Шрифт:
Я встревоженно уставилась на княгиню. Разыскивала в ее красивом лице ответы, но Анна Николаевна и бровью не дернула. Заставляла делать свой выбор.
– Решение только ваше, мисс Честер. Вам с этим потом жить, – подал голос ректор и поднялся со стула. Подошел к жене, ухватил мягко за локоток и потянул к двери смежного кабинета. – Дай ей время подумать, Ани.
Они исчезли за приоткрытой дверью. Сквозь щель просматривались угол желтого дивана и серебристый поршень магической кофе-машины. Звякнули керамические чашки, кто-то стал рыться в шкафчике и, кажется, случайно просыпал зерна.
Я слышала неловкий шепот и нежную возню, и могла лишь догадываться, что происходит в маленьком кабинете главной целительницы.
«Оставь память мне, куколка… Я сохраню ее за двоих».
Вернуть воспоминания. Все, до последнего кусочка. Соблазн был велик, но рождал сомнения: ничто не дается бесплатно. За правду я выплачу высокую цену. Память станет грузом… Подъемным ли?
Глава 7. Сокрытое
«Не вспоминай, ты сделаешь себе хуже, ягодка».
Голос Эрика был со мной. Остался на рубашке, впитался в кожу, вгрызся в каждую мурашку. Он колыхал волосы теплым ветром, ложился на ткань запахами крови.
Но зелье внушения выветрилось из организма, и голос был просто голосом, я вполне могла ослушаться.
Как поступить? Забыть тридцать дней? Отдать их ветру, солнцу и Судьбе-богине? Или заново прожить каждый, когда память будет возвращаться рывками?
Что со мной творилось? Почему для этого понадобилась «Иммора»? И главное… откуда появился «малыш»? Что теперь со всем этим делать?
Проблем было так много! Хрупкое кукольное сердце не справлялось с нагрузкой. Папа. Ребенок. Эрик. Иммора. Тридцать шурховых дней…
Как со всем справиться? Как не сойти с ума?
Я рухнула головой на больничную подушку, смятую неудобным блином, и позволила горячим слезам покатиться по щеке. В груди грохотало, спазмы разрывали сердечную мышцу. Это слишком для меня. Слишком.
– С каких пор ты так рано встаешь, пигалица? – просочилось шершавое сквозь шуршание ткани и жужжание кофемашины.
– С тех пор как выбрала себе самую бессонную профессию, – устало призналась княгиня.
Жужжание стихло, и я ясно расслышала звук поцелуя.
– Ани, тебе надо больше спать.
– Я знаю. Пытаюсь, – вздохнула она. – Мелисса вызвала ночью: Софи стало нехорошо, роды ожидаются со дня на день. Если неделю продержится – будет чудо. Я волнуюсь, Андрей… Я никогда не принимала роды у волчицы. Понятия не имею, как появляется на свет дитя вервольфа и метамага!
– Ты справишься. Как всегда, как со всем, – хрипло мурлыкал ректор, наминая шуршащую ткань. – И с Софи Осворт, и с этой девочкой… Помочь с извлечением Ублиума?
– Не нужно. Я сама, так лучше. Если память прорвется на середине процесса, а мы будем в ментальной связке…
– Не уверен, что хочу видеть сокрытое, – закашлялся князь. – И точно не хочу, чтобы на это смотрела моя жена.
– Вероника еще не решилась, – увильнула она. – Может, и не придется.
– Ей важно узнать.
– А если Эрик ее обидел? Если натворил такого, что и крепкая психика не снесет?
– Он не обидел. Не мог.
– Мне видится это иначе, Андрей. Владимирович, – резко выдохнула Анна и звонко поставила чашку.
– Я бы не смог.
– Не сравнивай его с собой. Ты совсем другое чудовище.
– А как похожи… – фыркнул Андрей Владимирович, с пыхтением зарываясь куда-то носом.
– Ты мое чудовище.
Ткань халата надрывно затрещала. От неловкости, что всякому свидетелю положена, я аж реветь перестала и поглубже зарылась в подушку.
– Мы не знаем, что там произошло, – глухо пробормотал ректор, давая «клыкастому товарищу» последний шанс. – И я не уверен, что должен вмешиваться в то, чего не до конца понимаю… А может, напротив, понимаю слишком хорошо.
– Он перешел черту. Сцена в Эстер-Хазе, похищение, «Иммора»… Ублиум!
– За это судить только ей, – мрачно отозвался князь.
– Она совсем дитя. Перепуганная, потерянная девочка, шокированная смертью отца.
– Паршивый отец был…
– Своего ты не убивал.
– А как хотелось! – фыркнул Карповский.
– Если бы ты меня… вот так…
– Знала бы ты, пигалица, как часто я мечтаю тебя обезволить, замотать в ковер и утащить в пыльное логово. Подальше от этого бардака. И тебе лучше не знать, что я намерен там с тобой делать, – тихо рассмеялся ректор и стиснул в руках что-то сопротивляющееся. – Или можешь ты. Я добровольно «Имморы» наглотаюсь. Сам сварю целую чашу. Только уведи меня подальше. Но воспоминания оставь!