Лукреция

В мегаполисе, где технологии диктуют правила, а человечность стала роскошью, Тимур совершает роковую ошибку — спасает Лукрецию. Она полуживой синтетик с остатками чужой памяти и тайной, которая перечеркивает её право на существование. Между ними возникает… любовь…

Закон называет их связь преступлением. Система готовится стереть их в пыль. Но Тимур верит, что у Лукреции есть душа.

Чем он готов пожертвовать? Своей свободой? Жизнью? Или…её?

Примечания автора:

В эпиграфе вся суть.

Эта история про:

• вечную любовь, которая существует вопреки всему

• выбор между долгом и безумием

• цену, которую приходится платить за право быть собой

Мы затаились в заброшенном секторе западного квартала, на опустевшем складе. Вжавшись в угол и укрывшись заплесневелыми тряпками и грязными коробками, замерли, боялись пошевелиться. Лукреция прикрывала меня холодным телом, чтобы дроны не засекли тепловые следы. Эти полицейские ищейки ежечасно проносились над нами, мигая красно-синими огнями сквозь дыры полуразрушенной крыши. Мы не знали, сработает ли наш трюк снова, и вздрагивали каждый раз, когда жужжание стальных шершней нависало над укрытием… Ночь тянулась бесконечно.

К рассвету, когда тревожная тишина поглотила всё, мы выбрались наружу. Изможденные, уселись на ржавой пожарной лестнице, втиснувшись между спутниковой тарелкой и грудой разбитых голопроекторов. Предрассветные сумерки обволакивали галечное побережье. Слышался мерный шепот волн и далекий скрежет нефтедобывающих машин, будто чудовищные цикады пировали у горизонта… Лукреция застыла, уставившись в свинцовую даль океана, и ждала проблески первого солнечного луча.

Я всё ещё жаждал сражаться за неё — рвать паутину запретов, выгрызать гниющую плоть законов.

Но в висках гудели слова Устава:

«Синтетик лишён прав… Синтетик не может вступать в любовные связи и семейные отношения с человеком… Нарушение карается утилизацией объекта и ссылкой человека в низшую касту».

Низшая каста — это смерть. Радиационные свалки. Лёгкие, разъедаемые ядовитыми испарениями. Но бежать было поздно — рано или поздно нас вычислят. Я не смогу отречься и притвориться, будто её голос не звенел в моих снах.

Крошечное багровое солнце выползло из-за клыкастого силуэта вышек, залив небо ржавыми бликами. Я сжал её руку, вдыхая запах озона и горелого кремния — резкий, металлический аромат умирающего синтетика… Аромат обречённости. Порыв солёного ветра коснулся её кожи. Под полупрозрачной кожей вспыхнули голубые прожилки — словно карта рек с погибшей планеты. Светящиеся узоры отразились в её серых глазах, и на миг я поверил: ещё не всё потеряно.

Всё началось в тот день, когда меня вышвырнули из клиники. Не за косяк — просто моё кресло отдали железяке. Кому нужен врач-человек, если автомат щёлкает анализы быстрее, точнее и без перекуров?

Профсоюз взорвался митингами. Кто-то разнёс витрину мэрии, кто-то подпалил ремонтного синтетика… Силовики накрыли нас за час. Из сотни протестующих выловили пятнадцать — для примера. Оштрафовали. Запретили заниматься медициной пожизненно. Сбросили в касту ниже по уровню. Хотя бы сохранили жизнь…

Чтобы оплатить штрафы, пришлось продать квартиру и электрокар. На вырученные крохи купил драную тележку на водороде и конуру в Девятом секторе — районе шахтёров и плавильщиков. С работой стало хуже: все вакансии для людей уже год как занимали андроиды. «Недостаток допусков» — вежливо врали в отделе кадров, переводя взгляд на клеймо ссыльного в моих данных. Я понимал, что никакой работы для меня не будет.

Три недели обивал пороги курьерских контор. Везде таблички: «Только для синтетиков. Людям вход воспрещён». Когда в кармане зазвенели последние монеты, поплёлся в «Ржавый клапан» — старинную пивнушку через дорогу от своего дома.

Бар вонял прокисшим суслом и солёной рыбой. За стойкой с кранами древний синтетик с потёртыми пальцами полировал кружки. Сталевары в прожжённых комбинезонах чавкали дешёвыми бургерами. Заказав лагер, я забился в угол, стараясь не слышать разговоров о прокатных станах. Горечь подступала к горлу — почему из всей толпы выбрали именно меня? Почему система всегда бьёт по слабому, а не по виноватому?

Тень перекрыла тусклый свет. Передо мной замер долговязый тип в инженерном халате. В руках — две пинты пенного.

— Свободно?

— Весь бар пустой, — буркнул я, тыча пальцем в свободные столы.

Он молча поставил кружку передо мной и сел напротив. Пиво пахло мягко, пшенично, с едва уловимой кислинкой.

— Вы тот врач с площади? Ваше лицо знатно завирусилось в интернете.

Сердце ёкнуло. Рука сама сжала стакан.

— Что вам надо?

— Ищу толкового человека, — он сделал глоток, смахнув пену с усов. — Дело законное. Для вас — точно.

— Я больше не врач.

— Но мозги-то остались? — инженер хрипло рассмеялся. — Меня зовут Эйнар. Конструирую для «Синтез-Примулы».

Я присвистнул. В корпорацию мечтал попасть каждый, кто имел дело с робототехникой.

— И что вы тут делаете?

— Ищу помощника. Вы же знаете свалку в Десятом секторе?

— Где три гектара завалено роботохламом?

— Верно. Нужно выуживать оттуда годные запчасти. Разбирать. Сортировать, — он приглушил голос. — Пять кредитов за заказ. В месяц — до двадцати, если повезёт с моделями.

Я поперхнулся пивом. Раньше за десять кредитов лечил целый месяц! МЕСЯЦ!

— Почему я?