду, она, как настоящая родня, защищающая своих, вдохновилась помочь мне. А я, зная жёсткий характер своей тётки, с удовольствием согласилась на то, чтобы она проучила немного Ларису, как надо содержать дом в порядке. Без лишних церемоний и стука тётя Тоня входит в комнату, где сейчас проживает мой муж со своей любовницей, и сразу же запинается о её обувь, разбросанную у порога. – Ну, что, как понимаю, именно здесь и обосновались свиньи? По запаху даже чувствую, – говорит она с такой сладостью в голосе, что у меня мурашки по коже. Я-то знаю, что эта сладость не сулит ничего хорошего. Моя тётка, насколько я себя помню – вечный борец за чистоту. – Почему вы позволяете заходить ко мне в комнату без стука? – удивляется Воронова младшая. – К тебе?! Ты здесь прописана, чтобы говорить «ко мне в комнату»?! – рыкает на неё тётя Тоня. – Насколько я знаю – нет! – Вы кто, вообще?! – Я тётка ейная, – кивает в мою сторону. – В гости к племяннице приехала. А ты, собственно, кто такая? – ставит руки в бока. – Я любимая женщина Артура! – гордо поднимает нос и задницу с дивана. – Жена, что ли? Он вроде, на Мартюшке женат? Или я что-то пропустила? – Да, пока что на ней, но… – Ясно… подстилка, значит, евонная, раз он с тобой спутался, будучи женатым, – вижу, как тётя проходит по ней оценивающим взглядом. – Выйдете отсюда, – пищит Воронова, показывает на дверь. – А ну, цыц!– но всё-таки выходит и идёт на кухню. Шарит в кастрюле, принюхивается. – Слышь, лентяйка! А суп у тебя, что ли, из пакетика, полуфабрикат? Да как же так-то?! Руки-то у тебя для чего? Чтобы в телефоне тыкать только? Ну и бабы… – прикладывает руку к сердцу, делая драматическую паузу. – Вот гляжу я на вас, таких фиф, как ты, да волосы дыбом встают! Ногти – как у дракона, естественно, как ты картошку с морквой почистишь да потрёшь? Вместе с когтями, что ли? Отравишь ещё мужика своего! – замолкает, оглядывается. – А Артур где? – поворачивается ко мне. – Не знаю, – пожимаю плечами. Но я и правда, не знаю. Воронова младшая стоит в полной растерянности, глядя то на тётю Тоню, то на меня. Её лицо выражает полное недоумение, и я едва сдерживаю смех. Моя родственница тем временем уже начинает командовать парадом. – Марта, ты давай на работу, а я с этим диванозавром… наводить порядок! Чего застыла как статуя, милочка, – обращается она к Ларе, – шевелись! Или так и будешь просто стоять как мебель, а я за тебя всё делать? – Кто ей сюда позволил припереться? – бросается ко мне Воронова младшая. – Я! А ты, собственно, кто такая, чтобы я отчёт перед тобой держала? – И надолго она здесь? – почему-то шёпотом, словно боится, что моя тётка услышит. – Боюсь, что да, – улыбаюсь. – А тебе какое дело? У тебя кончается срок аренды, и ты скоро выметешься. Или забыла? – Но… – она бросается к телефону, набирает Артуру, но «абонент не абонент». Пока я освобождаю свою комнату для тёти, из кухни доносятся отборный мат и визги Лары. – Ты что, меня не слышала?! А ну, задницу шустро подняла и пошла подметать! – басит моя тётка. – Крошек полная кухня! А в коридоре что делается! – Отцепись, сумасшедшая! – кричит Лара, пытаясь вырваться. – Уберёшь, и отцеплюсь! И голос на тётку не повышай! Ишь, нашлась здесь звезда выпендрёжная! Если матка тебя не научила, как порядок в доме соблюдать, я научу! Ну-ка пошла за веником! Марта, где он у вас?! – зовёт меня тётя Тоня. – Нет у нас веника, тёть Тонь. Робот-пылесос был, но он сломался. – Значит, тряпку и ведро в зубы и рачком, рачком, в прогибку! Или только перед мужем моей племяши жопой крутить горазда?! – продолжает она, и я замечаю, как начинает тихо плакать в растерянности от такого поведения моей тётки Лара. Старшая Воронова, полагаю, дочку свою только облизывала, да в рот смотрела? Ну что же, пришла пора показать о существовании других методов воспитания. Конечно, сама я хамство не приемлю, но совершенно точно