Узнав от запыхавшегося Морозюка о затее, Тай-ницкий, и без того нервничавший и уже поджидавший Игнатьева в блиндаже бронебойщиков, возмутился.

– - Безрассудство! Дурачество! Под носом у немцев!
– - кричал он.
– Пропадет ни за грош!

Морозюк виновато переминался с ноги на ногу.

Комбат прикинул, к каким последствиям может привести необдуманный шаг Игнатьева, и ужаснулся. Обнаруженный окоп, прикидывал он, не обязательно должен быть засадой вражеского снайпера. Во-вторых, если это даже так, то опытный стрелок -- а этот снайпер был таким -- обзаводится несколькими постами. В-третьих, любая попытка напасть на него вызовет у немцев гвалт, и тогда...

Больше всего комбат казнил себя: как мог отпустить "эту отчаянную голову", предварительно не взвесив все обстоятельства, не определив совершенно точно задачу, не приказав, когда, где, что и как тот должен делать?

Мамед, слушая комбата, вздыхал: "Ай, нехорошо!" Петрухин помалкивал.

Тайницкий вызвал двух разведчиков, опытных, бывалых, по многу раз путешествовавших в расположение противника, и приказал им найти и вернуть Игнатьева.

– - Где, он покажет, -- кивнул Тайницкий на Морозюка.
– - Одно помните: абсолютнейшая маскировка! В бой вступать только в крайней необходимости. Потребуется -- поддержим. Главное -- быстрее назад.

Впереди -- Морозюк, за ним -- разведчики; они отошли от комбата озабоченные и напряженные. Тайчиц-кий отправился на батальонный наблюдательный пункт: мало ли что может случиться? Надо быть готовым ко всему. И не видел комбат, как Зина Смирнова догнала разведчиков.

– - Хлопчики, я с вами., Комбат приказал, -- соврала она, не моргнув. Впрочем, они и не заметили бы это-; го в чернильной ночи.

– - Ясно, -- сказал старший из разведчиков.
– - Меня держись, сестренка.

И снова, вобрав голову в плечи, полз Морозюк, в минуту передышки, со злостью утирая мокрое от снега лицо рукавицей. И снова сильными рывками подтяги-гвался на локтях, толкая вперед уже уставшее тело... ' "Поснидал", -- хмурился он. На сердце у Морозюка было смутно. Беспокойство комбата, человека, сведущего в военном деле, передалось ему.

Вот и угловатая кочка, о которую по дороге в батальон Морозюк сильно ткнулся лицом. Значит, теперь осталось немного. Перевалить через увал, и порядок... Три тени -- две большие и одна маленькая -- двигались за Морозюком. Останавливались, прислушивались и опять ползли, чтобы спустя минуту снова замереть и прислушаться...

Вот наконец и она, эта бисова бочка. Морозюк завалился на бок, поджидая остальных.

И сразу ухватил слухом короткий, как стон, приглушенный и отчаянный возглас:

– - Иван!..

Оклик сникнул, словно обрубленный тишиной.

Это был голос Игнатьева. Он крикнул оттуда, где был окоп немецкого-снайпера.

Как пружиной толкнуло вперед Ивана Морозюка. Солдат увидел, как там, куда он бежал, пахнул неяркий пистолетный выстрел. И сразу слева, и справа раздвинули тьму ракеты. Дробно залопотали пулеметы. Автоматные очереди завихрились в снегу. Шурша, пролетели, как испуганные ночные птицы, мины, и впереди Морозюка, обдав его воздушной волной, ахнули взрывы.

В несколько прыжков Морозюк оказался у вражеского окопа.

– - Мыкола! Тут я!
– - прохрипел он.

"Сапер ошибается раз..." Кому не понятен мрачный смысл этого солдатского завета?.. "А нам не дано и раза!--утверждают снайперы, -- а потому: действуй!" Может быть, об этом и подумал Игнатьев, оставшись в одиночестве на бугре?

Когда исчез внизу Морозюк, он долго лежал без движения, до мерцания в глазах всматриваясь в темень и напрягая слух.

Это ему надоело. Ночь едва началась. "Чего я отсиживаюсь?'" -- думал Игнатьев. Он был из тех, кто, сделав первый шаг, обязательно совершает и второй, кто не ждет, а ищет врага. "Заберусь в окоп, все лучше, чем в бочке или в снегу: безопаснее, -- размышлял Игнатьев.
– - А явится немец, тут я его и встречу, по-нашему".

Игнатьев пополз к окопу...

Это была узкая полукруглая щель с высоким глад

ким бруствером. Осмотревшись, Игнатьев подобрался

ближе и заглянул вниз. Пусто. Опустил руку -- стен

ки аккуратно обшиты тесом. Бруствер был ледяным.]

"Не дурак!
– - похвалил Игнатьев.
– - Облил водой, что

бы снег от выстрела не взрыхляло". j

32

В глубь обороны от окопа шел тоже очень узкий -- едва одному пройти -ровик...

Легкий шорох насторожил Игнатьева, он так и влип в снег. Нет, тихо. "Ну, залез!
– - подумал он, представив, как близко вражеские позиции.
– Засекут -- не выпустят".

И все-таки нетерпение заставило его вновь заглянуть в черную впадину окопа, Там, на дне, что-то виднелось.

Он отложил винтовку и сполз вниз. Сумка! Да, твердая, гладкая офицерская сумка. Игнатьев, не задумываясь, сунул ее за пояс. Ощупывая руками дно окопа, нашел несколько холодных, как льдинки, стреляных гильз, положил в карман...

И тут словно искры вспыхнули у него перед глазами. Тяжелый удар по голове свалил Игнатьева с ног. Бессильно сползая по стенке на дно окопа, он заметил, что сверху, из ровика, загораживая мутное небо, кинулась на него туманная большая фигура...