Неподвластный феномен

Нынче планета — опасное место. Моря и океаны ползут в небо, вымывая человечество из нор.
У Северных Марианских островов возникает колоссальный водоворот, первый предвестник чудовищного катаклизма. Открывается путь в циклопический затопленный город. Группа исследователей погружается в тайны океана, не подозревая, что за ними следит подлинный кошмар глубин.
В ожидании потопа банкир-шутник планирует заточить собственную семью в стенах банковского хранилища. Этому предшествовали месяцы подготовки, проблески безумия и тонны дурных шуток. Но плох тот банкир, который не умеет облапошить ближнего своего.
Относительно спокойно существует биохимик с острова Гогланд. Цель его исследований — функции головного мозга вне тела. Но материалов никогда не бывает в избытке, и коллекцию мозгов животных пополняет экземпляр, добытый из черепа глубоководной твари. Новичок не мелочится и требует пищи — из других мозгов. И желательно человеческих.
Но всё это — лишь преддверие ада.
Глава 1. Черная Линза
1.
Океан лежал безмолвный.
Той ночью над водой не скользили даже призраки. Мир был покоен и мудр. Он не помнил, когда всё началось. Сказитель молвил бы, что в те стародавние времена солнце ходило задом-наперед, спасаясь от Лунных Волков кровожадной Жельярк, Владычицы Пяти Мертвых Снов. Это могла быть и история о том, как всевеликий Мана-Юд-Сушай однажды пробудился, а мир, который он удерживал на волоске сна, разрушился и пересобрался.
Как бы то ни было, океан в ту ночь лежал безмолвный.
Его воды позабыли время, когда их раскололи залы, арки и площади, овитые запахами, кои человек почел бы лихорадочными и несуществующими. Мир спал, позабыв о том, как в него вторгся кусок инородного пространства. То не было следствием битвы или грозной радости богов. Но так уж вышло, что один из Семи Великих Городов сдвинулся с места.
Кан-Хуг.
И был он пристанищем вод, что парили в залах, и предлагал он дары разума и плоти. Падение Кан-Хуга видел коварный Схизталамот – Тот, Чьи Глаза Смотрят В Колодец. Правитель пустого Этхалсиона внимал обертонам катастрофы, но не предотвратил ее. Ибо Семь Великих Городов постоянно сходят с диска времени и возвращаются на него.
Кан-Хуг глубоко вонзился в плоть океана и навсегда остался в ней. И нет страшнее заблуждения, чем мысль о том, что в снах когда-то звучало: «Ктулху фхтагн!» Этого никогда не происходило и не могло случиться, ибо давнее столкновение Р’льеха и Кан-Хуга не прошло бесследно, и остался только владыка пустого Кан-Хуга – чудовищный Йиг-Хоттураг.
Но кто знал об этом – либо сошел с ума, либо мертв.
А мертвое всегда безумно.
Океан лежал безмолвный, а в ту ночь по волнам не скользили даже призраки. И никто не ведал, что в глубинах зародилось движение. Оно не было приметным или опасным. Просто лопнула старая раковина моллюска. Во мраке возникла тончайшая струйка воздуха, похожая на танцующую серебряную иглу. Она вращалась всё быстрее и тянулась вверх – к истинному, а не воображаемому свету.
Лопнула еще одна раковина.
И еще.
Поднялись первые облачка морских отложений. Крошечный водоворот рос и удлинялся. И никому не было дела, что такие же ростки вскоре взойдут в других частях океана.
Это конец истории человека.
Ибо врата затонувшего Кан-Хуга распахнулись.
2.
Если кто-то не знает – у моря вкус газировки.
У любого моря и океана, если уж на то пошло.
Человек, обычно загоревший до состояния белозубого, заветренного дикаря, вбегает в воду, поднимая тучи брызг. Он не думает о вкусе, чей покой нарушил. Он не считается с тем, что этот самый вкус породило. Человек полагает, будто море – это сплошной цвет, плотность да веселый туман в голове. Но море – это вкус. Вкус газировки. Горькой, мутной и концентрированной. Шкворчащей на языке.
Эта мысль не была плодом усердных размышлений, и океанолог Радий Имшенецкий готов был поклясться, что лучших мыслей в ближайшее время не предвидится. У него на глазах, что в этот самый момент напряженно вглядывались в окуляры бинокля, происходило нечто поистине удивительное.
В километре от Калесника вращались многотонные громады воды. Они свивались в колоссальный, вальсирующий водоворот. Широкие полукилометровые рукава вращались неторопливо, но по мере приближения к центру сужались и набирали скорость, неся на скакавших волнах всю ярость солнца. Это напоминало незаживающий след, оставленный огромным небесным сверлом. И в самом центре след имел красно-коричневый оттенок сворачивающейся крови.
– Ты хоть что-нибудь понимаешь?
Радий взглянул на жену. Сегодня она надела бесформенные штаны цвета хаки и такую же рубашку. В былые деньки Таша носила белые шорты и тенниски. Впрочем, она была не единственной женщиной на корабле, так что ее длинные загорелые ноги смущали экипаж и личный состав экспедиции не сильнее пережаренной гречки.
Но былые деньки закончились, а в календаре не осталось места для новых.
Рядом околачивался Шацкий Юлиан, низенький гидрограф с черными глазками и характером робкой акулы. Он протягивал Таше еще один бинокль.
«Интересно, это Юлиан сказал ей поприличнее одеться? Видать, бережет свое новоявленное золотце… А кто же побережет меня? – Радий помрачнел. – В моем чертовом сердце сейчас тоже бушует водоворот из газированной воды».
– Вряд ли я понимаю больше твоего, Таша. – Он почувствовал себя глупо. За последние сутки это была чуть ли не единственная приличная фраза с его стороны. – Но мы всё поймем, правда ведь? Даже если нам придется нюхать друг у дружки под хвостиками, совсем как ты.
Юлиан предпочел тактично отмолчаться. А жаль. Отпечаток кулака был бы ему к лицу.
– Господи боже, Радий! – воскликнула Таша. – Ты бы и на перекличке у святого Петра припоминал это, да? Боже.
Не найдя должной злости для ответа, Радий продолжил таращиться на чудо природы. Исполинское полое сверло, невидимое глазу, но доступное воображению, всё так же стремилось куда-то в глубины океана, пока солнце опаляло доступную взору гладь, сотворяя иллюзию бескрайнего поля, засеянного светом. Хочешь – коси, а хочешь – плавай… если жизнь не дорога.
Радий понял, что вслушивается в далекий водоворот – внимает его беззвучным словам. «Здесь всё вертится, Радий, – шептала загадочная воронка, устраиваясь глубже в его сердце. – Здесь вертятся мысли, поступки и даже такие идиоты, как ты. Я – порождение гнилой мысли, и прямо сейчас ты раскручиваешь меня всё быстрее».