теперь понимаю: таких как Лариса учить уму, разуму нужно только такими методами. – Прекратите! Вы унижаете моё честь и достоинство! Я не позволю! – вопит Воронова младшая. – Кто вам позволил разговаривать со мной матом?! – Великий и могучий русский язык мне позволил! – усмехается открыто воспитательница. – А про честь и достоинство: где они? В трусах потеряла, когда под женатого мужика легла! Ты мне здесь ещё потявкай! Мартюша моя слишком терпеливая, как я гляну! Ну ясное дело, – интеллигенция! Церемонится ещё со всякими лентяйками! Ну, теперь ты моя заботушка! – Ну, я пошла? – говорю из коридора. – Стой! – кричит в панике Воронова младшая. – Куда ты? Забери её с собой! Она сумасшедшая! – А кто будет убирать этот свинарник после тебя? – Я клининг позову! – На какие деньги? Вы с Артуром всё проели, уверена, ничего не осталось. Я же обещала тебе, что ты обязательно наведёшь порядок в моей квартире, а ты не верила. Вон, тётя моя тебе поможет. Квартиру приму только по акту приёма передачи после тщательного осмотра. – Отпусти меня! Я её боюсь! – практически молит. – Завтра вечером. Около пяти часов приеду и отпущу. Как раз твой срок аренды квартиры заканчивается. Она кивает, сбегает в комнату и закрывается на замок, словно верит, что сможет там укрыться от моей тётки. Эта дамочка пока не знает, что кроме меня завтра вечером ещё приедет полиция, и в отношении неё будет возбуждено уголовное дело по статье «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Но пусть для неё это будет очередным сюрпризом. Уйти безнаказанной не получится. Тётка – это так, как вишенка на торте для развлечения, не более. Ей захотелось поучаствовать в этом заключительном спектакле, а я просто не смогла тёте Тоне в этом отказать. Да и не хотела! В тот вечер, когда тётя Тоня и Воронова младшая остались вместе, моя сердобольная соседка звонила мне и говорила, что кто-то стучал ей в стену. Я догадываюсь, что это Лариса, видимо, просила о помощи, желая спастись от сурового нрава своей воспитательницы. Я поклялась, что у нас всё в порядке, и соседка успокоилась. Лара так и не дозвонилась до Артура, как я поняла, и он ничем ей не смог помочь в этой войне против такой тяжёлой артиллерии, как эта. К вечеру следующего дня, когда я вернулась, всё блестело. И даже пироги напекла Лара под руководством моей тётки. Кривые, косые, но напекла! Правда, я, естественно, их кушать не стала. – Спасибо, тёть Тонь за заботу, – смеюсь я, качая головой, и благодарно принимаю чистоту в доме. – Ты как всегда – на высоте. – Тю! А ты сомневалась, что так и будет? – посмеивается в ответ. – На, подписывай, – протягиваю притихшей Ларе акт приёма-передачи квартиры. – Я пошла? – подписывает, хватает сумку. – Нет. Тебя ждут. – Кто? Полиция появляется через минуту. – Я не поняла, что вам от меня надо? – истерит Лариса, когда ей предлагают добровольно проехать в отделение. – С меня сняты обвинения по сто тридцать девятой! Подтверди! – топает ногами и обращается ко мне. – Да, так и есть, – вижу, как Воронова младшая выдыхает. – Но тебя задерживают по другой статье. Заявление подано. Видимо, не избежать тебе зоны, дорогая. – По какой, другой?! – не слушает меня о своей судьбе за решёткой. Но полиция совершенно точно не собирается слушать её истерики и предъявляет обвинение по статье «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». – Но я же пошутила! – вырывается Воронова младшая из рук полицейских. – По вашей вине человеку стало плохо, пришлось делать операцию. Заявление о причинении вреда здоровью написано. А за ваше «пошутили» придётся отвечать по всей строгости закона, – равнодушно заявляет представитель власти. – Эта шутка ваша тянет на лишение свободы сроком до восьми лет. – Я имею право на звонок! – продолжает вырываться. – Позвоните моему отцу! ЭПИЛОГ. ЭПИЛОГ. ЭПИЛОГ. СПУСТЯ ПЯТЬ ЛЕТ. Лариса поняла, что с ней никто больше