– У вас неприятная манера угодничать, Флинн, граничащая с наглостью. Странно, почему я раньше этого не замечал?

Да потому, что она никогда раньше не позволяла себе подобного! В ужасе от своей глупости, Ванесса попыталась оправдаться:

– Я не хотела…

– Хотели. Но думали, что я не замечу. Я на самом деле произвожу впечатление самодовольного богача?

– Нет, конечно, нет, сэр, – не очень решительно соврала она.

Его рот скривился в ухмылке.

– Опять льстите, Флинн? Это что, входило в курс обучения в той привилегированной английской школе дворецких, которую вы окончили с отличием?

Это новое доказательство его превосходной памяти обескураживало. Ванесса схватила простыни, прижала их к груди и не стала отвечать, так как любой, даже самый хитроумный ответ ему все равно не понравится. Он просто не хочет, чтобы ему что-то нравилось. Ему нужен козел отпущения, поскольку он расстроен. Своей иронией она себя подставила.

А Бенедикт вкрадчиво продолжал:

– Вот так. Угождайте мне. Ничего с вами не случится. Вы ведь знаете, что я не могу вас уволить.

– Не можете? – В его подстрекательском тоне Ванесса почувствовала какую-то ловушку.

– Ну, я мог бы, но это осложнит мне жизнь.

– Конечно, осложнит. – Ванесса была сбита с толку.

– Вы смогли бы связать мне руки юридическими проволочками на много лет…

– Каким образом?

Своим поспешным вопросом она выдала заинтересованность. Бенедикт прищурился, а Ванесса выпрямила спину, расправила плечи и подняла подбородок, пытаясь таким образом показать свое физическое превосходство над ним.

– Значит, я могла бы, не так ли? – переспросила она, стараясь придать голосу твердую интонацию. Но ни жестами, ни словами уже не могла скрыть свое хоть и короткое, но отмеченное им замешательство.

– Могли бы?

– Да. – Она машинально покусывала полную нижнюю губу.

– А как именно вы это сделаете?

Она была в полной растерянности. Взгляд его голубых глаз породил бурю в ее душе, из которой она не знала, как и выплыть. А его это забавляло, и смотрел он на нее почти с сочувствием. У нее комок подкатил к горлу.

– Ну, я… я…

– Не знаете, да? – мягко спросил он. – Вы ведь понятия не имеете, о чем я говорю. Она выше задрала подбородок.

– Ничего подобного. – Ее тон подразумевал, что ей все равно. Но он не поверил.

– Вы разве не поняли, что вам объяснял адвокат судьи Ситона? – спросил он все так же ласково, и это привело ее в ярость. – Он заверил меня, что поговорил с вами сразу после похорон и что вы показались ему рассудительной.

Наморщив гладкий широкий лоб, Ванесса пыталась вспомнить.

Судья Ситон был для нее не только спасителем, но и человеком, которого она уважала и любила. Он избавил ее от несчастья, а она в свою очередь поехала с ним на другой конец света, спасая его от вполне понятного после ухода на пенсию чувства потерянности и тягот, связанных с преклонным возрастом и вспыльчивым характером. Одинокий по натуре, судья никогда не был женат. Когда ему стало трудно передвигаться и начались провалы в памяти, именно Ванесса вывела его из состояния депрессии и вдохновила на написание книги, над которой он продолжал увлеченно работать до самой смерти. Это была история «Уайтфилд-хауса» – дома, куда он переехал, – и всего графства.

Смерть судьи, хотя и не внезапная, учитывая состояние его здоровья, оказалась для Ванессы ударом; во время похорон она словно оцепенела и с невольной враждебностью воспринимала любой намек на то, что придется покинуть прибежище, которое она постаралась создать для себя в Уайтфилде. Она отключалась при одном лишь упоминании о высокомерном молодом узурпаторе, который, как ей казалось, слишком торопился вступить во владение наследством, хотя ни разу не посетил своего благодетеля, пока тот был жив, и не приехал даже на похороны.

Когда Бенедикт Сэвидж спустя неделю наконец появился, то оказалось, что он совершенно не похож на покойного судью – ни внешне, ни по характеру, и это Ванессе тоже очень не понравилось.

Тот факт, что враждебность их оказалась обоюдной, стал вполне естественным следствием ее заранее составленного о нем мнения. Она не хотела искать тому никаких объяснений. К неприязни мужчин ей было не привыкать, и она умела с этим справляться. А интерес мужчин ее беспокоил, делал неловкой, безвольной и – что хуже всего – ужасно беззащитной.

– Я помню, он что-то говорил о завещании, – медленно произнесла она. – Что никакого финансового обеспечения для меня там нет, но я его и не ожидала, ведь я не член семьи и проработала у него всего два года. Я точно не помню, что говорил адвокат, так как устала и не очень внимательно слушала. Как вы знаете, мне одной пришлось заниматься приготовлениями к похоронам. Вы появились, когда все закончилось. – В ее голосе прозвучал налет недовольства, как отголосок той враждебности трехлетней давности.