Весь костюм, от головы до ступнёй ног, спереди и сзади, обшит цветными полосами и обильно украшен красным орнаментом, изображающим спиральные круги, стилизованных рыб, птиц и животных.

Удэхейцы — большие любители металлических украшений, в особенности браслетов и колец. Некоторые старики ещё носят

в ушах серьги; ныне обычай этот выходит из употребления. Каждый мужчина и даже мальчики носят у пояса два ножа: один — обыкновенный охотничий, а другой — маленький кривой, которым владеют очень искусно и который заменяет им шило, струг, буравчик, долото и все прочие инструменты.

Проговорили мы почти до полуночи. Пора было идти на покой. Удэхейцы взялись караулить бивак, а я пристроился около Дерсу, лёг спиной к огню и скоро уснул.

На другой день с бивака мы снялись рано и пошли по тропе, проложенной у самого берега реки. На этом пути Нахтоху принимает в себя с правой стороны два притока: Хулеми и Гоббиляги, а с левой — одну только маленькую речку Ходэ. Нижняя часть долины Нахтоху густо поросла даурской берёзой и монгольским дубом. Начиная от Локтоляги, она постепенно склоняется к югу и только около Хулеми опять поворачивает на восток.

От Ходэ долина сразу начинает расширяться. По сторонам, в горах, произрастают хвойные леса, а внизу, в долине, — смешанные, с преобладанием тополя и каменной берёзы. Кроме этих пород мы встречаем здесь мелколистный клён с серой корой и густой кроной, ильм, красивое, стройное дерево со светлосерой корой, и тис — оригинальное хвойное дерево с красными ягодами. Затем идут такие породы, которые не знаешь куда и причислить: к кустарникам или деревьям, например бересклет широколистный, дающий длиннокрылые плоды, и кустарниковая ольха с блестящей тёмной корой. Особенно часто на Нахтоху встречаются таволга бузинолистная и жимолость, дающая чёрные, с сизым налётом кислые ягоды.

Последние дни были холодные и ветреные. Анемометр показывал 225. Забереги на реке во многих местах соединились и образовали природные мосты. По ним можно было свободно переходить с одной стороны реки на другую.

Километрах в 10 от реки Гоббиляги кончается лес и начинаются открытые места. На последней поляне мы нашли три удэхейские фанзы. Здешние удэхейцы обзавелись китайскими постройками весьма недавно. Несколько лет назад они жили ещё в юртах. Около каждого домика были небольшие огороды, возделываемые наёмным трудом китайцев. Последние являются среди удэхейцев половинщиками в пушных промыслах. Из расспросов выяснилось, что река Нахтоху—северная граница, до которой с юга китайцы распространили своё влияние. Здесь было их только пять человек: четыре постоянных обитателя и один пришлый, с реки Кусуна.

Провожавшие нас удэхейцы бросились к нему и стали осматривать его обувь: в ней не хватало одного гвоздя. Они развязали его котомку, вынули из неё соболя и сообщили все подробности, при которых он совершил кражу. Китаец, полагая, что за ним подсматривали из кустов, сознался.

Удэхейцы удалились, довольные тем, что нашли свою добычу. Но не так отнеслись к этому остальные китайцы. Они пошептались между собой и затем объявили провинившемуся, что он опозорил их всех и потому должен оставить реку Нахтоху навсегда и уйти в другое место. Виновный, стоя с непокрытой головой, выслушал свой приговор и обещал на другой же день уйти из долины, чтобы никогда в неё более не возвращаться.

От туземного посёлка до моря не более 8 километров. Недалеко от последней фанзы тропа разделилась надвое. Аринин пошёл влево, а мы — прямо к берегу реки. Скоро он возвратился назад и сообщил, что среди тальников в маленькой лодочке лежит «морской бог». Я велел ему принести бурхана к себе, но затем раздумал и пошёл туда сам. «Морской бог» в лодке оказался мёртвым младенцем в гробу. Трупик засох и превратился в мумию. Рядом с ним оказалось целое кладбище. Одни гробы стояли на коротких сваях под крышей, другие были засунуты между стволами тальников. Расколотые лодки, поломанные нарты, разорванные рыболовные сети, весла и остроги были брошены тут же, около могил.

Я хотел было вскрыть один из гробов, но в это время в стороне услышал голоса и пошёл к ним навстречу. Через минуту из кустов вышли два удэхейца, только что прибывшие с реки Един.

Они сообщили нам крайне неприятную новость: 4 ноября наша лодка вышла с реки Холонку, и с той поры о ней ни слуху ни духу. Я вспомнил, что в этот день дул особенно сильный ветер. Пугуй (так звали одного из наших новых знакомых) видел, как какая-то лодка в море боролась с ветром, который относил её от берега всё дальше и дальше; но он не знает, была ли то лодка Хей-ба-тоу.

Это было для нас непоправимым несчастьем. В лодке находилось все наше имущество: тёплая одежда, обувь и запасы продовольствия. При себе мы имели только то, что могли нести: лёгкую осеннюю одежду, по одной паре унтов, одеяла, полотнища палаток, ружья, патроны и весьма ограниченный запас продовольствия. Я знал, что к северу, па реке Един, ещё живут удэхейцы, по до них было так далеко и они были так бедны, что рассчитывать на приют у них всего отряда нечего было и думать.

Что делать?