не шутит, когда её забрали в изолятор временного содержания, и никто не приехал её спасать. Ни отец, ни Артур. Артур, как выяснилось, кстати, сбежал ещё тогда, когда приехала моя тётка в гости. Думаю, ситуация с моей мамой показала ему: после того, что совершила Лариса, не будет ничего хорошего не только для неё, но и для него в том числе. Он сбегал как трус от проблем уже именно тогда, но только мысленно. А когда Ларису задержали, сбежал по-настоящему. Позднее, Белов вернулся только для того, чтобы собрать вещи и уволиться с работы. В качестве причины увольнения он заявил, что мы не сработаемся, теперь, когда я стала полноправной хозяйкой клиники. Но это было лукавство. На самом деле ему просто не хватило мужества признать: он не рассчитывал, что власть окажется в моих руках, и теперь не может этого пережить. Артур из-за связи с Вороновой младшей и попытке заработать быстрые деньги в казино потерял практически всё. Причём во всех смыслах этого слова: семью, меня, общение с дочерью, авторитет коллег и своего окружения, долю в клинике, квартире. У него остались крохи после того, как он рассчитался с Вороновым. Где он сейчас и что с ним – мне неизвестно. Даже с собственной дочерью Белов оборвал все связи. Похоже, он решил начать жизнь с чистого листа, безжалостно вычеркнув из неё даже родную дочь. Саша хотел найти его, но я остановила. Зачем? Для чего? Сажать его было не за что, он не был причиной, чтобы так ему мстить теперь. Свою долю квартиры он оставил дочери. Долги свои он отдал. Смысл его преследовать? Только спустя три месяца, когда приехала моя Даша, я смогла рассказать ей всё, что со мной приключилось. Конечно, очень переживала по поводу того, как она отреагирует. Рассказала, всё, что было: как её отец выгнал меня из дома, как притащил любовницу. Как его любовница жила в нашей квартире, не стесняясь моего присутствия. Как навредила её бабушке. Про наш уговор с Сашей тоже рассказала. Я не планировала обелить себя и при этом очернить её отца. Я говорила всё как было. А выводы она должна была делать сама. Мне не было стыдно за то, что мы заключили с тогда ещё просто моим партнёром такую сделку, потому я не сделала ничего предосудительного. Я ждала слёз, вопросов, упрёков. Но вместо этого дочь посмотрела на меня своими взрослыми, но всё ещё детскими глазами и спросила только одно: – Почему ты не позвала меня на подмогу, мама?! Я бы им устроила весёлую жизнь! Разнесла бы эту… профурсетку в пух и прах! И когда она сказала это, я поняла, что мне можно выдохнуть. Моя дочь, моя девочка, которая всегда была для меня самым важным человеком, поняла меня. Признаюсь, это было очень важно. Как бы я ни улыбалась, как бы я не старалась казаться беспечной, мне всё равно нужна была её поддержка. Мама моя довольно быстро пошла на поправку. Первое время она всё расспрашивала: правда ли это, что говорила ей Воронова младшая, а я смеялась и говорила, что нет. То, что у меня начались отношения с другим мужчиной, я рассказала ей тоже, но чуть позднее. Она довольно легко приняла Сашу, и я искренне радовалась, что эта страница по поводу переживаний мамы тоже закрыта. Операция ей очень помогла. Она стала больше двигаться, улыбаться, и наслаждаться тем, что теперь ей не нужно принимать такое количество таблеток и постоянно следить за сердцем. Что касается Вороновой младшей: Лариса надеялась на помощь отца, но Саша, сказав, тогда, что у него нет больше дочери, остался верен своему слову. Воронову младшую представлял государственный адвокат. Ларисе в итоге назначили меру наказания сроком – пять лет лишения свободы в колонии-поселении. Это, кстати, самый мягкий вариант из всех возможных – нестрогий или общий режим, где условия куда жёстче. Так что можно сказать – ей очень повезло. Думаю, прими суд иное решение – она в итоге сломалась бы, не выдержала. Её адвокат потом сказал Саше, что Лариса