– Вы развелись? – спросила она участливо.

Я бросил быстрый взгляд на Ксану (она глядела на меня, как снайпер в прицел, – с острым прищуром) и продолжил свое вранье:

– К счастью, мы не были расписаны. Она предпочла меня другому.

Судя по всему, я попал в «яблочко». Зинка вдруг вспыхнула, ее лицо пошло пятнами, и она с ненавистью сказала:

– У меня та же история. Два дня назад привел домой… заморскую чувырлу. И спрятал ее на даче… думал, что я не узнаю. Как он мог!? Гад, гад, гад! – Она закрыла руками лицо и заплакала без слез, но с причитаниями: – За что мне такое-е… Какая я несчастная-а… Ксана, он мерзавец… негодяй! Ты была права-а… Все, разведусь, разведусь к чертовой матери! А эта… американка. Все невинной прикидывалась… в душу влезла. Сука, сука! У-у-у!…

– Успокойтесь, пожалуйста! – беспомощно засуетился я возле Зинки, чувствуя себя последним негодяем.

Терпеть не могу женских стенаний и слез.

Ксана к истерике своей бывшей закадычной подружки отнеслась гораздо хладнокровней. Она сходила на кухню, принесла стакан холодной воды и заставила ее выпить. Зинка немного успокоилась.

– Сегодня утром я устроила ему сцену и ушла, – сказала она куда-то в пространство. – До города меня довезли соседи – я не стала брать машину. Пусть подавиться ею! Мне от него ничего не нужно. Ни-че-го! Целый день я бродила по городу сама не своя. Даже не помню, где… А вечером, – она наконец посмотрела на Ксану, – пришла к тебе. Мне просто некуда податься… – Она жалобно всхлипнула. – Но тебя долго не было. Я ждала, ждала… и уснула на скамейке. На той, что возле детской площадки. Проснулась, смотрю, в твоих окнах горит свет… Вы уж извините меня… я не знала…

– Зина, перестань, – строго сказала Ксана. – Ты правильно сделала, что пришла ко мне. Твой Клычков еще тот фрукт. Между прочим, когда ты выходила за него замуж, то хорошо знала об этом. А еще скажу тебе, подруга – ты родилась в рубашке. Так что не разводи тут слякоть, все в жизни относительно.

Она с решительным видом посмотрела в мою сторону. Я кивнул: все верно, пора. Так уж и быть, приму огонь на себя.

– Ты о чем? – встрепенувшись, с тревогой спросила Зинка. – Что-то случилось!?

Ах, это знаменитое женское чутье! Хватило всего одной фразы, чтобы сработала Зинкина интуиция. Она еще не знала, о чем пойдет речь, но уже поняла, что слова Ксаны не сулят ей ничего хорошего.

– Простите, вы жена Клычкова? – спросил я с деланным удивлением.

– Да… – Зинка перевела взгляд на меня.

– Тогда мужайтесь…

Я изобразил неземную скорбь, и так в нее поверил, что едва не уронил скупую мужскую слезу. В глубине души я даже зааплодировал себе – талант!

Оказывается, при определенном усилии можно стать посредственным актером даже не имея к этой профессии никаких наклонностей.

Мне вдруг стало понятно, почему в наших «мыльных» операх большинство актеров (в особенности молодых), несмотря на разнообразие одежд, на одно лицо – будто матрешки. Просто их на это учили, не более того. А божью искру или забыли зажечь, или она в них и не ночевала.

– Что вы… Что, что такое!? – Зинка вскочила. – Ну говорите же, говорите!!!

– Сегодня утром на своей даче ваш муж… был убит, – сказал я с сокрушенным видом и тяжело уронил голову на грудь.

Играть так играть…

Прошло десять секунд, затем двадцать… Никакой реакции. В квартире стояла мертвая тишина. Уж не хватила ли несчастную Зинку кондрашка? – мелькнула в моей голове боязливая мыслишка.

Я исподлобья посмотрел на Зинку.

Блин! Ничего не понимаю… Я ожидал бурных слез, рыданий, вплоть до обычного бабьего воя, и прочая, но никогда не думал, что увижу на лице внезапно овдовевшей женщины выражение злобного торжества и еще чего-то, не поддающегося расшифровке.

Оскалившись, как волчица, Зинка всем своим видом напоминала литературную ведьму, готовую отправиться на шабаш. Она вдруг стала зловеще красива, и теперь я понял, почему Клычков накинул глазом именно на нее.

Есть люди, которые в повседневной жизни не привлекают особого внимания. (Это относится и к мужчинам, и к женщинам). Но стоит им попасть в необычную обстановку, когда требуется максимальная концентрация и мобилизация всех внутренних ресурсов, они мгновенно преображаются.

Некрасивые становятся писаными красавицами, тихони – гениальными ораторами, способными увлечь за собой массы, нескладные увальни – отменными танцорами, а застенчивые домоседы – душой компании. Конечно, для таких метаморфоз очень важно наличие недюжинного ума. Тупого индивидуума нельзя зажечь даже напалмом.

Похоже, Зинка была далеко не дура. В принципе, наличие у нее незаурядных способностей можно было предполагать. Отхватить такого козырного мужа, как Клычков, при совсем не блистательной внешности и в такие годы (Зинке стукнуло никак не меньше тридцати с гаком) – это надо уметь.

– Она… кгм! – Зинка прокашлялась. – Ее тоже убили?

– Вот чего не знаю, того не знаю, – снова солгал я, не моргнув глазом. – Убиты трое – ваш муж и его охрана. Это факт, не вызывающий сомнений.

Зинка какое-то время размышляла, при этом ее лицо превратилось в холодную маску, а затем с сомнением спросила:

– Он… точно убит?

– Точнее не бывает. Снайперская пуля. Сам видел.

Зинка вдруг встрепенулась.

– Что значит – сам видел? – спросила она, глядя на меня с подозрением. – Вы приезжали к нам на дачу?