Ога вынул носик бурдюка изо рта, глубоко, удовлетворенно вздохнул и принялся пить дальше.

Вадьу выругалась. Гозтан улыбнулась.

Воины льуку больше не могли сдерживаться.

– Эй! Попьешь, когда закончишь рассказ!

– Что сказала акула-дельфин?

– Объяснил тебе это Пама или нет?

Наконец Ога напился. Он утер губы тыльной стороной кисти и повесил бурдюк обратно. По дороге к костру сказитель распутал привязь, зацепившуюся за выступающий из земли камень. Еще раз окинув взглядом аудиторию, он продолжил:

– Пама вздохнул и сказал: «Слова акулы-дельфина можно свести к одной-единственной фразе: „Такова моя природа“».

Ога тряхнул руками, как журавль крыльями, и низко поклонился костру. Таким жестом сказители традиционно заканчивали истории.

Позже, когда утихли сердитые выкрики и стук костяных булав, Ога добавил:

– Это действительно конец. Я больше никогда не встречал акулу-дельфина. Проклятье перевспоминателя в том, что у большинства историй нет окончания. Пусть у нашего путешествия на мою родину его тоже не будет.

– Вотан-ру-тааса, вотан-са-тааса, – произнес поднявшийся тан-волк. – Звезды проделали половину своего ночного пути, и наш кьоффир почти выпит. Пора нам уже в последний раз уснуть на родной земле и впитать всю ее силу. Пройдет немало времени, прежде чем мы вновь поцелуем ее.

Другие воины согласились, и вскоре все расположились на ночлег, закутавшись в шкуры. Несколько наро подошли справиться, все ли есть у пэкьу-тааса, и девочка уверенно кивнула, отослав их прочь.

Ога тоскливо оглянулся по сторонам. Затем сел на землю и приготовился уснуть прямо на открытом берегу. У него не было ни одеял, ни подстилки из шкур, и никто не собирался его отвязывать.

– Крестьянин, помнишь ли ты старую знакомую? – окликнула его Гозтан.

Ога подскочил от неожиданности и осторожно посмотрел в ее сторону.

– Ты что это задумала? – напряглась Вадьу.

– Этот человек помнит войну с адмиралом Критой, – пояснила Гозтан. – Раз ты не хочешь звать старых соратников отца, то наверняка не будешь против, если я перекинусь парой слов со старым знакомым из Дара?

– Он сказитель, – не сразу ответила Вадьу. – Кто знает, какие из его историй правдивы, а какие нет.

Ога приблизился к ним, насколько позволила натянувшаяся привязь.

– Великий вождь должен уметь отличать правду от лжи, – коварно заявила Гозтан. – Нобо Арагоз, пэкьу агонов, не умел, поэтому твой отец перехитрил и победил его. Неужели ты хочешь подражать не Волчонку Тенрьо, а Нобо-Скотоводу?

Эти слова возымели желаемый эффект.

– Я никому не подражаю, я сама волчонок, – парировала Вадьу. – Хорошо. Зови Огу, послушаем, что он скажет.

«Значит, она мечтает стать пэкьу, даром что не старшая его дочь, – подумала Гозтан. – Из этой ночной встречи можно извлечь существенную выгоду».

– Только пусть все будет честно, – прошептала Вадьу. – Я проверю Огу на правдивость по-своему. Если будешь его подталкивать, ни единому слову не поверю. – Глаза девочки оживленно заблестели. – Открой рот, – приказала она, пряча правую руку за спину.

Гозтан помотала головой.

– Обещаю, что буду молчать, – выпалила она скороговоркой и стиснула зубы. Кто знает, что пэкьу-тааса намеревается использовать вместо кляпа?

Однако девочка уже левой рукой зажала пленнице нос. Гозтан пыталась вырываться, но веревки не позволили ей этого сделать. Через несколько секунд женщина сдалась, и Вадьу сунула ей в рот нечто размером с кулак, после чего замотала Гозтан голову мотком веревки и завязала крепкий узел.

Привязь заставила Огу остановиться в пяти шагах от Вадьу и Гозтан. Он никак не прокомментировал короткий бурный диалог между ними. Когда пэкьу-тааса закончила связывать пленницу, Ога почтительно ей поклонился.

– Ты знаешь эту женщину? – спросила Вадьу. – Хорошенько подумай, прежде чем отвечать.

Ога посмотрел на Гозтан, но та не поняла, какие мысли бродили в его голове: темные невыразительные глаза старика, блестевшие в отсветах гаснущего костра, были непроницаемы.

Не желая сердить Вадьу, Гозтан даже не попыталась подать Оге какой-либо сигнал. Это была ее последняя возможность выпутаться из передряги и вовремя успеть на утреннюю встречу с пэкьу. Кончиком языка женщина ощупала кляп. Тот был гладким и твердым, с небольшой выемкой посередине, и отдавал на вкус пеплом. Вероятно, таранная кость коровы, которую использовали для розжига костра вместо кремня. Ей сразу стало спокойнее. Ничего опасного или унизительного. Скорее всего, пэкьу-тааса схватила первое, что подвернулось под руку.

– Предположим, – мягко произнес Ога, – что я отвечу «нет». Что с ней будет?

– То есть твой ответ изменится в зависимости от того, что ждет ее в том или ином случае? – Вадьу прищурилась.

– Пэкьу-тааса, но вы же сами просили меня сперва хорошенько подумать. Я не могу отвечать опрометчиво, не зная, к чему это приведет.

Пока Ога говорил с Вадьу, Гозтан внимательнее пригляделась к нему. Она заметила, что под ошейником кожа Оги кровоточила, а на кистях и щеках виднелись длинные борозды и шрамы, свидетельствовавшие о том, что он не мог расслабиться, даже когда воины льуку – его хозяева – спали.