очень плакала, и признавалась в том, что не думала о таких последствиях. Честно, я не верила ей, но мы с Сашей старались максимально не обсуждать эту ситуацию. У каждого из нас была своя боль: его, что у него выросла такая дочь. А у меня, что дочь моего самого любимого человека чуть не угробила мою маму. Колония-поселение – это не тюрьма в классическом понимании. Здесь не было высоких заборов с колючей проволокой, заключённые живут в общежитиях, ходят на работу и обязаны соблюдать режим. Они могут свободно перемещаться по территории, но покидать её без разрешения – нельзя ни при каких условиях, даже если очень хочется. Нарушить это правило – значит получить более строго наказание. Лариса, попав в такие условия, уже и сама не хотела ничего нарушать, потому что поняла: больше ей никто не поможет, и любые действия теперь чреваты последствиями. Хотя на суде она и держалась гордо, с высоко поднятой головой, все видели – внутри, что она была раздавлена. После того как её забрали в изолятор временного содержания и не выпустили через сорок восемь часов, её мир рухнул окончательно. Она осознала, что больше рядом не будет отца, который решал все её проблемы, не будет бесконечных денег, которые она раньше тратила, не задумываясь, не будет поддержки мамы, которая всё прощала. Именно с того дня для неё и началась настоящая жизнь. Та, где она больше не привилегированный человек, а одна из многих простых людей. Жизнь, где нужно заработать, заслужить уважение, а не требовать его по праву того, что у твоего папы очень много денег. Жизнь, где даже простой разговор с другими – испытание, ведь Лариса никогда не общалась с «простыми» людьми на равных. Она увидела другую реальность, и к ней пришлось привыкнуть. Да и выбора, надо признать, не было. По закону, время, проведённое в изоляторе до решения суда, засчитывается в срок наказания. Лариса провела там чуть больше полугода, и этот период ей зачли. А дальше этапирование в колонию-поселение и жизнь там ещё чуть больше года. Выйти раньше она смогла только благодаря условно-досрочному освобождению. И вот здесь уже да, не обошлось без помощи её отца. Он помог с решением этого вопроса, но сделал это не потому, что отступил от своих принципов или нарушил данное слово. А просто не хотел, чтобы Лариса привыкла к тюрьме окончательно. Даже колония-поселение – это всё равно изоляция, ограничения, жизнь по чужим правилам. А если бы она задержалась там дольше, до конца срока, то рисковала превратиться в человека, который уже не сможет жить на свободе. Саша хотел дать ей шанс вернуться к нормальной жизни. Прежде чем помочь ей выйти по условно-досрочному освобождению, он поговорил с ней о его условиях. Его предложение для дочери было простое, но суровое: Лариса выходит досрочно, но не возвращается в город, а едет к тёте Тоне в деревню, где проведёт ещё два года под её присмотром. Тётя Тоня – женщина строгая, работящая, с железным характером. Она знала о нашей жизни, и однажды сама предложила такой вариант. – Если надо перевоспитать дочь, отправляй ко мне. У меня никто без дела не сидит. Согласна. В этом мы уже убедились, когда она приезжала пять лет назад в гости. Саша зацепился за эту идею, но сначала даже мне ничего не сказал. Анализировал, думал, сомневался. Хотя мне и говорить ничего не надо было. Я и так видела, как его грызёт эта ситуация, в которой оказалась его дочь. Да, чувств было много. С одной стороны: принципы, обида на дочь за все её поступки. С другой стороны, он всё равно не может просто бросить своего ребёнка, даже если тот ошибался. Лариса согласилась на условия Александра. Деревня, конечно, не курорт, ни Бали, ни Ницца, но куда лучше колонии. Тётя Тоня после её приезда, сразу сказала Ларе: – Скидок не жди. Ты, городская дамочка, будешь работать наравне со всеми! Подъём не в полдень, а в пять утра. Хочешь или нет, неважно! Работы много, дел