Эта книга — первое издание романа Эдуарда Лимонова, рукопись которого долгие годы считалась утраченной.
Основные события романа развиваются в три майских дня 1969 года, но, придерживаясь этой хронологической рамки, писатель делает ее границы предельно проницаемыми, рассказывая о том, как вместе с Анной Рубинштейн переехал из Харькова в Москву, как пытался стать своим в весьма неоднородном поэтическом сообществе, искал жилье и средства к существованию, зарабатывая пошивом сумок и брюк. Перед читателем предстает Москва на излете оттепели, богемная и творческая. Среди героев этой книги — Арсений Тарковский, Эрнст Неизвестный, Илья Кабаков, Леонид Губанов и другие участники легендарного СМОГа, Игорь Холин, Вагрич Бахчанян, Анатолий Брусиловский, Генрих Сапгир и многие другие.
Написанный после знаменитой нью-йоркской трилогии, роман «Москва майская» предшествует ей сюжетно: Лимонов пишет текст уже в середине 1980-х в Париже, оставив позади и московский, и американский период, — и эта оптика позволяет читателю увидеть повествователя сразу в двух измерениях.
Знак информационной продукции (Федеральный закон № 436-ФЗ от 29.12.2010 г.)
Издательство выражает благодарность за поиски рукописи Светлане Лазуткиной, Е. А., Илье Пригожину и Денису Изотову.
Благодарим за предоставленные материалы Hoover Institution Library & Archives («Moskva maiskaia» undated, A. Siniavskii papers, Box 92, Folders 4–6, Hoover Institution Library & Archives).
Редактор: Татьяна Соловьёва
Издатель: Павел Подкосов
Главный редактор: Татьяна Соловьёва
Руководитель проекта: Ирина Серёгина
Арт-директор: Юрий Буга
Корректоры: Ольга Петрова, Юлия Сысоева
Верстка: Андрей Фоминов
Верстка ePub: Юлия Юсупова
В оформлении обложки и форзаца использована фотография Эдуарда Николаевича Гладкова «Эдуард Лимонов в мастерской В. Сидура, ноябрь 1969 г.»
Часть первая
1
Захрустел раздавливаемый уголь, раздалось пыхтение, топот ног по крыше сарая, косо поднимающейся к самому окну, скрип отворяемой рамы, и там, в другой комнате, он неуклюже спрыгнул на пол.
— Что? — Проснувшаяся Анна, посвечивая белым плечом, приподнялась в постели.
— Спи. Квартирант явился…
Эд встал, натянул брюки, вышел в коридор и заглянул в другую комнату. Дверей в нее не существовало. Лысый, чернобородый Революционер в потертом черном пиджаке вынимал из карманов слои бумаг.
— Добрый вечер.
— Ночь.
Эд чувствовал себя хозяином квартиры. Директорский сын Борька оставил ему квартиру до самого августа. Революционера Эд получил довеском к квартире. Как мясники имеют право дать тебе к мясу кость (впрочем, не слишком большую), так Борька всучил Эду Революционера. «Иногда Володя будет приходить спать», — сказал Борька. Эд предпочел бы, чтобы он не приходил. Не потому, что Революционер плох, а потому, что получается, что Эд опять живет с кем-то. Он в первый раз в жизни получил во владение целую квартиру. Пусть и крошечную, с мышами, и тараканами, и облезлым холодным туалетом (расколотая ваза его покрыта несмываемыми гангренозными пятнами), но квартиру! В цокольном этаже школы в Уланском переулке, вход со двора. Борькин отец некогда был директором этой школы, когда же он умер, учебные власти постеснялись выгнать Борьку Кушера, его мать и сестру. Так они и остались жить в школе. Сейчас сестра вышла замуж, получила большую квартиру, и борькина-кушеровская мать переселилась к сестре. Борька один живет в Уланском и дружит с богемой. Богема ходит к нему пьяная, кричит, спорит, и начальство школы желает выжить Борьку. Однако это непросто сделать — выгнать сына покойного заслуженного директора из квартиры.
— Еле свалил от пидаров… Ебаное гэбэ… Два часа их по городу морочил.
Выложив на тахту бумаги, Революционер снимает пиджак.
— Садись.
Он провозит по полу один из стульев.
— Тише. Анна спит.
— Извини. Забыл… — Революционер вынимает из брючного кармана мешочек с табаком и, оторвав от лежащей на столе газеты «Известия» полосу, скручивает цигарку. Закуривает. Табак вонючий — так называемая махорка.
— Самиздат? — Эд кивает в сторону принесенных Володькой бумаг.
— Угу… Начало «Ракового корпуса» Солженицына и «Мои показания» Марченко.
— Не боишься таскать с собой?
— Боишься не боишься, надо… Слушай, Эд… — Лицо Революционера проясняется, он вскидывает ногу на ногу. Эд видит перед собой близко расшлепанный, нечищеный ботинок Революционера. — Хочешь внести свой вклад в общее дело? Перепечатай хотя бы пару глав Марченко, а?
— Не могу. Скорость у меня небольшая, и мне свои вещи печатать нужно. Новый сборник.
— Ты не понимаешь, как важно распространить Марченко. Чтобы люди знали, что происходит…
— Понимаю. Но для меня мои стихи важнее.
— Да ты хоть читал Марченко, Эд? — Революционер выдыхает вонючее облако дыма. Закрыв глаза, по запаху можно сказать, что это казарма, вокзал или тюрьма, а не Борькина квартира. Революционер отсидел свои шесть лет и вынес из мест заключения неуничтожимые привычки. Курит махорку, ругается как блатной, а между тем по происхождению он — интеллигентный человек. Отец его был историк, эсер и в прошлом даже террорист. Володька потомственный революционер. В первый раз его арестовали в 1948 году за призыв убивать председателей колхозов. Коллективизация Володьке не импонировала. Революционеру было тогда восемнадцать лет. Разве нормальный человек будет призывать убивать председателей колхозов? Вряд ли…
— Нет, не читал. А кто он такой?
— Ой, бля, молодые люди… Ничто-то вас не интересует. — Положив цигарку в раковину-пепельницу, Революционер встает и, найдя среди хаоса бумаг на продавленной Борькиной тахте нужную ему пачку, протягивает поэту. — На, читай. Это окончание. Начало должно быть где-то у Борьки. В ящиках стола, наверное. Читай сейчас, потому что завтра я должен все это отнести одной нашей девочке-машинистке. Потому Софья Васильевна так и сильна, что все вы не хотите палец о палец ударить, чтобы ее свалить…