Моралисты так утомили Криту, что он готов был заживо закопать их в землю, как поступал император Мапидэрэ с их чересчур смелыми на язык коллегами в Дара. Но простые солдаты и матросы высоко почитали этих ученых мужей. Казнь мудрецов стала бы недвусмысленным сигналом о том, что военное командование отказалось от выполнения основной задачи экспедиции – поисков бессмертных и их доставке в Дара, к императору Мапидэрэ. Стоит лишь солдатам понять, что Крита и другие командиры не собираются возвращаться, как они наверняка поднимут бунт. Поэтому военной верхушке оставалось лишь терпеть болтовню ученых, чтобы не подвергнуть сомнению собственный авторитет.

Но малограмотные простолюдины были также весьма суеверны, и хитроумные правители Дара давно использовали сверхъестественные знамения, чтобы укрепить свою власть и ослабить политических конкурентов, принадлежащих к элите общества. Вожаки крестьянских восстаний эпохи Тиро нередко склоняли народ на свою сторону при помощи малопонятных пророчеств оракулов, да и сам Мапидэрэ оправдывал всеобщее разоружение необходимостью переплавить оружие в гигантские статуи богов. Адмирал Крита не раз давал понять, что ему хотелось бы, чтобы его также воспринимали как божественного наместника, посланного сюда богами Дара, дабы править невежественными дикарями.

Отметины на панцире легко можно было истолковать в пользу Криты. Карта Дара на панцире местной черепахи могла символизировать необходимость переделки этих отсталых земель по образу и подобию великой империи. Следуя такому толкованию, изображенный на рисунке взрослый мужчина с ребенком мог означать адмирала Криту – дарующего жизнь, защиту, безопасность и стабильность. Женщина с рыбой и весами – туземная наложница (хотя сам Крита, безусловно, предпочел бы целый гарем), символизирующая землю льуку, которой суждено кормить своего владыку и осыпать его всеми дарами этого благодатного края. Картинку в целом можно было толковать так: Крита не просто сановник дара, а человек, которому судьбой уготовано произвести на свет множество могучих потомков – юношей с оружием в руках – и стать на своей новой родине родоначальником новой расы.

Даже Датама восхитился тем хитроумным замыслом, который был вложен в рисунок.

Да против такого божественного послания любые увещевания мудрецов-моралистов окажутся бессильны. Стоит им утратить авторитет, как они безусловно отыщут рациональное объяснение этому знамению, чтобы вновь укрепить свои позиции. Кому нужен император Мапидэрэ, когда Крита сам может стать императором?!

Если Датама представит панцирь и толкование знамения адмиралу, то его наверняка осыплют почестями и возведут в высший ранг при дворе нового императора.

«Не у одного меня чутье на благоприятные возможности. Эта хитрая крыса Тало тоже постоянно принюхивается, откуда дует ветер. Он наверняка попытается подсунуть Крите свой „божественный знак“. Нужно действовать быстро».

Безусловно, это было рискованно. Завидуя успеху Датамы, другие капитаны наверняка поставят под сомнение подлинность «знамения», но тогда им придется найти объяснение появлению рисунков на панцире. Очевидно, их не могли нарисовать дикари, ведь они ничего не знали о Дара. Капитан Датама сомневался, что им вообще знакомо понятие «география». В самом Дара тоже не было известно способа так гладко выгравировать рисунок на панцире или кости. Кроме того, каким глупцом нужно быть, чтобы поставить под сомнение подлинность предмета, ублаготворившего самого адмирала Криту? Уж лучше отыскать другие знамения и попытаться с их помощью снискать его благосклонность.

Ложь становится правдой, когда достаточно людей находят повод в нее поверить.

«Стоит ли рисковать?»

– Если я правильно помню, наши корабли спасли тебя от верной смерти в шторм незадолго до того, как мы покинули пределы Дара и прошли Стену Бурь, – произнес Датама, глядя на коленопреклоненного Огу. Он хотел проверить этого человека, которого подозревал в подлоге и который был главной неизвестной величиной в его расчетах. – Очевидно, тебе благоволит Луто, покровитель всех потерпевших бедствие на море. Ты наверняка будешь щедро награжден за свою находку.

– Я отыскал этот панцирь лишь потому, что боги благоволят вам, капитан, – ответил Ога Кидосу, уткнувшись лбом в песок. Затем он поднял голову, не обращая внимания на прилипшие ко лбу песчинки. – Если бы не ваше великолепие, боги не заставили бы этого варвара споткнуться. Если бы он не упал, то кто знает, как долго сие божественное чудо оставалось бы скрыто песком? Я лишь свидетель вашей милости и того, как ваша рука обнаружила удивительное знамение. Я в лучшем случае посох кладоискателя: это предмет, безусловно, полезный, но вряд ли ему можно приписать честь совершения находки.

Датама удовлетворенно кивнул. Быть может, этот человек и говорил как жалкий дурак, нахватавшийся высокопарных речей из спектаклей странствующих трупп, но по его ответу было ясно: он понимает, что на кону. Ога Кидосу беспрекословно отдавал капитану Датаме все заслуги в обнаружении панциря – впрочем, это само собой разумеется и вряд ли стоит особого поощрения, – а главное, связывал свою судьбу с капитаном. Публично заявляя о божественной природе резного панциря, он негласно обещал никогда не раскрывать правды, какой бы та ни была, дабы не быть казненным за святотатство и попытку обмануть своих начальников.