невпроворот: коровы, огород, дрова, уборка. Никаких капризов, нытья или слов «я не умею». Мне плевать! Захочешь кушать, будешь пахать. Как рассказывала тётя Тоня нам по телефону, сначала Лара сопротивлялась активному характеру моей тётки, но в итоге сдалась и даже втянулась в сельское хозяйство. Спустя три месяца она уже без напоминания вставала сама и шла доить коров, чистить сарай от навоза, и даже стала интересоваться, как правильно выращивать овощи и фрукты. Саша отправлял тёте деньги в качестве благодарности, но она отказывалась их брать. А в один из дней вообще позвонила и сказала, что Лара ушла от неё и больше с ней не живёт. Мы ждали худшего, думали – сбежала. Но нет, всё оказалось банальнее. Воронова младшая познакомилась с местным фермером, влюбилась и переехала жить к нему. Лара сама позвонила отцу позднее и пригласила его на свадьбу. Он долго сомневался ехать или нет, но я видела – он соскучился. Дочь есть дочь, какая бы она ни была. Он не перестал быть её отцом и думаю, всё равно все эти годы присматривал за ней, пусть этого никто и не замечал. Саша из тех людей, кто, однажды взяв человека под свою опеку, уже никогда не отвернётся и будет помогать. Даже если это бывшая жена или непутёвая родная дочь, успевшая наломать столько дров. Если честно, я горжусь, что ему присущи такие качества. Увы, они встречаются крайне редко в современных мужчинах. Далеко не каждый способен на подобное благородство в наше время. Когда Саша поехал к Ларе на свадьбу, он ожидал увидеть очередного «скользкого» типа, каких любила выбирать его дочь. Но на удивление он познакомился с простым работящим и серьёзным парнем. Когда Лара подошла к отцу, тот не сразу признал в ней дочь. Исчезли яркая косметика, неестественно длинные ресницы, драконьи когти-ногти (как любила выражаться моя дорогая тётя Тоня) и все эти силиконовые излишества, щедро распределённые по телу когда-то. Перед ним стояла совершенно новая версия дочери: с простым, ненадменным лицом, внутренним спокойствием и неожиданной страстью к фермерскому делу. А тот взгляд, которым она, по словам Саши, смотрела на будущего мужа... Это невозможно описать словами. Одно я поняла точно: мужчина у неё суровый и она слушает его беспрекословно. Наверное, именно таким как эта девица, не знающая отказа с самого детства ни в чём, именно такой мужчина и был нужен. Он из тех, кто всегда будет держать Лару в вечном тонусе. А для неё это совершенно точно только на пользу! Почему она не сопротивляется ему и не сбежала? Думаю, он оказался тем, в кого она по-настоящему впервые влюбилась, и ей теперь неважно стало, где её любимый живёт, чем занимается, насколько крупный счёт у него в банке и количество недвижимости. Александр пробыл там три дня и приехал совершенно шокированным. Особенно извинениям от Лары. Всё-таки она что-то поняла... Несмотря на это, он долго ещё был начеку, думая, что всё это игра или притворство, но теперь, спустя пять лет ничего не поменялось. Лара по-прежнему замужем за этим фермером, и живут они вполне неплохо. Хотя, кто на самом деле знает, что у них там за закрытыми дверями происходит... Саша оставил дочери квартиру, которую покупал когда-то. Пожалуй, это единственное, что будет у неё в наследство в будущем от состоятельного отца. С Лизой Воронова младшая, а нынче Северова общается крайне редко, по телефону, но наша малышка, которая теперь уже подросток, совсем не переживает на эту тему. Она смирилась с мыслью, что у неё никогда не было матери, и со временем это стало её обычной реальностью. Как выяснилось из беседы Саши со школьным психологом, Лиза не испытывает по этому поводу никаких переживаний. Мой муж всё это время очень старался, чтобы девочка не чувствовала себя обделённой в любви. И я старалась вместе с ним. Прошло полгода с моего переезда к ним, когда мы оба стали замечать: в обращении ко мне Лиза начала осторожно