В книге есть программные статьи и литературные портреты 20-х годов, дающие картину живой литературной жизни тех лет, а также поздние воспоминания о Блоке, Маяковском, Хлебникове. Кроме того, в сборнике представлены записки Зелинского о встрече писателей со Сталиным в 1934 году и о последних годах жизни А. А. Фадеева.
НА ЛИТЕРАТУРНОЙ
КОНСТРУКТИВИЗМ и КОНСТРУКТИВИСТЫ
КОНСТРУКТИВИЗМ И ПОЭЗИЯ
ГОСПЛАН ЛИТЕРАТУРЫ
КОНСТРУКТИВИЗМ И СОЦИАЛИЗМ
ЕВРОПЕЯНКА
ПЕРЕХОДНИК
КЕНТАВР РЕВОЛЮЦИИ
ФИЛОСОФИЯ УЛЯЛАЕВЩИНЫ
ИДТИ ЛИ НАМ С МАЯКОВСКИМ?
ВСТРЕЧИ
ВСТРЕЧА НА НЕВСКОМ
«ОЧАРОВАННЫЙ СТРАННИК» РУССКОЙ ПОЭЗИИ
БРЮСОВ. ПОЭЗИЯ И ГРУЗ ВСЕЛЕННОЙ
ЛЕГЕНДЫ О МАЯКОВСКОМ
писатель и ВЛАСТЬ
ОДНА ВСТРЕЧА У М. ГОРЬКОГО
В ИЮНЕ 1954 ГОДА
ПАРАДОКС о КРИТИКЕ
ПАРАДОКС О КРИТИКЕ
КАМО ГРЯДЕШИ?
ЛИТЕРАТУРА И ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО
notes
1
2
КОРНЕЛИЙ ЗЕЛИНСКИЙ
НА ЛИТЕРАТУРНОЙ ДОРОГЕ
ПОВЕСТЬ ВОСПОМИНАНИЯ ЭССЕ
АКАДЕМИЯ-XXI
2014
ББК 83.3(2)
УДК 82.091
З 49
Зелинский К.Л.
З 49 На литературной дороге. Сборник статей. – Академия-XXI, 2014. – 496 с.
Корнелий Люцианович Зелинский (1896–1970) литературовед и критик, один из основателей и теоретик литературного конструктивизма в СССР. В книге представлены программные статьи и литературные портреты из сборников конструктивистов 1920-х гг., воспоминания о Блоке, Маяковском, Хлебникове, а также не публиковавшиеся при жизни автора записки участника встречи писателей со Сталиным в 1934 г. и свидетельства современника о последних годах жизни Фадеева. Размышлениям о роли литературной критики в общественном сознании посвящены несколько статей 50–60-х гг. Автобиография автора публикуется впервые. Сборник адресован всем интересующимся историей литературы советского периода.
ББК 83.3 (2)
УДК 82.091
ISBN 978-5-91428-050-2
Переплет:
К. Юон. «Новая планета». Фрагмент. 1921
Форзацы:
фрагменты газеты «Известия ЛЦК»
(приложение к книге «Госплан литературы»). 1925
Фронтиспис:
К. Зелинский, 1946
ISBN 978-5-91428-050-2
СОДЕРЖАНИЕ
ПРЕДИСЛОВИЕ СОСТАВИТЕЛЯ
Должен признаться, мне нелегко было взяться за эту работу. Не раз и не два она откладывалась, хотя я и чувствовал необходимость издания сборника работ моего отца.
Литературная критика всегда была довольно узкой сферой в общественном внимании в сравнении с художественной литературой. Тем более – в наше время, когда она стала уделом специалистов. Но во времена далекого уже начала ХХ века она воспринималась образованным обществом как арена борьбы идей. Так было и в предреволюционные годы, и особенно в бурные двадцатые, когда рождалась советская культура, новая советская эстетика. Конечно, с позиций сегодняшнего дня многое представляется спорным, а то и неверным – что ж, это преимущество потомков – судить, так сказать, с расстояния, зная уже последствия исторических шагов. Но я бы не хотел судить. Хочу понять. Об этой эпохе написано уже немало книг и будет, вероятно, написано еще больше.
Почему значительная часть образованной российской интеллигенции так легко и с готовностью восприняла коммунистические идеи? Почему крупные и талантливые писатели, такие, как Горький и Брюсов, Есенин и Маяковский, например, стали идейными союзниками большевиков? Обожествили и идею, и затем персонально Ленина? Только ли это были мотивы выживания или карьеры?
«И вот случилась дивная вещь: так свершились исторические судьбы, что Россия, минуя все дороги старших, культурных западных сестер своих, первая вышла на всемирную дорогу социализма, дорогу всечеловеческого братства».
(«Конструктивизм и социализм»)
Ленин посулил русской интеллигенции и всему народу воплотить в жизнь великую мечту справедливого общества. Перекроить Россию. Перекроить весь мир.
«Россия сразу оказалась впереди всех самых смелых мечтаний».
(«Кентавр революции»)
Это был Великий Искус – строительство нового мира с чистого листа. Для очень многих из молодого поколения интеллигенции это была любовь, первая любовь – чистая, незапятнанная задними мыслями и расчетом. Вот как это воспринималось тогда:
«Истории было угодно, чтобы социальная революция совершилась впервые именно в России. Среди ее степей и бездорожья, среди ее кромешной тьмы, ее тухлых овчин, перин и блинов, над юродивой, вшивой ее былью разрядилась историческая гроза. Над ее просторами впервые пошли бури и над ней разразилась первая молния, предвестие аккумулированных историей сил, озарив «разумом» ее действительность».
(«Улялаевщина»)
Хотя расчет все же был: никогда еще в мировой истории не представлялось такого шанса немногим избранным перевернуть мировой порядок. Это была невероятно почетная и благородная задача: нести людям счастье, рай на земле.
Коммунистическая муза, одушевлявшая творчество энтузиастов революции, состарилась и одряхлела уже через 10 лет, в 30-е годы, но немало мужей искусства еще смотрело на свою спутницу и видело не ее согбенный и отталкивающий облик, а ту прекрасную, какой она была когда-то. И продолжали любить – несмотря ни на что. Не так просто человеку отречься от своей молодости, признать, что был обманут. Этим, на мой взгляд, объясняются многие судьбы и многие события, происшедшие гораздо позже – в 30-е, 40-е, вплоть до смерти Сталина и ХХ съезда.