– Это называется «недалеко»? – возмутился Лесли.

– Если он не увидит еды, то ничего не заподозрит, – торжествовала Марго.

– После полутора часов в машине еще как заподозрит. Даже Ларри, – урезонил ее Лесли.

– Мы скажем, что это такой подарок по случаю его приезда, – уточнила мать. – В конце концов, мы не видели его десять лет.

– Десять мирных лет, – поправил ее Лесли.

– Не таких уж мирных. Мы пережили войну.

– В смысле, мирных без Ларри.

– Лесли, дорогой, нехорошо так шутить, – упрекнула его мать.

– Я не шучу.

– Из-за пикника по случаю его приезда он не станет устраивать скандал, – вставила Марго.

– Ларри способен устроить скандал по любому поводу, – убежденно сказал Лесли.

– Не надо преувеличивать, – сказала мать. – Надо будет спросить Джека насчет «роллс-ройса». Чем он, кстати, сейчас занимается?

– Видимо, разбирает автомобиль, – предположил Лесли.

– Как же он меня достал! – пожаловалась Марго. – Мы купили чертову машину три месяца назад, и почти все время она стоит разобранная. Это невозможно! Каждый раз, когда мне надо куда-нибудь поехать, двигатель валяется по всему гаражу миллионом кусков.

– Не надо было выходить замуж за инженера, – сказал Лесли. – Ты что, не знала? Им бы только все разобрать. Маниакальные вредители.

– Мы его попросим постараться и собрать «роллс» ради Ларри, – заключила мать. – Я уверена, он согласится.

Вышеупомянутый великолепный «роллс-ройс» модели 1922 года скромно простаивал в каком-то захолустном гараже, где и был обнаружен Джеком: краска облупилась, хромовые поверхности потускнели, но это по-прежнему была дама голубых кровей. Заплатив за нее приличную сумму в двести фунтов, он с триумфом приехал на ней домой, где под его заботливой опекой она вся расцвела и была наречена «Эсмерельдой». Ее кузов ослеплял, фурнитура из грецкого ореха была начищена до блеска, мотор не оскверняла даже капля машинного масла, а еще там имелись подножки, мягкий откидной верх, убиравшийся в солнечную погоду, поднимающаяся стеклянная перегородка, чтобы водитель не слышал критические замечания в адрес рабочего класса, и – вот где красотища – необычный, похожий на оркестровую трубу, телефон, по которому ты мог отдавать громкие команды шоферу. Это было все равно что владеть динозавром. На переднем и заднем сиденье легко усаживалось по четыре человека. Встроенный бар орехового дерева. Багажник, способный вместить четыре здоровенных сундука или двенадцать чемоданов. На такое авто не жалко никаких расходов. Джек левыми путями раздобыл пожарную сирену, исторгавшую наглое, оглушительное «та-та, та-та». Но ее включали только в особых случаях, а так пользовались обычным клаксоном с черной резиновой грушей, гудевшим, как вежливый морской лев. Его хватало, чтобы поторопить пожилых дам на переходе, а вот услышав пожарную сирену, двухэтажный автобус мог испуганно съехать на обочину, чтобы нас пропустить.

Тут как раз на завтрак пришел Джек в рубашке с закатанными рукавами, перепачканный машинным маслом. Мужчина среднего роста, с копной темных вьющихся волос, яркими голубыми глазами и носом, которому позавидовал бы римский император. Тот еще нос, с каким нельзя не считаться, выдающийся, увесистый, способный тронуть сердце самого Сирано де Бержерака, нос, возвещавший заморозки, и открытие паба, и шумную вечеринку: тут он начинал играть всеми красками, что твой хамелеон. В минуты тщеславия такой нос следовало выставлять напоказ, а в моменты стресса прятаться за ним как за каменной стеной. Он мог выглядеть то гордо, то комично, в зависимости от настроения. Раз увидев, забыть его было невозможно, как и клюв утконоса.

– Ага! – Нос у Джека зарумянился и задергался. – Кажется, запахло кипперсами? [1]

– На кухне, они еще теплые, – сказала мать.

– Чем ты занимался?

Этот вопрос Марго могла и не задавать: комбинезон в пятнах был достаточно красноречив.

– Чистил мотор «Эсмерельды», – последовало такое же излишнее объяснение.

Джек ушел на кухню, принес тарелку с двумя рыбинами, сел и принялся их разделывать.

– Не понимаю, что ты там делаешь с этой машиной. Вечно она у тебя разобрана, – посетовала Марго.

– Я знавал человека, который отлично разбирался с кипперсами, – обратился ко мне Джек, проигнорировав жалобы моей сестры. – Он их переворачивал на спинку и вытаскивал скелет. Очень лихо. Все косточки разом. Как струны арфы. До сих пор не знаю, как это у него получалось.

– Что с ней не так? – не отставала Марго.

– С чем? – в задумчивости переспросил муж. Он словно гипнотизировал рыбьи кости в надежде, что они сами вывалятся под его взглядом.

– С «роллсом», – уточнила Марго.

– С «Эсмерельдой»? – всполошился Джек. – А что с ней не так?

– Это я тебя спрашиваю. Ты меня просто бесишь.

– С ней все в порядке. Прекрасный автомобиль.

– Если бы мы на нем хоть иногда выезжали, – саркастически заметила Марго. – А что прекрасного в автомобиле, который вечно стоит в гараже с внутренностями снаружи?

– Внутренности не могут быть снаружи. На то они и внутренности, чтобы быть внутри.

– Как же ты меня злишь! – вскинулась Марго.

– Успокойся, дорогая, – вмешалась мать. – Если Джек говорит, что с автомобилем все в порядке, значит все будет хорошо.

– В каком смысле? – спросил Джек, заинтригованный.

– Мы хотим свозить Ларри на пикник, когда он приедет, – объяснила мать, – и подумали, что «роллс» отлично для этого подойдет.

Джек задумался, жуя копченую селедку.

– Хорошая идея, – наконец сказал он, к нашему удивлению. – Я как раз отладил мотор. Небольшая пробежка пойдет «Эсмерельде» на пользу. А куда вы хотите поехать?

– В Лалворт, – сказала мать. – Красивые места. Полуостров Пёрбек.

– А еще там хорошие холмы, – подхватил Джек. – Заодно проверю коробку передач.