использовать слово "бабушка". Конечно, я не возражала. Хотя этот статус был для меня в новинку, я приняла его с искренней радостью. Моя жизнь идёт дальше. Честно говоря, пять лет назад, когда я застала своего мужа с другой женщиной в стенах клиники, даже представить себе не могла, что у меня может быть другой муж, кроме Артура. Мы прожили на тот момент вместе двадцать лет, и мне казалось, что это навсегда. Но жизнь любит шутить и развлекаться над нами. Она подкидывает сюрпризы, которые сначала кажутся невыносимыми, а потом оказываются лучшим, что могло с нами произойти. Воронов Александр Николаевич. Александр… Саша... Сашка мой родной! Он стал для меня не просто любимым человеком, мужем, но и другом, поддержкой, опорой. Он стал моей защитой, моей верой в то, что не всегда развод – это путь к боли и слезам. Напротив, иногда это путь к новому огромному счастью. А дополнительным подарком судьбы стал наш сын – Никита, который на удивление объединил вокруг себя всех. Собираясь за шумным столом, нас теперь очень много: моя дочь с мужем и внучкой, Лиза, Никита, моя мама, и я с Сашей. Можно ли мечтать о большем, чем есть у меня? Конечно, времена бывают всякими, но в основном мы живём спокойно и дружно. Саша, возвращаясь домой с работы, предстаёт передо мной в разных состояниях: бывает счастливым и умиротворённым, проявляет нежность и заботу, порою страстен или по-детски доверчив со мной. Однако случаются и дни, когда он приходит раздражённым, охваченный гневом или подавленный. Что ж, без этого не обходится ни одна жизнь. Но самое важное - его негативные эмоции никогда не касаются ни меня, ни детей. Это его принципиальная позиция. Когда муж расстроен, он всегда требует моего присутствия, шутливо называя меня «моя таблетка». Саше нужно лишь несколько минут, чтобы прийти в себя рядом со мной. Не знаю, как это работает, но стресс таким образом он снимает со своих плеч практически мгновенно. Наше окружение приняло нас по-разному. Кто-то поддерживал, кто-то осуждал. Но я в трудные минуты вспоминала слова Александра, когда мы разговаривали о его прошлом браке: "Почему я должен перед всеми отчитываться за свою личную жизнь?" И он ведь прав. Неужели мы будем жить чужим мнение о нашей семье, если нам собственного достаточно? Мать Ларисы, кстати, до сих пор уверена, что я стала мачехой для любовницы своего мужа назло ей и её дочери. Пару раз она даже заявляла об этом Александру. Нет, это не так. Я вышла за Сашу по большой любви и наслаждаюсь каждым днём рядом с ним. Но доказывать что-то я счастлива по-настоящему, а не назло кому-то никогда не буду. Я позволяю каждому думать, как ему хочется. Как там говорится: не мешайте думать людям о вас плохо. Возможно, для них это единственная радость в жизни. Так пусть тешат себя такой радостью. Почему нет? Главное я для себя знаю: я люблю и любима как никогда. И уверена – так будет и дальше. ------ ***** Друзья, ну вот, в принципе и всё ? Надеюсь, вам понравилась эта история! По крайней мере, я совершенно точно старалась сделать её для вас интересной! Если будет желание поделиться впечатлениями о книге – буду рада вашим отзывам. Только, пожалуйста, без спойлеров. Давайте сохраним интригу для будущих читателей ;) P.S. Напомню важное: чтобы всегда быть в курсе новинок, акций, розыгрышей и других приятных событий, не забудьте подписаться на мою страничку ЕЛЕНА ГРАСС (жми!). Сегодня, кроме завершения этой книги, у меня для вас ещё целых ДВЕ НОВИНКИ! РАССКАЗ И ПОВЕСТЬ О СЕМЬЕ ВРАЧЕЙ. ИСТОРИИ ВЫЛОЖЕНЫ ПОЛНОСТЬЮ И НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НА КНИГИ ОЧЕНЬ ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ ЦЕНА! ЖМИТЕ НА ССЫЛКИ И ПЕРЕХОДИТЕ: РАССКАЗ: (Не)верный. История жены врача ПОВЕСТЬ: Диагноз: Измена. Лечение: Развод Всем желаю добра и прекрасного наступающего лета! До него осталось совсем чуть-чуть! Ваша Елена Грасс ;)